Борис Перелешин - Заговор Мурман-Памир

• Название: Заговор Мурман-Памир
• Автор: Борис Перелешин
• Издательство: Salamandra P.V.V.
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 2013

В очередной том «Советской авантюрно-фантастической прозы 1920-х гг.» серии «Polaris» вошел роман Бориса Перелешина «Заговор Мурман-Памир». Это — увлекательная история схватки смелых чекистов с белогвардейской организацией торговцев наркотиками, овладевшей оружием небывалой разрушительной силы.

Приложение к книге включает рассказы Б. Перелешина «Нападение» и «Сплошное солнце».

---

Тихонько катили по направлению к Лубянке. Не могли прийти в себя от событий прошедшей ночи.

Вдруг Точный спохватился.

— Который час?

Часы на бульваре показывали пять минут одиннадцатого.

— Ведь мне же в 10 час. к Сухаревой. В Мурман-Памир идти! Гони скорее!

Мартьяныч помолчал.

— Слушай, Коля, я во всяком случае не пойду. Я совершенно избит и устал. К тому же надо отвозить машину.

— Я пойду один, — сказал Точный.

— Я и тебе, Коля, не советую.

С этой минуты стена легла между двумя друзьями. Судьба их отныне разделилась. Мартьяныч вернулся к своим книгам, Точный пошел навстречу смертельно опасным приключениям. Мартьяныч еще пробовал его отговаривать.

— Не отдохнув, после такой-то ночи?

Точный только пожал плечами. Не доезжая Сухаревки, машина остановилась. Мартьяныч крепко жал руку товарища. Долго, не отрываясь, смотрел вслед фигурке Точного, решительно зашагавшей по Сретенке.

ТОЧНЕЕ ТОЧНОГО

Когда Точный подошел к Сухаревой башне, главлиповец уже стоял, опустив голову, засунув руки в карманы. Огромные уши того же клетчатого платка выделялись издалека на фоне башни, словно крылья ветряной мельницы. При виде Точного он вытащил из кармана плоские серебряные часы и обиженно протянул их.

— Десять минут одиннадцатого!

Точный разводил руками.

— Простите, товарищ, не мог никак! Очень был занят! А вы-то давно меня ждете?

— Мы-то, как условлено, без ошибочки, в десять часов! Точнее точного!

Точный рассмеялся.

— Да, да! Вы совершенно правы! Вы действительно оказались точнее Точного.

Этот случай привел его на минуту в хорошее расположение духа. Парень вглядывался в Точного.

— Да, чтой-то с вами неподобное, ровно вас купали, или что? Бледные какие. Откуда это вы?

— Это ничего, совершенно ничего! Я, знаете, не спал ночь!

— Так вы бы пошли соснуть!.. Что за напасть к ним иттить! Можно бы завтра!

— Нет, нет, уже давайте сейчас! Да это ведь и недалеко!

— Недалеко-то недалеко. Возле Трубы. В самом, конечно, центре города устроились. А то подождем до завтра?

— Нет, пойдем!

Пошли.

Наконец, главлиповец отчетливо произнес:

— Здесь!

На одной стороне узенького переулка торчала вывеска:

«Продажа ненормированных продуктов. С разрешения властей. П. Л. Мурман».

На другой — вросшая в землю дверка с корявой надписью:

«Памир».

— Что за чертовщина?

Точный в горестном недоумении переводил глаза с одной вывески на другую. Разом ясно представилось: угол Арбата, последняя в этом году мятель, две фигуры и:

— Я у Мурмана!

— А я в Памире!

И тогда же он себе сказал: значит, Мурман-то Памир существует. И вот. Как все просто!

Взялся за ручку двери в лавку Мурмана.

Дверь открылась и пропустила вошедших. Дверь за вошедшими закрылась. Но не открылась уже после этого целый день. Товарищ Точный через эту дверь обратно не вышел. Ни в этот день, ни в следующий. На третий день встревоженный Мартьяныч прибежал в Чрезвычайную. — Где же Точный? — Нет Точного! — Да куда же он делся?

— Пошел разыскивать Мурман-Памир.

— Что за ерунда. Вернется!

Но дни проходили. Точный не возвращался.

Через несколько дней товарищ Т. говорил:

— Да где же Точный? Почему он не приходит?

Собеседник его ответил:

— Не вернулся! Провалился в своем Мурман-Памире!

Сказал и вдруг посмотрел в глаза товарищу Т. и прочел в них ту же мысль, что мелькнула у него.

Именно:

— Ведь, пожалуй, Мурман-то Памир и существует!

Но в этот раз эти слова не были произнесены в Чрезвычайной.

Они были произнесены значительно позже.

— А время-то идет!

— Мм…

— И никаких сведений ни из Мурмана, ни из Ташкента!

— Никаких.

— Так ведь и июнь месяц скоро на носу будет.

— Будет!

ЮЛЬДЫ-МАКАШОТЫ — ПУТЬ СТРАДАНИЙ

Апрель…

Нежным дыханием теплой глины, цветущего урюка, овечьих шкур, кумыса и снежной журчащей воды проплывали в лицо Бурундуку частые, порой сливающиеся между собой кишлаки.

