Клиффорд Саймак - Миры Клиффорда Саймака. Книга 18

• Название: Миры Клиффорда Саймака. Книга 18
• Автор: Клиффорд Саймак
• Издательство: Полярис
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1995
• ISBN: 5-88132-128-6

В завершающий собрание сочинений Клиффорда Саймака 18-й том вошли ранние романы «Космические Инженеры» и «Зачем звать их обратно с небес?», а также рассказы «Последний джентльмен» и «Кимон», первый из которых издается на русском языке впервые.

Содержание:

Космические Инженеры, роман, перевод с английского И. Васильевой, А. Волнова

Зачем звать их обратно с небес?, роман, перевод с английского А. Левкина

Рассказы

Последний джентльмен, перевод с английского И. Найденкова

Кимон, перевод с английского Д. Жукова

---

— Это, разумеется, какая-то ошибка, — заявил Харрингтон, — но если вы настаиваете, то я не вижу причины, почему вы не могли бы вести себя подобным образом.

Он чувствовал, что его охватывает паника. Замечание о том, что критики должны быть людьми без лица, было произнесено слишком кстати, чтобы оказаться простой случайностью.

— Я подозреваю, что теперь, когда вы наконец решили повидать меня, вас привела ко мне некоторая определенная причина. И это скорее всего связано со статьей, появившейся сегодня в газетах.

— Честно говоря, — холодно заявил Харрингтон, — я пришел к вам именно по поводу этой статьи.

— Надеюсь, что вы не слишком рассердились на меня?

Харрингтон пожал плечами:

— Нет, конечно. В общем-то я пришел поблагодарить вас за то, что вы помогли мне принять решение. Видите ли, я уже подумывал об этом. Я говорил себе, что должен остановиться, но…

— Но вас беспокоила ответственность, вытекающая из подобного решения. Может быть, прежде всего ответственность перед читателями? Или даже перед самим собой?

— Писатели редко расстаются с пером, если они еще в состоянии держать его. — Харрингтон помолчал. — По крайней мере, они редко делают это добровольно. Мне кажется достаточно лояльным поступком решение прекратить писать.

— Но ваше решение было вполне естественным, — запротестовал Мэдисон. — Мне показалось, что для вас это будет такой нормальный, такой естественный и даже необходимый поступок, что я не смог удержаться. Я признаю, что хотел немного повлиять на вас своей статьей. В вашей последней книге вы так эффектно поставили финальную точку, поставили ее после всего, что решили сказать читающей публике столько лет тому назад… Было бы просто трагедией все испортить, попытавшись добавить еще что-нибудь. Естественно, все было бы совсем по-иному, если бы вам нужно было продолжать писать ради того, чтобы заработать на жизнь, но ваши авторские права…

— Мистер Мэдисон, что бы вы сделали, если бы я выступил с опровержением?

— Что ж, в таком случае, — улыбнулся Мэдисон, — я опубликовал бы наиболее подобострастное из всех когда-либо представлявшихся вниманию читателей извинений. Я обеспечил бы возврат к исходной ситуации наиболее приемлемым для вас образом.

Он встал из-за стола и принялся рыться в лежавшей на стуле стопе книг.

— У меня где-то здесь есть экземпляр вашей последней книги, — невнятно пробормотал он. — В ней имеются некоторые нюансы, о которых мне хотелось бы побеседовать с вами.

Этот человек, подумал Харрингтон, рассеянно следя за раскопками, — всего лишь свидетельство присутствия еще чего-то. Всего лишь косвенный признак, не более того. Несомненно, во всем этом есть еще нечто, гораздо более значительное, чем Седрик Мэдисон.

Он понял, что должен уйти отсюда, уйти как можно быстрее, но так, чтобы не вызвать подозрений. Ожидая подходящего момента, он решил, что сейчас совершенно необходимо продолжать играть роль ушедшего в отставку писателя, последнего джентльмена.

— Ага, вот она! — торжествующе воскликнул Мэдисон.

Он вернулся к столу, держа в руке книгу. Быстро перелистав ее, он заговорил, не оставляя Харрингтону времени на размышления:

— Вот смотрите, здесь, в шестой главе, вы пишете, что…

Луна опускалась к горизонту, когда автомобиль Харрингтона проехал через ворота в массивной металлической ограде парка и по изгибающейся дугой аллее направился к величественному белому зданию, возвышавшемуся на вершине холма.

Харрингтон вышел из машины, поднялся по широким каменным ступеням парадной лестницы на высокое крыльцо. Наверху он остановился, чтобы полюбоваться великолепным видом на зеленую лужайку с разбросанными по ней клумбами тюльпанов, залитыми серебристым лунным светом, на стройные светлые березки и пышные кусты с темной листвой. Он подумал, что человек искусства должен как можно чаще видеть эту красоту, испытывать восхищение ее хрупким очарованием на всем протяжении великого пути от рождения к смерти.

