Михаил Кузмин - Дневник 1905-1907

• Название: Дневник 1905-1907
• Автор: Михаил Кузмин
• Издательство: Ивана Лимбаха
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2000
• ISBN: 5-89059-025-1

Дневник Михаила Алексеевича Кузмина принадлежит к числу тех явлений в истории русской культуры, о которых долгое время складывались легенды и о которых даже сейчас мы знаем далеко не всё. Многие современники автора слышали чтение разных фрагментов и восхищались услышанным (но бывало, что и негодовали). После того как дневник был куплен Гослитмузеем, на долгие годы он оказался практически выведен из обращения, хотя формально никогда не находился в архивном «спецхране», и немногие допущенные к чтению исследователи почти никогда не могли представить себе текст во всей его целостности.

Первая полная публикация сохранившегося в РГАЛИ текста позволяет не только проникнуть в смысловую структуру произведений писателя, выявить круг его художественных и частных интересов, но и в известной степени дополняет наши представления об облике эпохи.

---

9_____

Утром приехали купцы, покупающие дрова, 2 брата, белобрысые, красные и молодые. Они не пили чай со сливками, т. к. пост. О, милые, о, желанные, голубчики, красавцы, родные, близкие, среди поляков, евреев и интеллигентов — они ели постное. Все уехали, я один пишу дневник, вьюга, кошка села мне на плечо и мурлыкает, топится печка, — скоро ли увижу тебя, Саша?

9_____[64]

Опять заезжали к Гельманам, встретили на дороге молодого Шпилевского, возвращающегося домой, милого, как зайчик. Я все время, не дремля, думал о смерти, и Пр<окопий> Ст<епанович> показывал мне револьвер, объясняя, как стрелять. Но ах, как жалко: будет весна, запоют «Х<ристос> в<о>скр<е>се», не видеть нежных, ярких, плавных красок поморских икон! Но что же я могу сделать? Дуло у револьвера тонкое, холодное, что-то не то хирургическое, не то фотографическое. Отрава? действующая бы на сердце или мозг, а не на желудок, но где же достать ее? Стащить Варин мышьяк. И неужели, неужели это нужно сделать до Пасхи? Мне было печально и безразлично до отчаянья. Приехали к Шутовым, — там все тепло, светло; Шутиха угощала нас огурцами и капустой с постным маслом, очень вкусною. Повез нас Миша Шутов, снова сидя сбоку, бодро и весело, отчаянно погоняя на ухабах.

10_____

Приехали опять в ясное утро. Письма от Трусова, Александра и Гриши, что он придет в воскресенье и, если хочу, пить чай к Морозову в 5 час. У Казаковых очень соскучились по мне и беспокоились. Саши не было. Заходил вечером к Тюлину насчет пасхального яйца, самого Матвея не было, то, что готовится на Громовское, мне не очень понравилось и страшно дорого. Спросить у Одинцова. Но в лавке у Матвея прелестно. О деньги! если бы их было достаточно! Вечером у Казакова была толчея, он уехал во Псков; я со Степаном, проводивши его, поехали к Морозову, где был уже Кудряшев, и вдруг со мной здоровается Гриша, несомненный Гриша, присоединившийся к нам. Я много выпил и мало помню, Гриша меня провожал на извозчике до дому, и я помню, что его целовал и спрашивал, будет ли завтра разрешение вина и елея, а он говорил: «Ну да». Как у меня в кошельке вместо 3 руб. оказалась бумажка рублевая, я не помню. Ах, милый Гриша!

11_____

Мутит, тошнит, но голова не болит. Хочу в воскресенье позвать Сашу и пойти его поздравить с причастием. Но он сам пришел в магазин, в воскресенье придет, долго сидел, и пошли вместе. Потом я заезжал на Моховую за квасом. Вечером хотел было идти к Ек<атерине> Ап<оллоновне>, но поехал с Сережей за покупками к Полине Ивановне, к Баракову, в винную, было очень славно, но денег у меня совсем нет. Дома играл из <Thaïs{166}?> и читали «Саломею» Уайльда. Лег рано спать. Завтра всех увижу, Сашу и Григория.

