Даниил Тумаркин - Миклухо-Маклай. Две жизни «белого папуаса»

• Название: Миклухо-Маклай. Две жизни «белого папуаса»
• Автор: Даниил Тумаркин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-235-03395-5

В самой фамилии Николая Миклухо-Маклая слышится эхо дальних странствий, звучит голос судьбы, отправившей потомка украинских каза­ков и немецких врачей на далекую Новую Гвинею, жители которой до сих пор вспоминают о русском «человеке с Луны». Первым из ученых посетив труднодоступные районы Океании и Юго-Восточной Азии, Миклухо-Мак­лай самоотверженно, порой с опасностью для жизни, изучал их природу и население. Его исследования имеют не только научную ценность — в эпо­ху колониальных захватов он неустанно призывал видеть в «дикарях» людей, беречь их самобытную культуру. «Белому папуасу» посвящено немало книг, вышедших в России и за рубежом, но многие моменты его биографии до сих пор остаются непроясненными. Новое жизнеописание Миклухо-Маклая, созданное известным этнографом Даниилом Тумаркиным, — итог многолетних изысканий, подробно освещающих недолгую, но яркую жизнь выдающегося ученого-гуманиста.

---

Пользуясь последней возможностью отправить свою корреспонденцию с катером, который возвращался в Амбоину, Николай Николаевич написал несколько писем на Яву и в Россию. До нас дошли только два письма — секретарю РГО и Мещерскому. «Мой план, — говорится в первом письме, — снова тот же, как и в 1871 году: познакомиться с жителями, их обычаями и языком, живя с ними, не оставляя при этом моих зоологических и метеорологических наблюдений». Путешественник добавил, что Лаудон обещал прислать за ним пароход «по окончании Ачинской экспедиции»[544]. «Отправляюсь, — написал он Мещерскому, — потому что если теперь не решусь, пожалуй, вторая экспедиция в Новую Гвинею никогда не удастся вследствие здоровья, которое уходит, и средств, которые все более и более стесняют. Постараюсь вернуться, потому что главные результаты (этнологические) 1-го путешествия почти не разработаны мною, и никто это за меня сделать не сможет»[545].

23 февраля 1874 года урумбай поднял якорь и взял курс на Новую Гвинею. Посетив по пути острова Горонг и Ватубела и выдержав жестокий шторм, который едва не потопил лодку, путешественник и его спутники увидели 27 февраля поднимающиеся уступами горы. Это был Берег Папуаковиай.

«Здесь легче умирать, чем жить»

Голландские, английские и французские морские экспедиции нанесли на карту извилистую береговую линию Папуаковиай с прилегающими к ней островами. Натуралисты, участвовавшие в некоторых из этих экспедиций, съезжали на берег. Но никто из европейских ученых не занимался изучением местного населения, о котором ходили самые невероятные слухи, распускавшиеся морскими*торговцами — подданными султаната Тидоре, формально владевшего этой частью Новой Гвинеи.

Панорама, которая открылась с урумбая перед Миклухо-Маклаем, восхитила путешественника: «Море с его многочисленными бухтами и проливами, отвесные скалы, высокие хребты гор с разнообразными контурами, чрезвычайно богатая растительность представляют в Папуаковиай самые эффектные комбинации, и часто пейзаж не довольно назвать "красивым", но надо назвать "величественным"»[546]. Однако путешественника поразило безлюдье этой по виду роскошной страны.

На всем протяжении Берега Папуаковиай он обнаружил «не более 3 или 4 построек, которые можно назвать хижинами; все остальные, и эти очень малочисленные, едва заслуживали название шалашей». «Все эти жилища <…> — добавил он, — только временно обитаемы, и даже редко можно застать в них жителей. Все население скитается по заливам и бухтам в своих пирогах, оставаясь только несколько часов или дней в одной местности»[547].

На следующий день после прибытия Николай Николаевич с Сангилем в качестве переводчика посетил гористый, покрытый пышной растительностью островок Наматоте, где встретился с местными «большими людьми» — правителями островов Айдума, Наматоте и Мавара. Подобно «начальникам» на Молуккском архипелаге, эти папуасы именовались радьями (раджами) или капитанами и красовались, по словам путешественника, в малайской одежде. Путешественник объяснил им, что намеревается «поселиться здесь между ними, месяца на три», желает «видеть здесь горы, деревья, животных, людей и хижины их», хочет «знать обо всем, что здесь делается»[548]. В ответ он услышал жалобы на военные набеги из Папуа-Онин и междоусобные войны. «Титулованные» собеседники просили защиты у туан пушу (белого господина), обещали во всем ему помогать и просили дать им пару бутылок рома или джина, к которым они пристрастились под влиянием молуккских морских торговцев.

Отказавшись от предложения местного раджи обосноваться на Наматоте, Николай Николаевич объехал на урумбае прилегающие участки побережья и ближайшие острова. Его выбор пал на мыс Айва, расположенный на «материке» вблизи от острова Маваре. Здесь на уступе скалы с красивым видом на море он приказал расчистить в лесу площадку, на которой люди с урумбая с помощью местных жителей быстро построили домик на сваях, крытый атапами — водонепроницаемыми пластинами, сплетенными из пальмовых листьев. Он состоял «из передней, моей комнаты с двумя окнами и дверью и другой, почти вдвое большей, для моих людей»[549]. Сюда перетащили с урумбая вещи путешественника — одежду, ружья, приборы, ящики с медикаментами и т. д. На берегу под скалой начали селиться обитатели ближайших островов. Они строили шалаши или вытаскивали на сушу свои обычные жилища — лодки с двумя балансирами и довольно широкой платформой с навесом, сплетенным из листьев пандануса.

