Вячеслав Лопатин - Суворов

• Название: Суворов
• Автор: Вячеслав Лопатин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-235-03571-3

Книга В.С. Лопатина «Суворов» — третья по счету биография великого полководца, выпущенная в серии «ЖЗЛ». Можно ли сказать что-то новое о генералиссимусе, стоящем среди первых военачальников мира?

Автор считает, что можно. Ведь если одни называли князя Италийского, графа Суворова-Рымникского полудиким героем, кровожадным Аттилой и вандалом, то другие считали его Рембрандтом тактики, волшебником войны и спасителем Европы. Но кем же был на самом деле этот легендарный полководец?

На основе архивных документов и воспоминаний современников В.С. Лопатин переосмысливает некоторые известные постулаты, убедительно доказывает несостоятельность ряда растиражированных легенд, всесторонне анализирует взаимоотношения А.В. Суворова с его выдающимися современниками — в частности со светлейшим князем Г.А. Потемкиным, императрицей Екатериной Великой, императором Павлом Петровичем. Это позволяет читателю увидеть великого полководца в новом свете, получить более глубокое представление о его жизни и деятельности, о той роли, которую Александр Васильевич сыграл в российской и мировой истории.

---

Медаль была выбита в 1791 году на Петербургском монетном дворе, ее автор — придворный медальер Карл Лебрехт. На лицевой стороне помещен профильный портрет Суворова. Знатоки суворовской иконографии давно разошлись во мнениях. Одни (Д.А. Ровинский, С.В. Козлов) считали это изображение совершенно непохожим на прототип, вымышленным, героизированным. Другие (М.Б. Стремоухов, П.Н. Симанский) доказывали, что изображение «не совсем вымышленное», на что «указывают некоторые схваченные на медали черты суворовского типа, как, например, выдвинутая вперед нижняя губа, изогнутое очертание бровей, развитые лобные кости, глубокие правильные морщины на лбу и сосредоточенное выражение лица».

Лучший исследователь портретов великого полководца А.В. Помарнацкий убедительно доказал, что профиль срисован с натуры, прибавив, что «Суворов на этой медали очень некрасив… на ней беспощадно подчеркнут его возраст со всеми присущими старости… чертами». В соответствии со вкусами времени он изображен в виде Геркулеса со шкурой немейского льва, наброшенной на обнаженные плечи. Однако героизация образа полководца неожиданно сочетается в изображении на медали с «весьма натуралистической передачей его невзрачной внешности», что, по мнению исследователя, противоречит «'основным установкам эстетики классицизма, неизменно требовавшей "поправления", идеализации "натуры"». Поэтому медаль стала своего рода «гротеском». Потемкин, раздраженный «дерзостью» подчиненного при встрече в Яссах, не только помешал производству героя в чин фельдмаршала, но и подсказал Екатерине «изобразить Суворова на памятной медали хотя и с атрибутами могучего Геркулеса, но без прикрас, а таким, каким он был в действительности».

Но это явная натяжка и дань антипотемкинской легенде. Именная медаль была очень редкой и, безусловно, очень почетной наградой. Румянцев получил такую медаль за Кагул, Орлов — за Чесму. Сам Потемкин удостоился трех таких медалей, последней — за очаковский штурм. Ее штамп резал тот же Лебрехт.

«Посылаю тебе медали три, кои ныне лишь поспели, — писала 7 сентября 1789 года Екатерина Потемкину. — Я в них любовалась на образ твой, так как и на дела того человека, в котором я никак не ошиблась, знав его усердие и рвение ко мне и общему делу, совокупно со отличными дарованиями души и сердца». Однако самому князю медаль не понравилась. «Изображен я сердитым, — отвечал он императрице, но тут же сгладил вырвавшийся упрек: — ибо сержусь, что не в силах заслужить бездны твоих милостей».

В апреле 1791 года Екатерине и Потемкину было не до иронии над Суворовым — Россия стояла на грани войны с Англией и Пруссией. Измаильский победитель в этом месяце несколько раз приглашался во дворец: 17-го он присутствовал на эрмитажном собрании и трижды (последний раз 24-го) удостоился чести обедать за «высочайшим столом». На другой день императрица писала Потемкину: «Я нахожу Вашу мысль — составить наилучшим образом значительный корпус в Финляндии и прежде всего назначить начальником Графа Суворова — отличною. И чтобы ускорить дело, посылаю Вам при этом записку к Генералу Суворову, если Вы найдете нужным передать ее ему». Тем же числом помечен рескрипт: «Граф Александр Васильевич! Я желаю, чтоб Вы съездили в Финляндию до самой шведской границы для познания положения мест, служащих для обороны оной. Пребываю к Вам доброжелательна. Екатерина».

Большинство биографов Суворова видят в этом назначении опять-таки происки Потемкина, якобы не желавшего присутствия измаильского героя на великолепном празднике, устроенном им 28 апреля в своем дворце, впоследствии названном Таврическим. На празднике присутствовали императрица со своим семейством, придворные, генералитет, члены дипломатического корпуса — всего три тысячи человек. Программу торжества помогал составить Державин, написавший тексты для исполнявшихся хоров. Он же в 1792 году опубликовал подробное описание праздника.

