Борис Мишарин - Ангел возмездия

• Название: Ангел возмездия
• Автор: Борис Мишарин
• Жанр: Современная проза

Крупный российский ученый Михась попадает в следственный изолятор за убийство. Через два месяца следователь освобождает его из-под стражи за отсутствием состава преступления. Сломанная судьба, потерянная работа… и нет виноватых. Его научные открытия не востребованы государством, но мафии и обществу они необходимы. Михась влюбляется и начинает свой бизнес, ведя с мафиози тонкую и опасную игру на выживание. Мастер боевых искусств Кэтвар влюбляется в женщину легкого поведения. В жестокой и кровавой борьбе за ее моральный облик, за свой бизнес и положение преступает черту дозволенного. Физическая расправа карается законом, но в данном случае мораль и общество на его стороне. Как быть, если правоохранительные органы бессильны, а мафия процветает? Оставить как есть или бороться? Михась и Кэтвар — разные и незнакомые пока друг с другом люди, которые не желают ждать действенных мер милиции и прокуратуры. Они ведут свою тайную и эффективную борьбу с преступностью. Но и они теперь вместе

---

Парни приободрились с последних слов, даже шутить стали, но страх перед будущим наказанием, степень которого они еще точно знать не могли, заполнял их трусливые душонки все больше и больше.

«Дебилы, — мысленно обозвал их старший, — не понимают, что все серьезно, очень серьезно. Такие и расколоться враз смогут».

— Так, встали все, и вышли из машины, — уже вслух приказал он.

— Зачем? — послышались вопросы.

— Вот дебилы — ссать все пойдем. Спросят — где ссали: вот и покажем на стену.

— А-а-а, — раздалось в ответ.

Пока мочили стену дома, старший рассуждал про себя: сообщить по рации о пропаже или подъехать лично. То и то могло обернуться по-разному. Зачем растрепали в эфире или почему сразу с места не сообщили. Что выбрать? И он принял решение — подъехать, сообщить дежурному, пусть тот поднимает начальника с теплой постельки. Такую информацию до утра держать нельзя.

Кэтвар отошел от машины на квартал, остановился с четырьмя автоматами на плече и тоже стал рассуждать. Выкинуть — нельзя. Могут подобрать чужие и использовать потом в плохих целях. Значит нужно спрятать на время, выждать немного, пока уляжется ажиотаж, а потом и сдать оружие ментам анонимно. А пока ждать, выяснить: что за версию задвинут провинившиеся ОВОшники, горе кавалеры местных путан.

Спрятав оружие, он поплелся домой. Более уже не хотелось никаких приключений, да и таких он не ожидал. Предполагалось что-то более серьезное и моральное. Например, помочь жертве ограбления, спасти честь девушки… А здесь остался лишь неприятный осадок от низости, пошлости и элементарной гадости происшедшего события. Дома, стараясь не шуметь и не разбудить никого, он тихонько разделся и лег в постель.

А в районном ОВО начинался переполох. Начальник долго не мог понять, как могло произойти по существу невозможное. Если бы произошло нападение — было бы наверняка легче, вернее понятнее. А тут просто проссали четыре автомата, которые выплывут неизвестно где и неизвестно в кого могут пальнуть. Он долго орал, матерился, расспрашивая подчиненных и тоже, как и они, прежде всего, беспокоился о своей судьбе, прекрасно понимая, что с работы можно вылететь запросто.

Район пропажи осмотрели и прочесали своими силами, но ничего не нашли. Хватали ночных прохожих, нервно расспрашивая о том, что они видели, куда, откуда и почему шли так поздно по улице. Но нужного ответа не получали, злились и понимали, что дальше утаивать ситуацию невозможно.

Начальник, охая и вздыхая, оправдываясь и обещая, доложил о ЧП своему начальнику. Тот, переварив ситуацию, уже своему. Так и покатился доклад вверх, разветвляясь в стороны по оперативным службам, способным что-то предпринять конкретное и, естественно, в отдел собственной безопасности, который и допрашивал сейчас провинившийся экипаж с пристрастием.

Кэтвар тихо вошел в дом, стараясь не разбудить домочадцев, разделся и лег в постель. Марина инстинктивно пододвинулась к нему поближе, чувствуя родное тепло сквозь дремоту, обняла одной рукой и погрузилась успокоено в глубокий сон. Ее любимый был рядом, а значит можно не переживать сердцем, давая ему работать умеренно и безмятежно.

А Кэт не смог уснуть сразу, лезли в голову разные мысли о сущности бытия, о произошедшем и подобных случаях. Но, заставив себя не думать, поправил одеяло и уснул. Хотя где-то внутри сидел маленький и незаметный червячок, бередящий внутренности и мозг, и не находил выхода. Не насытило, не успокоило его и ночное приключение, зачем собственно и прогуливался по ночному городу носитель необычного беспокойства.

