Антонина Коптяева - Собрание сочинений. Т.2 Иван Иванович

• Название: Собрание сочинений. Т.2 Иван Иванович
• Автор: Антонина Коптяева
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1973

«Иван Иванович» — первая книга трилогии о докторе Аржанове — посвящена деятельности хирурга-новатора на Севере в предвоенные годы.

---

— У вас сделалось головокружение от успехов: потому ты и идешь против общего мнения! — заявил Скоробогатов, недовольный речью мастера.

— Общее мнение пока еще не вынесено, а я высказываю свое. Вы, Никанор Петрович, привыкли диктовать. Но это не метод руководства. Нам от такого руководства туго приходится, тесно, я бы сказал, потому что мы растем не по дням, а по часам.

— Я попрошу беспартийных покинуть заседание, — властно потребовал Скоробогатов, грузно нависая над столом президиума. — Можете продолжать! — бросил он в сторону Мартемьянова после нескольких минут движения, сдержанного топота и кашля в комнате. — Что вы еще намерены преподнести нашему вниманию? — съязвил он, подчеркивая вежливым тоном переход на «вы», не сулящий ничего хорошего.

— Вашему вниманию я хочу предложить следующее: чтобы правильно руководить предприятием и внести партийный дух во все наши дела, большие и малые, надо первому секретарю райкома тоже освоить технику производства. Чтобы он понимал, почему проводится то или иное мероприятие, и разбирался с толком, а не заставлял опытных работников краснеть за него.

— Ты это про кого? — в напряженной тишине спросил Скоробогатов, багровея до синевы.

— Про вас, Никанор Петрович. Вы, как первый секретарь райкома, во все сами вмешиваетесь, секретаря по промышленности в угол загнали, а производства-то не знаете. Вот, к примеру, о центральном водоотливе! — Мартемьянов, минутку размышляя, деловито огладил, поправил бороду. — Если уж говорить об экономии, то с одним центральным водоотливом вместо четырех, крепко поношенных, получится несравненно больше выгоды: в обслуживании на каждом горизонте — раз, экономия по ремонту — два, по расходу энергии — три. А старички пошли бы на другие участки: в шахты, в старательские артели. В нашем хозяйстве всему найдется подходящее место, только знать надо, что к чему. Теперь в райкомы выбираются партийцы, знающие дело своего участка: в колхозах — сельское хозяйство, на приисках или угольных копях — горное дело. Вы у нас задержались, значит, пора и вам поучиться.

— Рванул по-настоящему! Молодчина какой! — сказал с гордой радостью Логунов, выходя вместе с Хижняком из здания райкома.

Радоваться, собственно, было нечему. Мартемьянову, поддержанному лишь меньшинством, среди которого находились Логунов, Иван Иванович и Хижняк, выступивший с критикой вмешательства первого секретаря в больничные дела, дали выговор за «дискредитацию партруководства». Проект Логунова о разработке нового участка на руднике, уже отправленный в трест на утверждение, осудили задним числом как нерентабельный, а его автору попутно высказали порицание за перерасход денежных сумм на оборудование. Скоробогатов пригрозил даже поставить вопрос на бюро. И все-таки Логунов был настроен бодро: стенограмма заседания пойдет в обком, и это будет второй открытый удар по Скоробогатову.

— Такие диктаторы и доводят любое дело до крайности! — говорил Логунов, шагая вместе с Хижняком по приисковой улочке. — У него это называется прямолинейностью. Ну и прет напролом, пока не упрется лбом в стену. Есть директива об использовании внутренних ресурсов — разумная, нужная, а Скоробогатов ставит вопрос так: теперь ничего извне. Значит, работай до той поры, пока не получится полный износ оборудования. Тогда останавливай производство и начинай хлопотать. А почему он таков? Нельзя же вечно цепляться за свои прошлые заслуги. Отстал — подтянись. Не хочешь — все равно разойдутся наши пути. Тем, что ты не пьешь и не блудишь, нечего кичиться, это не заслуга для коммуниста, а норма поведения.

50

— Что же ты не поинтересуешься, как подвигается перевод научной работы, который ты мне поручил?

— Да? — рассеянно отозвался Иван Иванович.

— Нужен он тебе или нет? — сдерживая досаду, спрашивала Ольга.

Они сидели после обеда на солнечном припеке под большим тополем, отбрасывавшим всю тень на другую сторону скамейки.

Иван Иванович, довольный маленькой передышкой в работе, хорошей погодой и возможностью побыть вместе с женой, был в отличном настроении, но, занятый мыслью о новом пациенте, ответил на вопрос Ольги не сразу.

— Видишь ли… — с трудом отрываясь от своих размышлений, заговорил он. — Мне сначала рекомендовали именно эту работу, но потом я получил другую, написанную нашим, советским нейрохирургом и, по всем отзывам, даже за границей, несравненно более талантливую и значительную.