Одни живые картины сменялись другими. Гости слушали хоры, смотрели балет, который, по словам Державина, «представлял Смирнского купца, торгующего невольниками всех народов, но, к чести Российского оружия, не было ни одного соотечественника нашего в плену у сего корыстолюбивого варвара». «Какая перемена политического нашего состояния! — восклицал поэт и кабинет-секретарь императрицы. — Давно ли Украина и Понизовые места подвержены были непрестанным набегам хищных орд? Давно ли? — О! Коль приятно напоминание минувших напастей, когда они прошли, как страшный сон. Теперь мы наслаждаемся в пресветлых торжествах благоденствием. О потомство! Ведай: всё сие есть творение Духа Екатерины».

Особенно поразил гостей польский танец, в котором участвовал цвет петербургской молодежи. Две великолепные кадрили вели юные внуки государыни Александр и Константин. Танец сопровождал хор на слова первого поэта России.

Гром победы, раздавайся!
Веселися, храбрый Росс!

Как и балет, он был пронизан злободневным политическим содержанием:

Воды быстрые Дуная
Уж в руках теперь у нас;
Храбрость Россов почитая,
Тавр под нами и Кавказ.
Уж не могут орды Крыма
Ныне рушить наш покой;
Гордость низится Селима,
И бледнеет он с луной.
Стон Синила[21] раздается
Днесь в подсолнечной везде;
Зависть и вражда мятется
И терзается в себе.
Мы ликуем славы звуки,
Чтоб враги могли то зреть,
Что свои готовы руки
В край вселенной мы простреть.
Зри, премудрая Царица,
Зри, Великая Жена,
Что твой взгляд, твоя десница
Наш закон, душа одна.

Императрица, пробывшая на празднике девять часов, в письме своему давнему зарубежному корреспонденту, барону Фридриху Мельхиору Гримму подвела под торжество политический подтекст: «Зрелище было чудное… Вот так, государь мой, проводят время в Петербурге, не смотря на шум, и войну, и угрозы диктаторов!» Устроенный Потемкиным праздник продемонстрировал друзьям и недругам России несокрушимую мощь империи и отсутствие разногласий в ее верхах.

Пока в Таврическом дворце гремела музыка и звучали хоры, Суворов по раскисшим весенним дорогам двигался вдоль границы со Швецией. По какому-то недоразумению историки связали этот праздник с взятием Измаила, поэтому отсутствие главного героя объясняли кознями «всесильного временщика».

Выдающиеся победы армии и флота, венцом которых стало взятие Измаила, не приблизили мира. Султан Селим под давлением Англии и Пруссии поставил на место казненного визиря «бешеного» Юсуфа-пашу, зачинщика войны. Британский парламент проголосовал за вооружение флота. Готовые к походу на Кронштадт английские корабли ждали, когда на Балтийском море растает лед. Премьер-министр Уильям Питт Младший лично составил ультиматум России.

К западной границе империи выдвигалась прусская армия, а шведский король Густав настаивал на выплате крупных сумм, обещанных ему при заключении мира. В российской казне, истощенной двумя войнами и новыми военными приготовлениями, свободных денег не было, зато английский посол в Стокгольме предлагал их за «небольшую услугу» — разрыв мира с Россией и предоставление британскому флоту права пользоваться шведскими гаванями.

Поручение осмотреть границу в Финляндии, данное лучшему боевому генералу империи, было хорошо продуманным политическим актом. Екатерина в письме принцу де Линю в Вену высказалась на этот счет вполне определенно: «Страх ни на что не годится в сем мире, сказала я, как бы по вдохновению, при виде возвратившегося весьма неустрашимого Графа двух Империй Суворова-Рымникского, который от нечего делать съездил прогуляться в Финляндию…» Горячие головы были предупреждены: если Швеция рискнет воевать — придется сразиться с «росским Геркулесом».

Потемкин, несомненно, был осведомлен о попытках втянуть его друга в дворцовые интриги. Светлейший князь знал о коварстве придворных кругов, жертвами которых становились и не такие неискушенные люди, как измаильский триумфатор, и решил занять полководца делом. В суворовских письмах тех дней нет и тени уныния и обиды. Как всегда, он краток и точен, его сведения исчерпывающе полны, предложения целесообразны.

Екатерине, Потемкину и их соратникам удалось одержать победу в тяжелейшей дипломатической битве с европейскими противниками. Новая война была предотвращена. В Англии парламентская оппозиция убедительно доказала пагубность политики Питта для британской торговли и промышленности, премьера обвинили в потворстве корыстным планам прусского короля. На митингах в промышленных центрах Англии звучали протесты против намерения правительства послать флот на Кронштадт. Антивоенная кампания развернулась в печати. Теряя авторитет и доверие сторонников, Питт был вынужден отступить. Курьер, везший ультиматум России, был возвращен — вместо него в Петербург отправился специальный представитель правительства. Открывшиеся переговоры показали, что Англия войны не начнет, не решится на разрыв и Пруссия. На юг поскакали нарочные с приказаниями Потемкина армии и флоту перейти в наступление.