Николай Чиндяйкин - Не уймусь, не свихнусь, не оглохну

• Название: Не уймусь, не свихнусь, не оглохну
• Автор: Николай Чиндяйкин
• Издательство: Зебра Е
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-94663-164-8

Дневник — это особый способ разговаривать: говоришь — и тебя не перебивают, не переспрашивают. Необходимость такого разговора возникает при появлении редкостного счастливого сочетания внешних обстоятельств и внутренних возможностей человека. Когда жизнь дарит окружение талантливых личностей и человек, чувствуя удачу судьбы, воспринимает это не как возможность интересной жизни, а ищет свою роль в данной композиции, осмысливает свое положение. У Николая Чиндяйкина хватило внутреннего такта и благородства вовремя понять значение мощных личностей, с которыми довелось ему жить и работать.

Дневник Николая Чиндяйкина — иногда просто хроника, с повседневными наблюдениями, мемуарными вкраплениями, разного рода созерцаниями и зарисовками, но чаще всего «течение ежедневного воображения».

Обрывистые, короткие записи — это состояния, запечатленные на бумаге, важные и случайные, подчас не совсем отчетливые. Но сквозь эти состояния ощущаешь жизнь времени, его ритм.

---

Тарханы рядом. Километров 40, и вот уже родина другого великого. Фамильный склеп. Спускаешься по крутым ступенькам вниз (горят свечи), большой металлический гроб — наверное, слишком большой для Михаила Юрьевича. Рядом церковь в лесах, «реставрируют»; «да вот ломать не надо бы было». Идиоты.

Имение красивое. Несколько подлинных вещей, кресла (2 на 2), зеркало (это жутко), рисунки и проч.

Дуб у пруда, посаженный якобы Мишей. Лягушка. Пруды. Жарко. Пахнет травой.

Губернатор Пензы Селиверстов оставил городу 500 тысяч рублей: на постройку рисовальной школы, библиотеку, более 250 картин, которые стали основой галереи. Этот жуткий классовый враг, и зачем ему нужно-то было?

Картинная галерея им. Савицкого.

11 июня 1984 г.

Музей театра в доме Вс. Э. Мейерхольда. Хорошо, заботливо все сделано, даже волнует…

Вчера, т. е. 15-го, играли «Качели» в Кузнецке, был «проданный» спектакль медикам. Играли без антракта (!).

Продуло в машине на обратном пути, болит шея. Настроение гнусноватое, раздражаюсь и т. д. Работать не хочется, сходил в баню, но и это не помогло.

Сначала закончу о Пензе. Последние дни были богаты на интересные знакомства. В творческом отношении театр прошел превосходно, потянулись к нам люди, местная интеллигенция. Люди хорошие. Семья Слицан, Роман Григорьевич и Наталья Александровна, собиратели «Пушкинианы»; удивительная коллекция произвела на нас потрясающее впечатление; обладают они и удивительной коллекцией глиняной игрушки (подарили нам две глинки Зоткина чудные). Несколько раз собирались в мастерской у Люды Маневич (прекрасный график — запомнился пушкинский цикл и др.). Познакомились там же и долго общались с чудным человеком и художником Иодынисом Эдуардом Станиславовичем (и его женой Лидой Сухоруковой), автором картины «Город дураков». Долго сидели у него в мастерской. Ничего не получается: сидели, смотрели, познакомились! А рассказать толком, что это за люди, что за прекрасные часы провели мы вместе, сколько говорили об искусстве, театре, о жизни нашей… не могу, не умею. А ведь это были счастливые дни, живое, естественное общение, которого так не хватает и им, и нам, так не хватает. И мы искренне были счастливы (правда, в жизни редко бывают такие цельные дни). Саша Винницкий играл свою программу, я читал из испанцев, смотрели картины, спорили о наших спектаклях, о театре вообще, расходились ночью и не хотелось расставаться, а на следующий день все с начала.

Рита Сидоренко устраивала специально для нас выставки детских работ (она директор детской художественной школы), Таня читала вслух пьесу Виктора Сидоренко, прекрасную одноактовку о фронтовой подруге. Потом все они пришли на вокзал, и расставаться было очень грустно.

Мы, наверное, долго будем вспоминать Пензу — и как момент хорошего тонуса нашего театра, и как время прекрасного общения, насыщенной духовной жизни.

В Москве провели целый день с 9 утра до 1 часа ночи. Таню оставили у Инны Михайловой отдохнуть, а мы с Ициком побежали в «Современник», чтобы день не пропал, посмотрели старый спектакль «А поутру они проснулись». Спектакль действительно старый и уже мертвый. Нам так играть, конечно же, нельзя, у нас просто зрители уйдут, если так будем играть, спокойно, без затрат особых, не надрывая сердце.

Гуляли по Москве, зашли в мой институт. Потом забрали Танюшу, поужинали в ВТО, встретили здесь Игоря Попова.

А теперь Ленинград.

Живем в гостинице «Октябрьская» (№ 201). Работаем в ДК им. Горького. Здание ужасное. По-моему, оно загубит нам гастроли. Играть здесь просто противопоказано, во всяком случае, нашему театру. Мигдат сошел сума, или ему уже все равно. Последствия могут быть самые нехорошие. Настроение, естественно, подавленное. Со страхом ждем «Качелей». Просто ужас! А сегодня Таня играет Вирджинию, что будет?