12_____

Отчего мне не обратиться к Юше Чичерину? может быть, он смог <бы> сделать что-нибудь? Попытаться можно. На «Вечер современной музыки» программы мне не прислали, но что мне до этого? Наши все уехали, Гриша приехал в 3-м часу, все ждал гостей, — и были настороже. Пришли Саша, Козлов и казаковские. Гриша был в ударе и очень смешил, я почти не пил и отлично себя чувствовал. Засиделись до света, до 6-ти часов, и я не ложился спать; вид накуренной, загрязненной комнаты с пустыми бутылками, лишенной оживлявших ее людей, всегда противен. Что-то ответит Юша?{167}

13_____

Сегодня почти целый день в магазине. Степан поехал на Охту, обратно зашел ко мне, пошли вместе, зашли к Саше, тот обещал прийти вечером, часам к 5-ти, так что я, не заезжая домой, пообедал в магазине. Часов в 8 явился Броскин, советует мне нанять небольшую квартирку, комнату и кухню, рублей за 20; я бы поселился с Казаковым, но боюсь его превратностей. Вообще мы с ним строили разные планы и мирно и дружно беседовали. Ехали вместе. Тамамшев пишет Сереже, что мне предлагают писать музыку к сценам из «Аглавэна и Селизетта»{168}.

14_____

Приехал Казаков. Решил купить избр<анных> св<ятых>, если Юша исполнит мою просьбу. Была Осьмушникова. Макаров говорит, что Иов придет ко мне в 11 ч. Он открывает свою лавку, но он не пришел. Саши не видел, у Ек<атерины> Ап<оллоновны> не был. Что-то скажет Юша?

15–18_____

Я не ясно помню, что было, подробно, эти дни. Самое важное, что Юша согласен на мою просьбу и призрак смерти на время отступил от меня{169}. Приезжали насчет «Аглавэна и Селизетта». Видел каждый день Сашу. Был раз на Бассейной. Александр говорил, что его главный знакомый, когда тот описал меня, воскликнул: «Так это Кузмин, поэт, Михаил Алексеевич». — «Да, М<ихаил> А<лексеевич>». — «Он и прекрасный музыкант к тому же, я его хорошо знаю». Что же это — начало славы? Я давно уже думал, что у меня вырастут 3 известности. Был в Апраксине, светило солнце, ворковали голуби, мальчишки зазывали в лавки, было что-то нижегородское во всем. О, жизнь! Неужели возможность тебя не закрыта для меня!? Был Нувель, Поляков согласен на издание нот. Снова увижу солнце, иконы, услышу звон колоколов. Какое счастье! Как я вам благодарен, избранные святые, кот<орых> я обещал купить, если спасен буду.

19_____

Дал ответ Юше, приходили полотеры, весь день сидел дома, но ничего не писал; после обеда, не дождавшись Степана, отправился к Саше, но Степан не пришел и туда; посидевши часов до 10<-ти>, пришел домой, наши были в театре, Сережа вернулся из собрания кадетов, он в большом восторге от слышанного, даже до того, что когда при рассказе, как, например, к.-д., что: «Как не будут срывать креста с колокольни», с.-д. заметил, что: «Мы видели, что с колоколен не только срывают кресты, но даже с них палят из пушек», я сказал, что это глупый вздор, что 1-е — наглядный, популярный, общепризнаваемый пример святотатства, а 2-е, м<ожет> б<ыть>, будучи более преступным и безобразным, не несет ни одной из вышеуказанных черт, — он на меня обрушился, жаром заменяя убедительность. Победа кадетов почти очевидна, т. к. та именно средне-либер<альная> часть населения шла на выборы (местами из 2000 выб<орщиков> являлись 200), при большинстве едва ли (в деревнях) бойкотирующем, но просто практикующем старый быт. Конечно, это — наиболее действующая партия. Я бы хотел видеть Гришу, а м<ожет> б<ыть>, и нет; разговор на Бассейной меня перенес в какое-то Возрожденье или Мюссе. Слухи об известности в почти публичном доме; что-то шекспировское.

