Вячеслав Лопатин - Суворов

• Название: Суворов
• Автор: Вячеслав Лопатин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-235-03571-3

Книга В.С. Лопатина «Суворов» — третья по счету биография великого полководца, выпущенная в серии «ЖЗЛ». Можно ли сказать что-то новое о генералиссимусе, стоящем среди первых военачальников мира?

Автор считает, что можно. Ведь если одни называли князя Италийского, графа Суворова-Рымникского полудиким героем, кровожадным Аттилой и вандалом, то другие считали его Рембрандтом тактики, волшебником войны и спасителем Европы. Но кем же был на самом деле этот легендарный полководец?

На основе архивных документов и воспоминаний современников В.С. Лопатин переосмысливает некоторые известные постулаты, убедительно доказывает несостоятельность ряда растиражированных легенд, всесторонне анализирует взаимоотношения А.В. Суворова с его выдающимися современниками — в частности со светлейшим князем Г.А. Потемкиным, императрицей Екатериной Великой, императором Павлом Петровичем. Это позволяет читателю увидеть великого полководца в новом свете, получить более глубокое представление о его жизни и деятельности, о той роли, которую Александр Васильевич сыграл в российской и мировой истории.

---

— Ну вот, — говорит, — слава Богу, и ты объявился. А он про тебя испрашивал, корпусному самому велел тебя разыскивать. Постой туточки, я пойду доложу.

— Да на что же, — говорю, — сделайте милость, не беспокойтесь. Опосля явлюсь, а то, може, Его Сиятельство прогневается.

— Какой, — говорит, — прогневается! Нетто ты не знаешь его, непоседу? Коли не доложу, пожалуй, еще заругает.

Пошел он это, да скоренько и воротился.

— Иди, мол, кличет тебя!

Пошел я промеж господ-то, гляжу, Суворов лежит на траве и пот полотенцем утирает. А позади енералы и наш атаман стоит во всей броне. А подле Суворова — енерал со звездой стоит, плечистый, хмурый. Да видный такой. Сказывали — сам князь. (Вероятно, великий князь Константин Павлович или князь Петр Иванович Багратион. — В. Л.)

Как завидел меня Суворов, привстал, сел и говорит:

— А-а-а! Вот и казачок мой сыскался. Ну-ка, говори, как ты француза бил?

— Бил я его своими боками, Ваше Сиятельство, маленько он меня зацепил, да Бог спас: жив, здоров остаюсь!

— Ох-хо-хо. Помилуй Бог — вот напасть! Ну, а к лекарю ты ходил, небось?

— Какой там лекарь, Ваше Сиятельство! Водочкою с солью примочу, да вот те всё лечение!

Суворов как вскочит и давай подпрыгивать да похваливать:

— Вот, господа, то ли не богатырь? Не слабится, не бабится… Вот оттого он и француза победил… А что, казачок, чин-то какой на тебе? Не знаю, как и величать.

— Какой там на мне чин, Ваше Сиятельство, простой казак да и только. Молоденек еще я чины-то получать!

Все господа рассмеялись, да и сам я, признаться, осмелился — тоже рассмеялся: какие там чины, и на казака не похож — весь в крови, в грязи. Да еще и сапог правый где-то затерял; стременем, что ли, его стащило. Я думать про него забыл. Слава Христу, что еще жив остался. А тут гляжу — на одну ногу босой, при всех-то господах. Тьфу ты, пропасть. Оборванец, как есть! Князь показал на меня австрийскому командеру, а господа и пуще давай смеяться.

Только Суворов не смеялся — глядит да головою покачивает. "Эх, ма! Пообносились мы с тобой. Совсем нас француз ободрал! Ну, да зато великую службу мы Царю сослужили, а Царь нам с тобой за то пожаловал по кафтанчику да по исподничкам, да по паре сапожков, да по шапке, да по кушаку… Вон спроси хоть у самого атамана!"

Суворов подошел, поклонился нашему-то атаману и говорит: "Ваше Превосходительство, когда вы царскую милость нам с казачком объявить изволите? Ведь уж верою, правдою служили, крови своей не жалели!"

Низенько поклонился наш атаман Суворову: "Всё, мол, готово, Ваше Сиятельство, имею честь поздравить. Всё сегодня явится и сегодня же по войску объявится".

Я обрадовался, кричу: "Покорнейше благодарю, Ваше Сиятельство!"

Закрутился опять, запрыгал Суворов, подскочил ко мне, по плечу похлопывает да приговаривает: "Ой, хорошо! Ой, помилуй Бог, прекрасно! Защеголяем мы с тобой. Царская милость, шутка сказать! Небось пора и угощенье справлять. Эй, Прошка!"

Денщик как из земли вырос, а Суворов возьми да и обругай его ни за што, ни про што: "Что ты, пьяная рожа, стоишь да спишь? Нешто не видишь, что казачок объявился? Ведь он с французом бился, с коня свалился да еще сам излечился! Ты пьяница! Ничего-то ты не знаешь! Чай, це слыхал, что вон господин атаман сказать изволил. Ведь нас с казачком Государь пожаловал, а ты на такую-то радость, да и не подносишь! Иди живей — одному принеси, а другому припаси!"

Только денщик-то Суворова не боялся. Куда тебе! Он ему еще, с позволения сказать, нагрубеянил. Вот вы не поверите, а ведь хошь бы и тут — ворчать на Суворова стал: "Чего пьяница? Я сам поднесу. Отчего не поднести хорошему человеку? А вы не лайтесь при всех-то господах".