Он стоял неподвижно, гордо выпрямившись, любуясь окрестностями, давая возможность великолепию лунного света, контрастирующего с густыми ночными тенями, запечатлеться, словно старинной гравюре, в своей душе.

Вот, подумал он, один из тех моментов жизни, которые невозможно предугадать, но которые позднее можно будет с таким наслаждением оценить и проанализировать.

За его спиной с легким скрипом открылась дверь, и он медленно обернулся.

На пороге стоял старый Адамс, освещенный сзади горевшей на столе в вестибюле лампой. Его белоснежная всклокоченная шевелюра казалась светящимся ореолом вокруг головы. Тощей костлявой рукой он сжимал на груди края накинутого на плечи старого заплатанного халата.

— Уже очень поздно, сэр, — проскрипел он. — Мы уже начали беспокоиться.

— Сожалею, — ответил Харрингтон. — Я действительно очень сильно задержался.

Он шагнул к дверям, и Адамс отодвинулся в сторону, чтобы пропустить его.

— Вы уверены, сэр, что все в порядке?

— О, все идет отлично! — бросил Харрингтон. — Я задержался у Седрика Мэдисона, в редакции «Ситуации». Это на редкость приятный человек.

— Тогда, сэр, если не возражаете, я пойду спать. Теперь, когда я знаю, что вы дома, мне удастся заснуть.

— Идите, идите, дружище. — Харрингтон тепло потрепал Адамса по плечу. — И спасибо, что подождали меня.

Харрингтон остановился возле дверей своего кабинета, провожая взглядом Адамса, с трудом поднимавшегося по лестнице. Затем вошел в комнату и включил свет.

Изолированный от внешнего мира в своем старом уютном кабинете, пропитанном восхитительным ароматом интимности, он уселся в глубокое удобное кресло и пробежал взглядом по рядам переплетенных в кожу книг, по аккуратно прибранному письменному столу, старым, зовущим к себе креслам, потертому пушистому ковру.

Он снял пальто и небрежно бросил его на стул. При этом он заметил, что из кармана пальто, оттопыривая его, торчит сложенная в несколько раз газета.

Заинтересовавшись, он извлек газету из кармана и развернул ее. В глаза ему тут же бросился набранный крупным шрифтом заголовок.

Комната вокруг него сразу изменилась. Изменилась мгновенно и кардинально. Это уже не было тщательно ухоженное святилище, предназначенное для исполнения торжественного обряда написания книг. Это был обычный рабочий кабинет человека, профессия которого связана с письмом. Исчезли роскошные, переплетенные в кожу тома, выставлявшие напоказ свои элегантные корешки; вместо них на стандартных стеллажах в беспорядке теснились книги в потрепанных обложках, с вываливающимися страницами. И ковер уже не выглядел старым и пушистым — это было обычное дешевое изделие посредственного качества и почти новое.

— Боже мой! — вырвавшаяся у Харрингтона фраза прозвучала почти молитвенно.

Он почувствовал, что его лоб покрылся испариной, руки задрожали и в коленках появилась неприятная слабость.

Потому что он сам изменился, как изменилась комната вокруг него; точнее, комната изменилась потому, что изменения произошли в его сознании.

Он больше не был последним джентльменом. Он был кем-то более реальным, человеком, в которого уже превращался сегодня вечером. Он снова стал самим собой. И он понял, что это шоковое воздействие оказал на него заголовок статьи в газете. Несколько слов, напечатанных крупным шрифтом, заставили его стать самим собой.

Он огляделся вокруг и подумал, что теперь кабинет стал реальным во всей своей обнаженности. И таким он был всегда, даже в то время, когда Харрингтону представлялся в более романтическом виде.

В этот вечер, впервые за тридцать лет, он нашел себя и тут же снова потерял (он опять покрылся холодным потом, едва подумал об этом). Он потерял себя совсем легко, даже не сознавая того, что с ним происходит, без малейшего ощущения странности совершающегося с ним изменения.

Он отправился на встречу с Седриком Мэдисоном, сжимая в руке эту газету; он решил повидаться с ним без какой-либо определенной цели. Все это слишком походило на то, как если бы его заставили поступить именно таким образом.

Теперь он осознал, что давно ощущал это принуждение. Его заставляли видеть комнату не такой, какой она была в действительности. Его заставляли читать вымышленное имя на незнакомом надгробном камне. Его вынудили поверить в то, что он часто ужинал со своей матерью, в действительности умершей много лет назад. Его заставляли видеть роскошный лимузин вместо ржавой развалины… да и многое другое тоже.

Думать обо всем этом было унизительно, но было и нечто совсем иное за пределами простого унижения: существовал метод и имелась цель; теперь очень важно, исключительно важно срочно понять, каковы же этот метод и эта цель.