* * *

Чернова за ужином кушала молча, стараясь не поднимать глаз, особенно на Кэтвара. Уже месяц, как она устроилась работать на свое старое место, которое не казалось по-прежнему родным и уютным. Многие работники, которых она знала, перешли работать в другие места — кто-то ушел в бизнес, кто-то в другую редакцию, а кто-то вообще уехал из города. Из оставшихся малознакомых лиц некоторые попытались с ней сблизиться, но внутреннее чутье подсказывало, что предлагалась не бескорыстная дружба, а, скорее всего, профессиональный интерес. Интерес к ее прошлому, которое болью отдавалось в сердце при каждом упоминании и не только — поднывало постоянно внутри израненной души. Чувство, что ее пристально разглядывают, чувство некоего экспоната не покидало. И она понимала, что иногда относится к коллегам предвзято. Предвзято с точки зрения своего прошлого. Старалась бороться с этим и замыкалась в себе.

Но сегодня днем случайно увидела человека. Человека, которого по ее понятиям не должна была увидеть еще, по крайней мере, года два. Удивившись, Чернова проследила за ним и убедилась, что он зашел в здание главного управления центрального банка области. Пораспрашивала у охраны и поняла — нет правды на свете. Ни в отношении ее, ни в отношении этого, человеком которого назвать можно было с большой натяжкой. И то только потому, что он биологически принадлежал к этому роду и виду.

Шла обратно и огорченно думала — почему так все происходит на белом свете? Почему она, честный и порядочный человек, провела за больничной решеткой целых пять огромных лет и почему он, который должен сидеть в тюрьме, живет и жирует в свое удовольствие?

Огорчение постепенно перерастало в злость. Нет, не в ярость, а именно в злость, действенную злость, которая заставила забыть про людской, скорее всего журналистский, интерес к своей персоне и перейти к определенным поступкам.

Нахлынувшие воспоминания возмущали и одновременно вызывали стыд за свою наивность и нежелание понять происходящее.

Очень давно, еще во времена студенческой молодости на журфаке, Валентина начала писать, как и многие ее коллеги. Как-то раз решила написать и о милиции, ее авангарде — региональном управлении по борьбе с организованной преступностью. Долго ходила по милицейскому начальству, которое, мягко говоря, относилось к ее братии не очень. Наконец один из них привел ее к старшему оперуполномоченному по особо важным делам, бросил кратко: «Вот тебе журналистка, знакомься, общайся, но в рамках дозволенного», и ушел, более ничего не сказав.

Чернова осмотрелась — достаточно большой кабинет и всего два стола. В райотделах в таких кабинетах по пять — шесть человек сидят. Все-таки чувствовалось элитное управление хотя бы по площади, убогость обстановки присутствовала и здесь.

Опер внимательно и даже демонстративно оглядел ее и, как ей показалось, останавливая взгляд на ногах, груди и лице, потом бросил сухо:

— Николай…. Присаживайся.

— Валентина, — ответила Чернова. — А по отчеству?

— Николай, — повторился он, закрывая папки, лежавшие на столе.

— Скажите, Николай, а почему вы так негативно настроены к журналистам?

Ее несколько покоробила манера общения. Эта показухость осмотра, раздевание взглядом… как будто сотрудник изначально старался настроить ее против себя.

— Негативно? — переспросил он с каким-то сарказмом и вытащил откуда-то снизу литровую банку с водой. Сунул в нее кипятильник и уставился, без зазрения совести, прямо ей в глаза.

Чернова удивилась — кипятильник представлял собой обыкновенный эбонитовый цилиндрик с намотанной спиралью. Один конец в воду, другой в розетку. «Сейчас замкнет», — подумала она и даже отстранилась немного. Но ничего не произошло.

— Конечно, негативно. Что я вам плохого сделала? — попыталась взять разговор в свои руки Валентина.

Опер усмехнулся, на мгновение отвел глаза в сторону, потом ответил:

— Вы — ничего.

Он заметил небольшой испуг журналистки, вызванный применением самодельного кипятильника. И непонятно чему усмехнулся.

Валентину начала бесить эта его краткая сухость и манера общения. Попыталась найти нужные слова, но сразу не получилось, и она тоже уставилась ему прямо в лицо. Потом произнесла с вызовом:

— Но я же чувствую…

— Кому нужны ваши чувства? — мгновенно перебил ее опер. — Читателям? Так им чувства не нужны. Слова? Может быть… но вы их словами и дурачите. Приходите сюда — слышите одно, а пишите другое. Разве вам правда нужна? Статейка, которая бы выглядела получше, погорячее. А правда в ней или кривда — вам наплевать.

Вода в банке своеобразно забулькала, забурлила, и Николай вытащил кипятильник, насыпал заварки и закрыл листом бумаги, придавив сверху обычной ложкой, что бы лист не сворачивался от температуры и влажности. Валентина узнала еще одну деталь быта оперативников — такие кипятильники называли они бульбуляторами за своеобразные звуки и делали их зэки на зоне.

— Понятно, — произнесла Чернова, — но нельзя судить по паршивым овцам обо всем стаде. Это и нас, и вас касается. Вас же то же частенько незаслуженно обвиняют по поступкам отдельных милицейских личностей. И если я напишу что-то стоящее, то вы первый это прочтете, отредактируйте содержание. Публикация после этого.