Лайонел Дэвидсон - Ночь святого Вацлава

• Название: Ночь святого Вацлава
• Автор: Лайонел Дэвидсон
• Издательство: Гелеос
• Жанр: Триллер
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-8189-1114-4

Молодой англичанин Николас Вистлер, поддавшись на мошеннический трюк, попадает в ловко расставленные шпионские сети. Чтобы сохранить жизнь, ему приходится отправиться в чужую страну под видом бизнесмена. В кармане лежит книга, в переплет которой зашита очень ценная вещь. Поначалу Николас не понимает смысла своего задания. Но постепенно убеждается, что даже собственная жизнь – не самое большое, что он может потерять…

«Ночь святого Вацлава» (Night of Wenceslas) – первый роман Лайонела Дэвидсона, который сразу принес автору огромный успех. Книга была отмечена литературной премией «Золотая шпага» как лучший триллер года, а затем экранизирована. В одной из главных ролей снялся известный актер Дирк Боггарт.

---

– Ну, кто это у нас загрустил? – сказал она. – Пойди сюда. Улыбнись, купчик ты эдакий!

Ей наша пробежка явно пошла на пользу. Она стала такой милой, веселой, глазки у нее засияли.

– Сейчас приготовлю тебе кофе, а потом переоденусь. Может, мне удастся найти для тебя какую-нибудь папину одежку, пока твоя не просохнет.

Она исчезла в соседней комнате, а я кисло огляделся вокруг. В доме, судя по всему, было три комнаты, одна из которых – столовая и одновременно кухня. В гостиной стоял рояль. Был здесь еще и диван, служивший, видимо, постелью.

На стене висели большие круглые часы, которые показывали без четверти двенадцать. Скоро придет ее отец… Да, хорошенькая вышла ночка!

Она вернулась через минуту с распущенными волосами, в халате, изучая костюм, который несла на вытянутой руке. Он был из коричневого твида и явно предназначался для какого-то циркового номера.

– Мой отец крупнее тебя… (утверждение явно лишнее). – Но все же примерь.

Я напялил на себя пиджак и вызвал у нее приступ бурного веселья.

– Какая жалость! – охнула она. – Ладно, неважно. Попробуй-ка надеть весь костюм.

– А что скажет твой отец?

– Ему без разницы. И потом это ненадолго, пока твои вещи не просохнут. Иди в ту комнату. Ох, куличик ты этакий, тебе явно надо подрасти!

Меня уже начали утомлять и эти речи, и эта веселая великанша. Тем не менее другого выхода у меня не было. Я пошел в соседнюю комнату, влез там в гигантские брюки и почапал в них обратно, заранее содрогаясь в ожидании ее звонкого смеха.

Но этого не случилось. Она сидела на полу возле электрического камина, и, когда я вошел, лишь слабо мне улыбнулась.

– Итак, это наша последняя встреча, Николас.

– Совсем не факт! – сказал я почти сердечно и снова чихнул.

– Тебе бы надо выпить чего-нибудь покрепче. Ты простудился. А кофе еще не сварился.

Она встала, достала из буфета бутылку сливянки и налила мне рюмку. Это было адское зелье, сшибавшее с ног и одновременно приводившее в чувство. Теперь я оглядел комнату уже не столь придирчиво. Она была довольно просторная, со вкусом обставленная. На маленьком столике стояла балалайка.

– Балалайка твоего отца?

– Нет. Он виолончелист. Балалайка моя.

– Как насчет того, чтобы поиграть для меня?

– Я сейчас не настроена. Пойду посмотрю, как там кофе.

Я тоже не был настроен слушать музыку. От моего костюма, разложенного на стуле, валил пар.

На часах было без двух двенадцать. Я все думал, как мне, черт возьми, вернуться обратно? И решил, что, наверно, стоит вызвать такси. Еще раньше я заметил, что в прихожей есть телефон. Я допил свою сливянку, поставил рюмку, развалился в удобном кресле и всей душой пожелал перенестись в уют «Словенской», чтобы дождаться наконец утренних курантов и сесть в самолет, вылетающий в десять утра.

Она принесла кофе, и мы пили его в полном молчании.

– Еще рюмочку сливянки? Твой костюм пока не просох.

– Да, спасибо.

Она налила и себе тоже и подняла рюмку.

– За успех твоего бизнеса, Николас.

Мне было трудно придумать что-то в ответ, и потому, одобрительно кивнув головой, я молча поднял рюмку.

– Ты и правда думаешь, что еще вернешься?

– Очень может быть. В бизнесе ничего нельзя знать наперед.

– И когда же это будет?

– Трудно сказать. Может, даже очень скоро. Мне бы хотелось послушать, как ты играешь на балалайке, – сказал я, чтобы как-то отойти от этой скользкой темы.