Потом подошел он ко мне, взял под руку и говорит: "Пойдем, казачок, пускай он тут кочевряжится, а мы, в самом деле, выпьем. Дело хорошее".

Суворов стал его ругать, а князь опять рассмеялся, и все господа развеселились. А денщик повел меня в палатку, напоил, накормил, спасибо ему! Сам атаман приходил меня поздравлять и чарку выпил, похвалил. Обещал родителям моим отписать. Награду вскорости я сполна получил. Суворов из своих рук два червонца пожаловал: "Как приедешь, мол, домой — в землю посади… Урожай будет!"

Так вот как я помню Суворова… Если нескладно рассказал, простите, а если чего недосказал, не обессудьте старика: память у меня нынче больно плоха стала.

А великий он был воин, этот самый Суворов! Теперь уж, чай, и не найдешь ему богатыря под стать. Так-то!»

Победа на Треббии произвела ошеломляющее впечатление и на врагов, и на союзников, и на русское общество.

Во Франции власть шаталась. Только что произошел переворот, изменивший состав Директории, а тут было получено известие о разгроме на Треббии. Обвиняемые в поражении генералы были вызваны в Париж. Макдональд, ставший впоследствии маршалом Франции, признавался в доверительных беседах с российскими дипломатами: «Хотя император Наполеон не дозволяет себе порицать кампанию Суворова в Италии, но он не любит говорить о ней. Я был очень молод во время сражения при Треббии. Эта неудача могла бы иметь пагубное влияние на мою карьеру. Меня спасло лишь то, что победителем моим был Суворов».

Режим Директории лихорадочно искал чрезвычайные способы для спасения Франции от близкой опасности вторжения. А в России ликовали. В храмах служили благодарственные молебны. Император Павел без изъятий утвердил представленный Суворовым список отличившихся. Сверх того была выслана тысяча знаков отличия для раздачи по усмотрению главнокомандующего. Всем полкам корпуса Розенберга было пожаловано право выступать на парадах и смотрах не под обычный армейский, а под гренадерский марш. Нижние чины получили по рублю на человека. Самому Суворову Павел пожаловал свой украшенный бриллиантами портрет для ношения на груди. «Да изъявит всем и каждому признательность Государя к великим делам своего подданного, им же прославляется царствование Наше!» — говорилось в рескрипте.

Награды получили не только участники битвы, но даже сидевший в Вене граф Разумовский, доносивший государю о восторге, с каким австрийцы встретили весть о победе. Правда, он же осторожно упомянул о скупости императора Франца, ничем не наградившего Суворова. Граф Воронцов из Лондона также доносил о ликовании англичан. Не без изумления писал он Суворову:

«Здесь, где никогда не палят из пушек, как токмо тогда, когда собственные их флоты либо войска одерживают над неприятелем победу, при сем случае, против обычаю, по приказу Короля палили из пушек с крепости Тауэр и в королевском парке…

Сегодня, распуская Парламент, в публичной перед Парламентом говоренной речи Король также не пропустил изъявить свою признательность к Государю Императору и отдать справедливость отличным Вашим талантам и подвигам. Сие также учинено против здешних обыкновений и единственно от восхищения о сей победе, ибо здесь, в Парламенте, Король никогда не говорит об иностранных полководцах».

В другом письме, особо подчеркнув, что Джон Буль (собирательный образ типичного англичанина, символ общественного мнения) «льстить не знает даже и противу собственного своего Короля», Воронцов сообщил фельдмаршалу: «Если есть причина, [он] открыто изъявляет свое неудовольствие, а если кого хвалит и прославляет, то верить можно, что без лести, без обиняков, а от искреннего сердца и от истинного уважения. Во всей Англии за всеми столами после здравия Королевского следует здравие Вашего Сиятельства».

Суворова называли спасителем Европы. Нарасхват шла биография полководца, написанная Антингом. Она была переведена на английский, итальянский и французский языки.

Огромным спросом пользовались портреты «великого московита». Все хотели видеть Суворова. Дело доходило до курьезов: ловкие дельцы пустили в продажу портрет первого президента Североамериканских Соединенных Штатов Джорджа Вашингтона, уверяя покупателей, что это «сам Суворов».

На другой гравюре, напечатанной в Лондоне 10 июня 1799 года, генерал-фельдмаршал и главнокомандующий Итальянской армией был изображен в виде сурового воина могучего сложения, с большими усами, одетым в отороченный мехом доломан, напоминающий гусарский, на голове кивер с перьями и кистью. Правая рука опиралась на тяжелую саблю.

Еще раньше (23 мая) появилась карикатура, исполненная неким Жильраем: опять гигант в том же наряде и с той же саблей, но без головного убора, а на крупной лысой голове над лицом с густыми бровями, огромными усищами и свирепо вытаращенными глазами виден большой шрам. Публикуя эту гравюру, известный дореволюционный исследователь суворовской иконографии С. Козлов отметил, что она «имела в Англии более широкое обращение, чем какой-либо из портретов Суворова. Она дает нам понятие о том, каким по внешности понимали в Англии Суворова. В представлении англичан, несокрушимые боевые успехи Суворова не могли быть достигнуты иначе, как человеком богатырского сложения, и вот они для полноты гармонии придают ему фигуру чуть ли не Геркулеса».