Илья Басс - Жизнь и время Гертруды Стайн

• Название: Жизнь и время Гертруды Стайн
• Автор: Илья Басс
• Издательство: Аграф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-7784-0436-6

Гертруда Стайн (1874–1946) — американская писательница, прожившая большую часть жизни во Франции, которая стояла у истоков модернизма в литературе и явилась крестной матерью и ментором многих художников и писателей первой половины XX века (П. Пикассо, X. Гриса, Э. Хемингуэя, С. Фитцджеральда). Ее собственные книги с трудом находили путь к читательским сердцам, но постепенно стали неотъемлемой частью мировой литературы. Ее жизненный и творческий союз с Элис Токлас явил образец гомосексуальной семьи во времена, когда такого рода ориентация не находила поддержки в обществе.

Книга Ильи Басса — первая биография Гертруды Стайн на русском языке; она основана на тщательно изученных документах и свидетельствах современников и написана ясным, живым языком.

---

Разговор, по всей видимости, вертелся вокруг нового романа Прощай, оружие. Хотя формально два писателя помирились, но уже прежнего дружеского уровня не достигли. Вспоминая то время, Хемингуэй писал, что так никогда и не смог вновь подружиться с ней по-настоящему — ни сердцем, ни умом.

Окончательный разрыв можно достаточно точно датировать одним скандальным вечером у Стайн. В конце октября 1929 года, в одну из последних встреч с Хемингуэем, она просила привести с собой Фитцджеральда.

Странная, если не сказать неестественная, дружба Фитцджеральда и Хемингуэя зародилась в 1924/1925 годах. В октябре 1924 Ф. Скотт отослал редактору издательства Скрибнер Максу Перкинсу письмо, в котором Фитцджеральд уговаривал опубликовать отрывки из будущей книги Хемингуэя В наше время. Представляя Хемингуэя, он предсказывал ему блестящее будущее. В романе Праздник, который всегда с тобой Эрнест относит первое личное знакомство с Фитцджеральдом в баре Динго к весне 1925 года. Неувязка в датах налицо, то ли рекомендация осуществлялась заочно, и они действительно встретились лишь через 6 месяцев. Но вот присутствовать при встрече Дункан Чаплин, выпускник Принстонского университета, не мог — его в то время в Париже не было. Память тридцать лет спустя очевидно подвела Папу Хэма.

С самого начала, хотя Фитцджеральд был уже достаточно известен, лидерство в дружбе захватил Хемингуэй — как в силу своей напористости (скажем так), так и вследствие самых прозаических на первый взгляд преимуществ. Восхищаясь литературным дарованием Хемингуэя, Фитцджеральд отдавал ему дань как герою войны и как атлету. Сам Фитцджеральд служил внутри США и полагал, что сравниться с участником боевых действий в Европе никак не может. В действительности же Хемингуэй в Первой мировой войне в боевых сражениях не участвовал, но среди знакомых легенду о героизме культивировал. Преклонялся Фитцджеральд и перед атлетизмом приятеля — тот вышел ростом в 1 м 82 см и весом 85 кг — нечасто можно было встретить в то время мужчину с такими физическими данными. Хемингуэй преуспел в боксе, дополнительно подрабатывал уроками бокса; матери сообщил, что Фитцджеральд — один из его учеников. Скотт же признавался, что еще в школе пытался компенсировать неуспехи в спорте литературными достижениями. Как ни странно, юношу угнетал даже тот факт, что он пьянел от небольшой порции алкоголя, а Хемингуэй практически мог поглотить заметное количество спиртного, оставаясь практически трезвым.

Впервые Фитцджеральд упомянул о том, что Хемингуэй берет его к Стайн, в письме к Вилсону. Оба писателя встретили ее на улице, она парковала автомобиль. Знакомство протекало мирно. Фитцджеральд был мил, Гертруда сама доброта. Так можно предположить из нескольких первых писем, которыми они обменялись, Прочитав Великий Гэтсби, Гертруда похвалила книгу, понравилось также его посвящение. Тон письма немедленно устанавливает верховодство Стайн: «Мне нравится тон и Ваше посвящение — они демонстрируют Вашу внутреннюю красоту и нежность. И это отрада.». Ответ Фитцджеральда — ответ смиренного и почитающего ученика в третьем лице: «Вы и несколько других, таких как Вы… определят (верно или неверно) художественные критерии за меня и мне подобных».

В Автобиографии Гертруда нашла для него куда более весомые слова, предсказывая, что Фитцджеральда будут читать даже тогда, когда его именитые современники будут забыты.

Вернемся, однако, к той октябрьской встрече у Гертруды Стайн.

