Леонид Млечин - Один день без Сталина. Москва в октябре 41-го года

• Название: Один день без Сталина. Москва в октябре 41-го года
• Автор: Леонид Млечин
• Жанр: Военная история
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-227-03457-1

Судьба Москвы в сорок первом году решилась не в декабре, когда советские войска перешли в наступление, а в октябре, когда казалось, что город некому защитить и немецкие войска могли взять столицу. Автор, основываясь на архивных документах и воспоминаниях очевидцев, впервые рассказывает о том, что всегда держалось в секрете. Документы, относящиеся к тем дням, все еще закрыты. Слабая власть, неумелые и трусливые руководители едва не сдали Москву врагу. Растерянные, запаниковавшие, вместо того чтобы защищать город, они бежали. Историю октябрьского позора Сталин повелел забыть, потому что вознесенные им на вершину власти чиновники оказались, ни на что не годными. В результате забыты не только трусы, но и герои. Когда бездарные генералы потеряли свои войска, когда большие начальники позорно бежали из столицы, когда одни готовились встретить немцев, другие собирались сражаться за каждый квартал, за каждую улицу, за каждый дом. Бойцы и офицеры регулярной армии, ополченцы, студенты и курсанты военных училищ, сами горожане мужественно защищали Москву.

---

— Звонила и Щербакову, и Пронину, и Микояну, — возмущалась энергичная Валентина Степановна, — ни до кого не дозвонилась.

Шахурин сел в машину, поехал на свои заводы: «Москва та и не та. Гризодубова оказалась права: не работал городской транспорт, закрыты магазины. На запад идут только военные машины, на восток — гражданские, нагруженные до отказа людьми, узлами, чемоданами, запасными бидонами с бензином».

Наркома вызвали в Кремль, на квартиру Сталина. Нарком разделся и прошел по коридору в знакомую ему столовую. Мебель на месте, но бросилось в глаза то, что в книжном шкафу нет книг. Шахурин заметил, что сапоги у Сталина были совсем старые. Вождь поймал его удивленный взгляд и объяснил:

— Обувку увезли. Сталин поинтересовался:

— Как дела в Москве?

Шахурин рассказал, что трамваи не ходят, метро не работает, магазины закрыты. На заводе, где он побывал, рабочие возмущены, что им не выплатили обещанные деньги — не хватило купюр в отделении Госбанка.

— Сам не видел, — добавил нарком, — но рассказывают, что на заставах есть случаи мародерства. Останавливают машины и грабят.

— Ну, это ничего, — неожиданно спокойно заметил Сталин. — Я думал, будет хуже.

Приказал приехавшему Щербакову:

— Нужно немедленно наладить работу трамвая и метро. Открыть магазины. Вам и Пронину — выступить по радио, призвать к спокойствию и стойкости…

Помолчав, Сталин поднял руку:

— Ну, все.

Похоже, вождь вздохнул с облегчением: Москва не вышла из повиновения и не восстала. Опасаться нечего.

Не этот ли момент имел в виду Сталин, когда после Победы, 24 июня 1945 года, на приеме в Кремле в честь командующих родами войск советской армии Сталин произнес свою знаменитую речь о русском народе?

— Я как представитель нашего советского правительства хотел бы поднять тост за здоровье нашего советского народа и прежде всего русского народа, — говорил тогда вождь. — У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения, когда наша армия отступала… Какой-нибудь другой народ мог бы сказать: ну вас к черту, вы не оправдали наших надежд, уходите прочь, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой. Это могло случиться, имейте в виду! Но русский народ на это не пошел, русский народ не пошел на компромисс, он оказал безграничное доверие нашему правительству. Повторяю, у нас были ошибки, наша армия вынуждена была отступать, выходило так, что не овладели событиями, не совладали с создавшимся положением. Однако русский народ верил, терпел, выжидал и надеялся, что мы все-таки с событиями справимся. Вот за это доверие нашему правительству, которое русский народ нам оказал, спасибо ему великое! За здоровье русского народа!..

А вечером 16 октября 1941 года в одном из кабинетов Совинформбюро сидели начальник управления пропаганды и агитации ЦК партии Георгий Федорович Александров и Мечислав Ильич Бурский, один из постоянных авторов бюро. Бурский позднее описал эту сцену своему родственнику — театральному критику Иосифу Ильичу Юзовскому: «Только что получено телефонное распоряжение о срочной эвакуации, еще полусекретное. Слух, что немцы могут ворваться с часу на час. Отдаются какие-то распоряжения. Лихорадочная атмосфера. Александров достает бутылку коньяку. Пьют из стакана и из крышки графина. Бурский настроен спокойно-фаталистически, а Александров панически. Опьянев, он начинает красноречиво говорить о том, что, вот, мол, как кончаются великие империи… Бурский возражает, что это еще не конец. Александров спорит с ним. Потом, вдруг протрезвев, испуганно замолкает».

Георгий Федорович Александров — известная в ту эпоху (пожалуй, анекдотически известная) личность. Автор учебника по истории западноевропейской философии, он в реальности даже не читал классиков мировой философской мысли. Творческая манера Александрова была известна в Москве. Рассказывали, как он вызывал к себе талантливого молодого ученого и говорил ему примерно следующее:

— Тут звонили из госбезопасности, справлялись о вас. Плохи ваши дела. Единственное для вас спасение — срочно написать такую-то книгу.