— Отчего же ты не предупредил меня?

— А почему ты сама ни разу не спросила? — с искренним удивлением ответил Иван Иванович. — Я ведь думал, что это и тебе полезно для практики. А потому, когда отпала надобность, просто забыл про англичанина.

— Я мозги вывихнула, трудясь над этой книгой. Перевела ее, но мне тоже ни к чему: узкоспециальное, столько терминов…

— Бедная моя женка! — смущенно сказал Иван Иванович, беря ее за руку.

— Я решила проверить твое отношение к моим занятиям. — Она вырвала руку и отодвинулась. — Теперь я совершенно убедилась в твоем безразличии к тому, на что я трачу время и жизнь, лишь бы тебе было хорошо.

— Ольга! Как не стыдно, Ольга! Разве я живу для себя одного?

— Ты любишь свою работу и хочешь, чтобы все интересовались только ею. Откуда такая ирония к моей попытке писать в газету? «Писательница», «сочинительница»! — со злостью передразнила Ольга. — Ты всегда старался ограничить мои стремления ради собственного удобства. Вспомни, как ты уговорил меня поступить в медицинский институт! Ты говорил: «Зачем тебе возвращаться в машиностроительный? Окончишь — пошлют куда-нибудь совсем в другую область». Я за тобой всюду езжу, а ты со мной разве не смог бы поехать?

— Ты сама говорила, что там неинтересно, что сухой предмет.

— Это я уже после говорила. Надо же было как-то оправдать свой уход.

— А к чему сейчас вспоминать? — спросил Иван Иванович, тоже начиная сердиться. — Если серьезно решила работать в газете, зачем сожаления о том, что уже непоправимо?

— Затем, что тебе и тогда было все равно, как я себя чувствовала, и сейчас тоже. — Ольга помолчала, но, не в силах совладать с горькой обидой, добавила: — Я уже заговаривала… Если бы ты хоть чуточку понимал, то сам давно предложил бы… уступил мне возможность написать о цинготниках.

— С этого надо было начинать, а не крутиться вокруг да около с таким злом! Ты даже забыла, что я сам просил тебя написать о них, когда ты приходила в больницу. Ищешь предлог для ссоры, вот и выдумываешь!

Ольга снова вспылила:

— Я больше не стану говорить о себе, раз ничего, кроме взаимных оскорблений, не получается.

Лето было на исходе. Иван Иванович, поглощенный делами, совсем забыл об отдыхе. Ольгу одолевали свои трудности и заботы.

— Ты стала заправской домохозяйкой! — сказал однажды доктор, отведав варенья из морошки, заготовленного ею. — Я не ожидал, что ты основательно займешься этим.

Не понимая, одобрял или осуждал он ее поведение, Ольга сказала небрежным тоном:

— Занятия в кружке английского языка у меня тоже идут неплохо.

О том, что занимало ее воображение и за чисткой картофеля, и по пути в магазин, она промолчала. Теперь она боялась разговоров с мужем на литературные темы. При нем она говорила только о домашних мелочах, и это еще больше отдаляло их друг от друга, потому что Ивану Ивановичу и самому уже не приходило в голову делиться с ней своими большими заботами. Но он любил ее и такую, погруженную в милую суету, озабоченную покупками или деловито обсуждавшую с приходящей работницей очередное кухонное мероприятие. Тем более ему нравилась ее скромная общественная деятельность, в которую он включал и газетные статейки.

Однако, будучи чутким человеком, он быстро обнаружил подозрительную брешь в мирном, казалось, семейном существовании: сначала еле уловимый сквознячок, затем нарастающее ощущение холода и наконец открытую отчужденность.

Иван Иванович удивился и огорчился.

— Чего тебе не хватает? — спросил он жену после очередного, нелепого, по его мнению, столкновения.

— Совершенного пустяка — побольше внимания, — ответила она, бледнея.

Ее бледность яснее всяких слов показывала серьезность положения, но очевидная вздорность обвинения опять рассердила и возмутила доктора.

— А если бы ты работала столько, сколько я, чего ты потребовала бы тогда от близкого человека?

— Я бы не только требовала от него, но и ему уделяла частицу своего духовного богатства.

— Значит, общение со мной не обогащает тебя?

Ольга с минуту молчала, пока молчание не стало невыносимым для обоих. Тогда она сказала быстро и нервно:

— Да, не обогащает.

Дня три после этого они совсем не разговаривали.

51

Положив в карман блокнот и карандаши, Ольга вышла из дому и остановилась на крыльце, глядя на серые вершины знакомых гор. Внизу, в лесистых распадках, уже сверкала осенняя позолота; начинали желтеть листья ольхи и тополей, побурели лиственницы.