Женевьева Дорманн - Маленькая ручка

• Название: Маленькая ручка
• Автор: Женевьева Дорманн
• Издательство: Рипол классик
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2003
• ISBN: 5-7905-1765-Х

Женевьева Дорманн (р. 1933 г.) — известная современная французская романистка, журналистка, лауреат многочисленных литературных премий.

«Маленькая ручка» — один из лучших романов писательницы. Рассказ, полный противоречивых чувств, глубоких психологических переживаний мужчины, оказавшегося в странной любовной связи, никого не оставит равнодушным.

Для широкого круга читателей.

---

В отрочестве у Каролины было несколько романчиков, но они быстро обрывались, и ею же самой. Такая же романтическая в душе, как и мать, только в более утонченной форме, она ждала — это еще не то слово — прекрасного принца, и такого прекрасного в ее воображении, восемнадцатилетней девушки, что ни один из окружавших ее юношей не мог, даже если бы очень захотел, именоваться таковым. Уповая на стрелу Амура, которая пронзила бы ее насквозь и бросила на всю жизнь в ее объятия ее принца, она ограничивалась, и не без удовольствия, тем, что была предметом желания, держа при этом на расстоянии свору хлыщей — как говорил Перинья, — увивавшихся вокруг нее.

Несмотря на свои джинсы и зачастую смелые высказывания, Каролина Перинья обладала средневековой и пламенной душой. Она ждала всепоглощающей любви, которая все сожгла бы на своем пути и саму смерть лишила бы смысла. Любви, как та, что описана в самой красивой, самой увлекательной книге в ее библиотеке — «Романе о Тристане и Изольде», которому по меньшей мере было веков восемь, когда она открыла его для себя в пятнадцать лет, и который перевернул всю ее жизнь. Она столько раз читала его и перечитывала, что знала наизусть и, как Изольда, ждала своего Тристана, думая о том, где же он скрывается, удивляясь, что он не торопится ответить на ее зов. Но она была уверена — он родился и где-то дышит, ходит или смеется; может быть, на краю света, может быть, совсем рядом с ней. Уверена еще и в том, что он идет к ней и скоро появится. Часто она представляла себе жизнь этого неведомого принца, который шел к ней целую вечность. Она звала его, разговаривала с ним, заклинала его и предавалась всем видам волшебства и суевериям, что умеют придумывать девушки, больные любовью, с тех пор как живут на земле. Она обрывала лепестки ромашек, прячась, чтобы над ней не смеялись; зажигала свечи, гадала по картам или сивилловым пророчествам; загадывала на столбы на тротуаре, номера поездов, цвет проезжающих машин; вопрошала облака, очертания волн, крики птиц, играла в оракул со словами из словаря, заголовками газет. Все было для нее знаком.

Конечно, Тристану так же, как и ей, не терпелось с ней соединиться, и она объясняла его опоздание непредвиденными трудностями, которые ему навязывали, препятствиями, которые предстояло преодолеть, опасностями, с которыми он должен был столкнуться и победить, чтобы наконец заслужить — Каролина знала себе цену — несказанное счастье их союза.

Вот тогда все и начнется, и будет в точности как в романе, как в чудесной фразе (на правой странице), в том месте, когда на ладье, несущейся в Тинтагель, Тристан, разделив с Изольдой любовный напиток, который, по недосмотру, поднесла им служанка, почувствовал, «как живучий терн с острыми шипами, с дурманящими цветками пустил свои корни в крови его сердца и крепкими узами привязал к красивому телу Изольды его тело, и все его помыслы, и все его желание». Каролина уже заранее чувствовала, как ее привязывает к Тристану терн — ранящий и благоухающий, шершавый, но прочный ко всем испытаниям, и вздрагивала на последних строчках главы: «И когда спустился вечер, на ладье, что неслась вперед все быстрее… связанные навеки, они предались любви».

Увлеченная своим Тристаном, Каролина несколько раз словно бы узнавала его, обманутая внешностью, волнением. Но это длилось недолго. Тьерри, Филипп, Дидье хоть и были в нее влюблены, отправлялись обратно в небытие. Это принесло ей репутацию завлекальщицы, и она еще прочнее воцарилась над своим двором из молодых людей, которых ее сдержанность одновременно раздражала и возбуждала. На нее заключали пари. Такая недоступная девушка во времена, когда все они претендовали, по крайней мере на словах, на самую широкую свободу нравов, была достаточно неординарным явлением и давала повод строить всяческие предположения. Самые раздосадованные и лишенные фантазии говорили, что она фригидная кокетка. А девушки, уязвленные тем, что ими пренебрегают ради этой воображалы, ее ненавидели и рассказывали о ней всякие гадости.

Когда так пламенно верят в чудеса, они всегда случаются. Вот так Тристан наконец и явился в одно октябрьское воскресенье Каролине Перинья на конезаводе в Пэне, куда она согласилась, без большого восторга, сопровождать родителей, потому что в тот день не нашла себе занятия повеселее. Она увидела его, и все было прямо как в романе (на левой странице): они «смотрели друг на друга в молчании, словно потерянные и словно завороженные». На этот раз сомнений быть не могло, и она услышала, что Тристана на самом деле зовут Сильвэн Шевире.