На горах, подступавших все ближе, огромные сползающие пятна льдин и прозрачный туман. Там вверху все таяло, здесь, в долине, снежной водой бежало на горячие поля… Фергана…

А мотоциклетка взрывала горы пыли, оскорбляла тонкие стволы персиковых и миндальных деревьев облаками бензина и неслась, неслась…

Как часто джигит, с прилипшим сзади к седлу безобразным комком материи в сапогах и парандже — женщиной, прыгал на коне через арыки в сторону от дороги, силясь справиться с конем и посылая вслед путникам брезгливое: собака.

Верблюды сбивались в кучу, падали на камни, сбегали на рисовые поля. Возница вниз головой летел с пирамидой груженой понесшейся арбы. Ишаки ревели. Голые мальчуганы лупили в мотоциклетку камнями.

Но это было только еще начало.

Расставшись с совершенно валившимся с машины (ехали днем и ночью без перерыва) шоффером и посадив другого, проскочили почти без остановки оскаленный, готовый броситься на первого встречного Наманган, впоследствии центр Ферганского басмачества.

Гнали к Ошу, купая оси мотоциклетки в ледяных потоках, вздувая каменную седую пыль на потрескавшихся горных тропах.

Навстречу все бежало.

Русские поселенцы, нагрузив ишаков скарбом, перебирались ближе к центру Туркреспублики. Кишлачное население местами подымалось против городов. Некоторые города подвергнуты были правильной осаде скопищами бандитов, предводимых баями и манапами.

Над кишлачными исполкомами веяли красные флаги, на черной стене чай-ханэ можно было прочесть тонкой арабской прописью мелко выведенную надпись с именами вождей пролетарской революции.

Но рядом блестело дуло винтовки мстительного бека, собирались вокруг беков русские белогвардейцы, имя его величества эмира бухарского открыто упоминалось.

Все кипело.

В Оше парень в кумачевой рубахе, в фуражке с одной из первых в этих местах красных звезд, схватился за голову.

— На Памиры? Давно связь потеряна! Апрель! Перевалы закрыты! Если не снегом, то повстанцами! Что вы, что вы! Здесь завтра вопрос поставлен будет так: удастся ли отстоять Коканд и Андижан? Возвращайтесь-ка, пока целы!

— А я все-таки думаю проехать.

В узкой теплой уличке под вырезным, обдуваемым каменной пылью карагачем, перебирая рукой свешивающиеся с земляной крыши низкой постройки побеги травы и красные маки, Бурундук разговаривал с двумя худыми высохшими узбеками.

Разговаривал или почти разговаривал, потому что, незнакомый раньше совершенно с узбекской речью, выучил за дорогу не одну сотню слов, а общеизвестная истина — что тюркские языки даются страшно легко, и за какой-нибудь месяц многие очень недурно выучиваются объясняться по-узбекски. Бурундук же взялся за дело с особенным рвением: несколько дней езды в мотоциклетке бок о бок с Садык-джаном (так звали мальчика) пошли на окончательную отшлифовку произношения.

Садык-Джан так привязался во время этих уроков к русскому «назиру», действительно до безумия любившему и понимавшему детей, что на этого маленького союзника Бурундук мог отныне серьезно полагаться.

Письмо Атаваева сыграло большую роль. Но еще большую сыграла солидная сумма, предложенная Бурундуком. Оказалось, что хотя перевалы закрыты, а пройти можно. И сборы в дорогу заняли всего несколько часов. Так хотел Бурундук.

Он сидел теперь на упитанном туземном коньке верхом в шелковом халате и тюбетейке, чтобы хоть издали не слишком обращать на себя внимание. С ним ехали два джигита и Садык-Джан, не пожелавший остаться в Оше. Захвачена была теплая одежда, так как и здесь уже, а на Памире в особенности, по ночам, после раскаленного дня, подмораживало.

Юльды-Макашоты — путь страданий.

Камень рассыпался от вечной смены мороза и зноя. Узкая тропка — только барану пройти — вздымалась и падала. Ни признака мостов: лошадей гнали прямо в бурную водоворотистую ледяную воду.

А к тому же страшно спешили. Спать старались в седлах, на ходу. Только, когда от усталости совершенно обалдевали, сваливались на несколько часов в какой-нибудь случайной юрте. Но пока «назир» спал, Садык-Джан неусыпно сидел рядом, сжимая рукоятку кинжала, зорко следя за всем невеселым и подозревающим, что бродило вокруг.

Когда смертельная усталость и редкий воздух высот особенно скручивали Бурундука, он представлял себе лежавший далеко впереди Назир-таш, и ощущал некоторую неловкость в спине, между лопатками. После этого выпрямлялся в седле.

Спешить было необходимо. Коротая досуг в пути разговорами, Бурундук точно выяснил местонахождение аула, в котором русский шайтан производил опыты: небольшая долина в ближнем Памире невдалеке от ледяного озера Кара-куль. Нашел долину на имевшейся карте, нашел и путь, по которому надо было идти к ней.