20_____

Как давно я не писал при свечах своего дневника. И это будто привычка к какой-то культуре; м<ожет> б<ыть>, я буду писать вскоре? Утром пошли с зятем, он на выборы{170}, я — в Гостиный двор; был ясный день, будто весной, и принаряженные, казалось, выборщики толпою входили и выходили из Сол<яного> Городка. Заходил в Апраксин к Кирьянову; у Макарова и Больш<акова> заперто. У Казакова все упаковано. Саша пришел в 4-м часу. Г<еоргий> М<ихайлович> тащил меня в Мариинскую и просил Сашу подождать, тот согласился, если только я опять вернусь, был очень мил. Пили потом чай и пошли еще при солнце домой под руку (почему у Броскина эта манера, не знаю). Он безусловно привык ко мне и как-то интимно настраивается, бывая вдвоем. Вечером у нас был Браилко и Тамамшев, но я рано удалился на покой. Я все еще не могу привыкнуть к мысли, что я в числе живущих. Занимался с детьми.

21_____

Утром, по обыкновению, был на Загородном. Иконы мои усердно подговляются[65]. Весна. Казаков рассказывал, как подбивают грешников, он знает обычаи старой Москвы, и это меня пленяет. Уезжая, он делал длинные наставления Степану; что-то было, что меня трогает. Вечером была такая заря, такой месяц, что было скучно от грязи и пьяных людей. Хотелось бы лечь и ни на что не смотреть. Вообще, мне было очень скучно, не знаю отчего. После вокзала заехали к Морозову.

22_____

Утром, только что мы со Степ<аном> решили идти проведать Сашу, как он сам явился, в русских сапогах. Домой я пошел не с ним, а поехал со Степ<аном>, который повез св<ятых> к Тюлину Дмитрию. Юша устроил и прислал чек{171}. Вечером Саша сам обещался прийти и пришел, мы сидели на одной скамейке у печки и тихо беседовали, пока не пошли домой. Хотел зайти проводить на вокзал или справиться, уехал ли я вечером.

23_____

Утром ездил в банк, потом в магазин. В Москву решил не ехать. Видел присланные древности. «Верую» отличное, «Недреманное око», и лучше всего створы. На вокзал Саша не пришел. Несмотря на Лидочкины имянины, я поехал на Бассейную, там было скучновато, и более всего занимался мытьем. Ал<ександр> слишком классичен, слишком солист его И<мператорского> В<еличества>, еле ползающий и снисходящий. Потом из магазина, где я тщетно прождал Броскина, я поехал со Степ<аном> на вокзал и к Дм<итрию> Матв<еевичу> Тюлину. Он живет у тестя на Невском, во втором дворе. Я видел его жену и тестя; теплая кухня, женщина в белом платочке, миловидная; длинная полка с иконами и лампадами, чистота на всем — все мне напоминало что-то далекое от Петербурга. Потом задумали поехать к Морозову. Туда пришли Козлов, Дмитриев и Клышкин с каким-то мне неизвестным художником, присоединились к нам. Потом мне пришло в голову познакомиться с знаменитым Сенькой из Морозова. Степан сказал человеку, и через минуту к нам сел, как ни в чем не бывало, мол<одой> человек, почти мальчик, беленький, шмурящийся, как котенок. Степан, пивший раньше у Одинцова, совсем раскис, что-то пел, хотел спать. Андр<ей> Ив<анович> говорил, что за меня готов все отдать, звал к себе на дачу, на Мологу, Семен Григ<орьевич> знакомился со мной и мило улыбался. Женщины с соседних столов кричали нас, незнакомых, по имени и, проходя мимо приказчика из бельевого магазина, сидевшего к проходу, походя целовали его, как котенка. Степан ругался, Козлов разбил стакан с чаем, все время играла машина, я пил не очень, и мне было весело. Потом Степана повели Козлов, Клышкин и Дмитриев, который и остался ночевать в магазине. Меня извозчик провез до Смольного, где он проснулся и я пробудился, т. к. лошадь остановилась.