* * *

Около половины двенадцатого в кабинете Сильвэна, в Берси, зудит селектор.

— Вас спрашивает мадемуазель Ларшан, месье. Она очень настаивает…

Сильвэн слегка краснеет. Перед ним сидит представитель дирекции «Электриситэ де Франс». Они корпят над запутанным бюджетом, поэтому он велел секретарше не соединять утром его ни с кем. Но фамилия Ларшан, должно быть, показалась молодой женщине достаточно необычной, чтобы нарушить полученный приказ. Лиза Бонтан работает с Шевире уже два года и знает о непростых отношениях его с Ларшаном.

Сильвэн бросает взгляд на своего визави, делающего пометки в списке.

— Соедините меня с ней.

Голос Дианы в трубке немного дрожит, во всяком случае, он неуверенный.

— Надеюсь, я вам не помешала…

Он обрывает сухим тоном:

— Напротив… У меня посетитель. Что у тебя случилось?

— Мне надо увидеться с вами… Сегодня.

— Это невозможно! — говорит он еще более резким тоном.

Он чуть не сказал: «Этого еще не хватало!» — но удержался.

— Вы сердитесь?

— Да нет, — сказал он раздраженно. — У меня сейчас много работы. Вот и все.

Голос Дианы на том конце провода окреп.

— Мне нужно вас видеть, — повторяет она. — Это очень важно. Для меня и для вас. Это даже срочно. Послушайте, я вас буду ждать сегодня днем в кафе на углу бульвара Инвалидов и авеню Виллар. Я выхожу из лицея в полпятого. Это напротив.

Она теперь говорит так же сухо, как он, с оттенком угрозы, тревожащим Сильвэна. Он смягчается.

— Подожди две минуты, пожалуйста…

Он сверяется по ежедневнику.

— Хорошо, я приду, — говорит он. — Пока.

Это свидание, вытребованное Дианой, омрачило его день. Чего она еще от него хочет? Он же думал, что с ней все кончено. С той ночи, что они провели вместе, он встречал ее два-три раза дома, на улице Бак, и Сильвэн, державшийся на защитных позициях, в конце концов расслабился, так как Диана больше не проявляла к нему особого интереса. Она приходила за близнецами, которые записались вместе с ней в баскетбольную команду лицея. Как обычно, подставляла лоб Сильвэну, Каролине, — вежливая, улыбчивая, безразличная, и это его успокаивало. Она, наверное, поняла: для всех лучше забыть или притвориться, будто забыли, что произошло в ту проклятую ночь.

С тех пор как Каролина вернулась из клиники с ребенком, жизнь на улице Бак снова вошла в обычное русло. Вернее, если так можно сказать — в обычное, ибо Сильвэн уже не был прежним с Каролиной, ему приходилось это признать. Он действительно был рад, что она дома, но не мог отделаться от смутного неприятного ощущения, тлетворной тени, убивавшей его радость. Когда Каролина проявляла к нему нежность, он почти отшатывался от нее, тотчас овладевал собой, но ему становилось тоскливо. Он больше не чувствовал рядом с ней того же порыва, той же непосредственности.

Он хотел успокоиться, говоря себе, может быть, это нормально после четырнадцати лет семейной жизни, но именно теперь он впервые принимался считать годы с того дня, как их пронзила стрела любви на конезаводе в Пэне. Хоть он и знал, так как читал и слышал, что жар влюбленных угасает под золою времени, он впервые испытывал это на себе; никогда до сих пор он не задавался такими вопросами. Годы прошли, словно не задев их. Каролина была его радостью, как он был ее. У них были одни желания, одно и то же вызывало смех или раздражение, и их ссоры не длились долго. За все эти годы Сильвэна никогда, даже в мечтах, не привлекала другая женщина. Опасение осложнений, драм, которые это могло бы повлечь за собой, или отсутствие воображения? Ему случалось отметить красоту какой-нибудь женщины, ее обаяние и почувствовать его на себе, но только Каролина сливала воедино его желания, возбуждала его. Ему даже не приходилось делать усилий. Он иногда этому удивлялся, видя, как живут другие. Мужчины его возраста, женатые, со сложной любовной жизнью, титулованные любовницы и случайные. Его собственный брат, Этьен, никак не мог остановиться и менял женщин, как перчатки.

В конце концов Сильвэн решил, что они с Каролиной чудом не подвержены общему закону усталости и соблазнов и останутся, назло всему, вечными любовниками. Должна же время от времени находиться чета старичков, оставшихся такими же внимательными, такими же восторженными друг от друга, как в первые дни их встреч. Такие иногда встречаются на улице — согбенные годами, но идущие, сплетя руки, как юные влюбленные, не отводя глаз друг от друга. Сильвэн знавал на Шозе одну из таких нерасторжимых пар, трусивших летом по дорогам, в обнимку, полных участия к друг другу, еще словоохотливых, из-за присутствия другого шедших к смерти с легким сердцем. Они вызывали зависть. Конечно, и они с Каролиной будут такими, и это ему нравилось.