Передавая приглашение Скотту, Эрнест писал: «Она утверждает, что ты обладаешь самым большим талантом среди всех нас». Хемингуэй показался на вечере не один. Он привел с собой несколько других писателей. Гертруда, как обычно, прочитала целую ‘лекцию’ о литературе, отметив достоинство романа Прощай, оружие, особенно те места, где Хемингуэй сочиняет, и не такие удачные, где предается воспоминаниям. Затем она упомянула, что его ‘пламя’ отличается от Фитцджеральда. Эпизод этот описан и в Автобиографии и в небольших по размеру мемуарах Токлас, озаглавленных То, что запомнилось. Отчет о вечере выглядит примерно следующим образом. Фитцджеральд обратился к Элис: «Мисс Токлас, я уверен, вам интересно узнать, как Хэм добивается своих успехов [в литературе]». Хэм с подозрением поглядел на Скотта: «Что у тебя на уме, Скотти». И предположительно рассказал: «Когда у меня возникает идея, я уменьшаю пламя, как на спиртовке. Пока не произойдет взрыв. И если бы у меня были только взрывы, мои книги были бы настолько поразительны, что вынести их никто не смог бы». Хемингуэю показалось в тот вечер, что Гертруда предпочла ‘пламя’ Фитцджеральда, а не его. И по дороге домой, буквально изводил друга этим замечанием, хотя сам Скотт отказывался придавать какое-то значение сказанному Гертрудой. На следующее утро, в характерной для себя манере извиняться ни за что ни про что (а вдруг наговорил по пьяни чего лишнего), Фитцджеральд прислал записку, настаивая на том, что ремарка Гертруды отдавала предпочтение Хемингуэю. Чем определяется ‘отказ’ Фитцджеральда, сказать трудно. Скромностью? Нежеланием уязвить самолюбие Эрнеста и тем самым избежать раскола их дружбы? Тем и другим? Примечательно, что Хемингуэя фантазия завела совсем далеко. В ответном письме он обвинил Гертруду (или хотел убедить Скотта) в желании организовать соревнование ‘зайца и черепахи’, где роль черепахи отводилась ему. Далее он убеждал, что каждый из них идет своей дорогой, а общее у них — желание писать хорошо.

После этой стычки Хемингуэй уехал во Флориду и появился на улице Кристин лишь после Второй мировой войны.

Вбить клин между Гертрудой и Фитцджеральдом возмутителю спокойствия не удалось. В начале 30-х годов Гертруда послала Фитцджеральду свою новую книгу. Скотт немедленно и со всей искренностью откликнулся:

Сколь много ваших незабываемых замечаний приходит мне на ум… Я, конечно, немедленно прочел книгу и иду по второму разу (учась, как и все мы, у вас многому)… Надеюсь этим летом посетить Европу и встретиться с Вами. Мне всегда не хватало и не хватает встреч с Вами.

Как всегда с восхищением и сердечно, Ф. Скотт Фитцджеральд.

Некоторая «особенность» их дружбы, по мысли Гертруды, проистекала из заметного самоуничижения Фитцджеральда, какой-то необычайной покорности и неуверенности в себе. Он осторожно относился к похвалам из чужих уст, не доверяя их искренности, был самокритичен к себе прямо-таки до мазохизма. Скотт в день своего тридцатилетия обратился к Гертруде: «Мне сегодня 30. Юность ушла. Что мне делать? Что я могу делать?» На что Гертруда мудро посоветовала ему не волноваться, отправляться домой и приступить к написанию самого лучшего произведения. После опубликования в 1934 году романа Ночь нежна он послал экземпляр с запиской: «Та ли книга, о которой вы просили?». «Вполне» — ответила Гертруда.

Литературное соперничество совсем не редкое явление. В ограниченном парижском сообществе англоязычных писателей оно сопровождалось не только профессиональными спорами, но и сопутствующими им сплетнями. Хемингуэй болезненно и ревностно воспринимал всяческие слухи о себе и остро реагировал на них, вследствие чего нападки на друзей и знакомых были его довольно характерной чертой. За исключением Паунда, он переругался со всеми своими друзьями.

Хемингуэй ревновал и Фитцджеральда.

По выражению одного из биографов (Андре ле Во), Скотт стал для него чуть ли не мальчиком для битья. До 1936 года Скотт сносил явные и замаскированные нападки. Но в том году, измученный тяжкой болезнью жены, алкогольными запоями, безденежьем, Фитцджеральд поместил ряд исповедальных статей в журнале Эсквайр. В первой из них — Крушение — писатель анализировал свое эмоциональное банкротство. В августе того же года в одном и том же выпуске, журнал опубликовал статью Фитцджеральда Полдень — очередное признание о некоем авторе, который не в состоянии писать, и (случайно ли!?) длинный рассказ Хемингуэя Снега Килиманджаро об умирающем писателе, которого развратила женитьба на богатой женщине. Рассказ сопровождался комментариями о несчастном Скотте Фитцджеральде, которого «сгубил» романтический трепет перед богатством. Удар для Фитцджеральда был невыносим, и он написал Хемингуэю, сохраняя внешне спокойствие:

Дорогой Эрнест,

Убери меня из текста. Если я намереваюсь временами писать de profundis, это не значит, что я прошу своих друзей молиться вслух над моим трупом. Несомненно, ты руководствовался добрыми намерениями, но это стоит мне бессонных ночей. А когда включишь рассказ в книгу, не будешь ли ты добр вырезать мое имя?

История замечательная, одна из твоих лучших, хотя «бедолага Скотт Фитцджеральд» и т. п. все-таки испортила мне впечатление.