Посмотрели у Гоги (Г. А. Товстоногова) «Смерть Тарелкина» — впечатлений писать не буду. Это — да! Это называется — человеку 70 лет! Мыслит как юноша. Это высший класс!

6 июля 1984 г.

Заканчиваются белые ночи. Мы с Ициком (Ицков Юрий Леонидович — один из лучших артистов нашего театра и всех других театров, один из лучших друзей. Короче — один из лучших!) успели погулять по светлому ночному Ленинграду дважды. Сердце ноет от близости Пушкина. Дом-музей на капитальном ремонте, но можно стоять рядом на набережной и смотреть на эти окна.

Вчера Таня сыграла первый спектакль «Вирджинии». Очень трудно настраивалась, и у меня душа болела. Кроме всего прочего, на сцене нет каких-то ближних штанкетов, и декорацию пришлось ставить на четыре метра глубже. Я на спектакль не пошел — побоялся. Однако кончилось все хорошо. Пришла почти довольная. Обходится это, правда, не дешево, где только она берет силы.

Институтские дела забросил совсем — как приехали в Ленинград, ничего не делаю и совсем не хочется что-нибудь делать. Читаю историю философии.

7 июля 1984 г.

Вилькин (Вилькин Александр Михайлович — актер Таганки, известный режиссер и педагог) давал «ужин» в своем номере. Впрочем, ужин можно писать и без кавычек; было много всего, вплоть до черной и красной икры. Познакомились с Татьяной Михайловной Родиной, автором нескольких интереснейших книжек, в том числе о Достоевском. Присутствовал еще живой американец, хорошо говорящий по-русски, Harlov Robinson. Говорили в основном о потрясшем их спектакле «Вирджиния Вульф». Т.М. прекрасно «прочитала» намерение театра, тонко и изящно разобралась в концепции, что, к сожалению, редко случается с сегодняшними критиками, и вообще, кажется, сердцем прочувствовала те неимоверные человеческие затраты, которыми живет спектакль.

Американец (человек, занимающийся театром, пишущий о театре) просто сказал, что в Америке нет такой актрисы и сегодня нет такого спектакля на Бродвее. Говоря нашим языком, он просто обалдел, не мог предположить, что в Сибири может быть что-то подобное.

Сегодня в ВТО было обсуждение прошедших спектаклей. Выступали доктора искусствоведения: Гительман, Смирнов-Несвицкий (Ленинград), Родина (Москва) и кандидат Калмаковский (Ленинград).

В целом все говорилось по самому высокому уровню. О театре говорят как о коллективе, участвующем в общем театральном процессе Москвы и Ленинграда, были и дежурные глупости критического цеха, и желание блеснуть собственным остроумием (Калмаковский), однако в допустимых размерах. Те справедливые претензии, что были произнесены, мы и сами, конечно, знаем. Знаем даже лучше и больнее. И проблемы, стоящие перед нами, остаются только нашими проблемами.

Сейчас идем играть «Качели». Идем на бой. В этом зале играть невозможно.

10 июля 1984 г.

Дни летят. Как всегда, к последним дням гастролей время уплотняется невероятно. Столько встреч, впечатлений, что не успеваешь все переваривать.

Прежде всего о спектакле. Опять победа, как ни смешно об этом писать. Начали очень напряженно и совсем необычно для себя. Может быть, это лихое «будь что будет» и придало сил. И потом какая-то необыкновенная свобода. Радисты поставили по краю сцены три микрофона, но это, конечно, для самоуспокоения. Все равно на этой сцене и перед этим залом (2400 мест по последним данным) ощущение такое, будто играешь на берегу моря. Однако уже во второй картине почувствовали ту самую тишину, ради которой все и делается. Мы воспряли, естественно, своими переболевшими душами и, что называется, «погнали». Прошел спектакль прекрасно. И на второй (18 июля) мы уже шли спокойно, уверенно. Ленинград раскачали, шум вокруг театра приятный, сборы хорошие. Теперь совершенно ясно: не сотвори Мигдат этой глупости со зданием, работай мы в любом театре — и был бы полный триумф. Отлично проходят «Вирджиния», «Качели», «Лекарь поневоле», «Лестница». «Нашествие» записали на телевидении.

У Танюши силы на исходе. Так «пахать» ей, конечно, нельзя. Такие нагрузки и для здорового человека непосильны, а тут еще сложности с диетическим питанием, режимом и т. д. Иногда трудно представить, как она соберется на спектакль, а зайдешь в гримерку перед началом той же «Вирджинии», смотришь, уже готова, глаза горят… Администратор, даже самый хороший, все равно насильник, артиста «берегут» только на словах, и в корыстных целях. В Ленинграде интересно не только работать, конечно. Описывать все наши путешествия и поездки по «памятным местам» не стану. Лучший из лучших, прекраснейший город — город-музыка, город-музей, город-произведение искусства.

Очень помогло, что приехали из Ростова на своих «Жигулях» Вета и Толик. Мы садились в машину и на самой маленькой скорости скользили вдоль каналов, по переулкам и улицам.