Не теряя времени, Миклухо-Маклай приступил к научным изысканиям: обмерял головы папуасов, собирал черепа и скелеты из разрушенных захоронений, составлял словники местных диалектов, добывал при отливе и консервировал губок и других простейших морских животных, организовал охоту на местных птиц, чьи черепа и скелеты помещал в консервирующие растворы, проводил метеорологические наблюдения.

В 1828 году голландская колониальная администрация объявила о присоединении западной части Новой Гвинеи к Нидерландской Ост-Индии и, чтобы подкрепить эту декларацию, основала на Берегу Папуаковиай, в местности Лобо, расположенной недалеко от Айвы, военное поселение — форт Дюбус. Однако большинство поселенцев, включая коменданта, погибли от малярии, берибери (скорбута) и дизентерии. Новые пополнения ждала та же участь. В 1836 году оставшиеся в живых солдаты и офицеры с семьями были вывезены военным кораблем в Батавию. Голландцы получили столь суровый урок, что следующую попытку основать поселение в этом районе предприняли лишь в конце XIX века, а до того ограничивались «демонстрацией флага», изредка посылая к Берегу Папуаковиай военные корабли.

Трагическая судьба форта Дюбус была не случайной. Как вскоре убедился русский путешественник, прибрежная полоса Берега Папуаковиай — с заболоченными низинами и мангровыми болотами — была еще более нездоровой, чем местность на побережье залива Астролябия, где он жил в 1871 — 1872 годах. Судя по дневнику, Николая Николаевича здесь реже посещали приступы малярии, но он страдал от осложнений, вызванных лихорадкой денге, и постоянно испытывал сильное недомогание. Между тем серьезно заболел Ахмат. Приступы малярии следовали у него один за другим. Мальчик настолько ослаб, что с трудом говорил и, лежа на циновке, не мог без помощи приподнять голову. Николай Николаевич заботливо ухаживал за своим «папуасенком». Местными разновидностями малярии заболело и большинство «матросов» урумбая. Положение спасали большие дозы хинина, которым предусмотрительно запасся Миклухо-Маклай. Природные красоты, которыми не уставал восхищаться путешественник, обернулись другой, трагической стороной. Уже через несколько дней после высадки в его дневнике появилась такая запись: «Местность здесь живописная, жалко, что здесь легче умирать, чем жить»[550].

Ознакомившись с окрестностями Айдумы, Миклухо-Маклай 21 марта отправился на урумбае в более далекую экскурсию. Сторожить свой домик он оставил пятерых матросовсерамцев под начальством амбонца-христианина Иосифа Лописа, которому поручил неустанно заботиться об Ахмате, еще не окрепшем после серии пароксизмов малярии.

Идя вдоль берега, преимущественно на веслах, урумбай посетил многие бухты и проливы, а также маленькие острова, причем Николай Николаевич внес уточнения и изменения в официальную голландскую карту. Путешественник проявил, как теперь говорят, политкорректность: безымянный мыс на острове Драмай он назвал в честь Лаудона, проток, ведущий в залив Бичару, обозначен на его картосхеме как пролив Королевы Софии (супруги голландского короля), а обособленная часть залива Тритон — как пролив Великой княгини Елены (его петербургской покровительницы).

На востоке урумбай дошел до острова Лакахия, где имелась хорошая, защищенная от ветров якорная стоянка, а потому здесь чаще, чем у других островов Берега Папуаковиай, останавливались серамские и макасарские падуаканы (большие парусники), приходящие для меновой торговли. На Лакахии не было постоянного поселения. Но стоило появиться падуакану, как сюда, словно на ярмарку, приплывали в своих лодках жители окрестных прибрежий и островов. По мнению современного востоковеда М.А. Членова, Миклухо-Маклай наблюдал здесь начальную стадию образования торгового центра, при дальнейшем развитии которого на острове обычно оседают и смешиваются люди разных национальностей, образуя ядро «торгового этноса», и возникает постоянное поселение[551].

На Наматоте и Айдуме Николай Николаевич несколько раз встречался с людьми из племени вуоусирау, населявшего горы над Берегом Папуаковиай. Они приглашали путешественника в гости, причем рассказали, что за грядой прибрежных холмов находится большое озеро Камака-Виллар. Несмотря на общую слабость и боль в ногах, Миклухо-Маклай по крутым тропинкам совершил поход в горы и познакомился с культурой и бытом этого племени, которое было меньше затронуто внешними влияниями, но тоже имело своего «капитана». Вуоусирау (как и их соседи — маираси) по своему антропологическому типу мало отличались от прибрежных папуасских племен. «Между женщинами, — записал путешественник, — я заметил одну девочку лет около 13, большие темно-карие глаза которой могли бы удовлетворить самых взыскательных ценителей женской красоты»[552]. Вуоусирау говорили на особом диалекте, вели более оседлый образ жизни, строили прочные хижины на сваях и в отличие от береговых папуасов держали собак, которые по своей природе и предназначению были похожи на их четвероногих сородичей с Берега Маклая.