Александров запугивает его вновь и вновь и в конце концов получает рукопись, на которой смело ставит свое имя и отдает в издательство. Научные труды и звания помогли ему сделать карьеру в ЦК.

«Вот этого разговора и своей паники, — вспоминал Юзовский, — Александров не мог забыть их свидетелю Бурскому. Затем произошла темная история с осуждением Бурского в штрафники. Судом дергала рука Александрова… Бурский был убит в штрафном батальоне».

После смерти Сталина Георгия Федоровича Александрова сделали министром культуры. Но весной 1955 года в подмосковной Валентиновке открылось «гнездо разврата», где главный идеолог и партийный философ страны Александров, а с ним еще несколько высокопоставленных чиновников от культуры развлекались с женщинами легкого поведения.

Писатель Корней Иванович Чуковский записал в дневнике:

«Подумаешь, какая новость! Но разве в этом дело. Дело в том, что он бездарен, невежественен, хамоват, вульгарно-мелочен…

В городе ходит много анекдотов об Александрове. Говорят, что ему позвонили 8 Марта и поздравили с женским днем.

— Почему вы поздравляете меня?

— Потому что вы главная наша проститутка».

КТО МОГ — БЕЖАЛ

16 октября в 18.05 начальник метро приказал возобновить работу. Через сорок минут пошли поезда. Демонтаж метро прекратили.

Управляющему московским трамвайным трестом позвонил председатель исполкома Моссовета Василий Пронин:

— Почему не работают трамваи?

Управляющий включил центральный диспетчерский пункт. Диспетчер доложил, что на всех конечных станциях трамваи прибывают и вновь отправляются в рейсы.

Но город не успокоился. Ситуация только ухудшалась.

Выполняя указание вождя (сам не решился!), Щербаков по радио обратился к москвичам:

— Под давлением вражеских войск, прорвавших на одном из участков фронта нашу оборону, части Красной армии отошли на оборонительный рубеж ближе к Москве. Над Москвой нависла угроза. Но за Москву будем драться упорно, ожесточенно, до последней капли крови… Самым опасным является паника, чего допустить нельзя… Сохраняйте выдержку и дисциплину! Обеспечивайте порядок! Московские организации обязали всех руководителей торговых предприятий, городского транспорта, коммунальных и лечебных учреждений обеспечивать нормальную работу в городе. Директора и руководители предприятий и учреждений обязаны обеспечить твердый порядок… Товарищи, будьте бдительны! Провокаторы будут пытаться сеять панику. Не верьте слухам! Разоблачайте и задерживайте шпионов и провокаторов!

Свое обращение Щербаков закончил словами:

— Да здравствует Сталин!

Этих слов в подготовленном для него тексте не было. Здравицу вождю московский хозяин сам дописал карандашом. Его выступление было первым голосом исчезнувшей власти. Вечером передали и выступление Пронина. Ждали, конечно, слов Сталина. Но вождь молчал.

В тот же день, 17 октября, Александр Щербаков санкционировал решение секретариата горкома, написанное в спешке и потому не слишком грамотное:

«За неустойчивость в условиях, когда советский народ ведет борьбу с гитлеровцами и которая представляет опасность для партии:

а) Дашко И.И. снять с поста первого секретаря Коминтерновского РК ВКП(б) и исключить из партии;

б) снять с поста первого секретаря Ленинградского РК ВКП(б) Коростылева А.В. и исключить из партии».

17 октября профессор-литературовед Леонид Иванович Тимофеев записывал в дневник:

«Сегодняшний день как-то спокойнее. Тон газет тверже. Немцев нет, и нет признаков ближнего боя. Объявилась руководящая личность: выступил по радио Щербаков, сказал, что Москва будет обороняться, предупредил о возможности сильных бомбардировок…

Для партии и вообще руководства день 16 октября можно сравнить с 9 января 1905 года. Население не скрывает своего враждебного и презрительного отношения к руководителям, давшим образец массового безответственного и, так сказать, преждевременного бегства. Это им массы не простят.

Слухи (как острят, агентства ГОГ — говорила одна гражданка, ОБС — одна баба сказала и т. п.) говорят, что Сталин, Микоян и Каганович улетели из Москвы 15-го. Это похоже на правду, так как развал ощутился именно с утра 16-го. Говорят, что Тимошенко в плену, Буденный ранен, Ворошилов убит. Во всяком случае, сегодня газеты признали, что наши войска окружены на Вяземском направлении. Вчера все шло по принципу «Спасайся, кто может». Убежали с деньгами многие кассиры, директора…

Сегодня говорят о расстрелах ряда бежавших директоров военных предприятий, о том, что заставы на всех шоссе отбирают в машинах все, что в них везут, и т. п. Но очереди огромные. Резко усилилось хулиганство. Появились подозрительные личности: веселые и пьяные. Красноармейцы не отдают чести командирам и т. п. Но части проходят по Москве с песнями, бодро…»