Власта печально улыбнулась, взяла балалайку, уселась на ковер и стала наигрывать. Это была словацкая песня, которую мне иногда напевала мама. И вдруг она запела. Что-то про сосны, любовь и смерть. Я слушал сперва с приятным удивлением, потом с восхищением. Пела она прекрасно, хриплым, волнующим, печальным голосом, который замечательно гармонировал с заунывной мелодией.

А потом она рванула струны, они зазвенели, и звук медленно замирал в тишине комнаты. Это было колоссально!

– Власта, это потрясающе! – искренне воскликнул я. – Сыграй что-нибудь еще.

– Тебе нравится балалайка?

– Нравится, как ты на ней играешь.

– Балалайка хороша при свете камина, – сказала она с печальной улыбкой. – Потуши свет.

Я подчинился и беспокойно взглянул на часы. Была четверть первого. Дождь за окном лил не переставая, где-то вдалеке погромыхивал гром.

Я снова развалился в своем удобном кресле, освещенном лишь красноватым отблеском огня. Она тем временем налила нам еще по рюмке, залпом опрокинула свою и снова взялась за инструмент.

Не помню, сколько песен она сыграла. А в промежутках все подливала и подливала мне вина. Я сидел, погрузившись в теплую мглу, зная, что обязан уйти и что уйти не могу, и думал: еще одна последняя песня – и все. В какой-то момент, не переставая петь, она склонилась надо мной, Я вскинул руки ей на плечи и стал перебирать ее влажные волосы. Их острый аромат наполнял едва освещенную комнату.

Напевая, она раскачивалась из стороны в сторону, и я раскачивался вместе с ней; голова у меня кружилась, огонь вращался, мрак кренился набок. И пока комната вертелась, а низкий голос все пел и пел, мои ладони взяли ее за подбородок, а потом скользнули ей под халат. Она все пела, а ее шелковистые бомбы жарко и упруго колыхались во мраке… Потом балалайка умолкла. Она повернулась ко мне и прижалась к моему лицу.

– Милачек…

– Мне нельзя оставаться…

– Не уходи.

– А твой отец?

– Слишком поздно. Он уже не вернется.

– Откуда ты знаешь? Как ты можешь…

– Наверно, концерт кончился очень поздно. Он приедет рано утром. У них есть специальный автобус. Это бывает.

Сердце мое отбивало дробь, во рту пересохло, а ее лицо все раскачивалось и раскачивалось в мерцающем свете камина.

– Власта, ты уверена? – прохрипел я.

Она встала и задернула штору. Халат ее распахнулся, под ним ничего не было.

– Да, уверена, – сказала она.

Chapter VI

1

Я греб, сидя в огромной лодке, на шее у меня была веревка, и какой-то человек бил меня черпаком по голове. А потом лодка совсем накренилась, и все кончилось. Я открыл глаза. Передо мной, в нескольких шагах, качалось большое белое лицо. Но вот оно застыло и превратилось в циферблат. Я долго на него щурился и разглядел, что уже без десяти семь.

Затылок у меня затек, и голова где-то там, над бровями, была будто набита соломой. Я тихо лежал, соображая, что бы все это значило и где я, черт возьми, нахожусь. Но вдруг все вспомнил и испуганно сел в постели.

Ведь я же сегодня лечу домой! И в десять мне нужно быть в аэропорту – всего через три часа.

Я лежал на ее руке. Ее большое красивое тело раскинулось на покрывале, и крупная загорелая нога покоилась на моей. А огромные груди плавно вздымались и опускались. Она спала и была великолепна.

Ночью она предавалась любви с такой яростью, что несмотря на пьяное возбуждение я совершенно иссяк и не в силах был насытить ее безудержную плоть.

Но теперь, поутру, я чувствовал себя не то что иссякшим, а попросту выпотрошенным, раздавленным К тому же перед угрозой физической расправы.

На стуле в диком беспорядке валялись гигантские одежки ее папаши… Ох, не хотелось бы мне оказаться здесь, когда он вернется! А еще менее (и это посерьезнее и пострашнее!), когда пробудится его ненасытная дщерь!

Она спала, раскинувшись, как Мать-земля. Я попробовал потихоньку вытащить из-под нее свою ногу. Это было совсем не просто, и, пока я пытался это проделать, ее сонная рука взметнулась и съездила мне по уху.

Она повернулась на другой бок. А я застыл с бьющимся сердцем, но она только невнятно пробормоталаг «Милачек» и не проснулась.

Поминутно на нее оглядываясь, я медленно вывинтился из постели. «Норстранд» валялся на полу, возле почти допитой бутылки сливянки. Я поднял его и на цыпочках прокрался в ванную.

Одежда моя была все еще мокрой и мятой. Я быстренько напялил ее на себя. Комната кренилась набок. Я запихнул галстук в карман и, не завязывая шнурков на ботинках, на цыпочках пробрался к двери. Девица подогнула колени и повернулась на другой бок. Спала она шумно, с великолепной, здоровой грацией насытившегося зверя. «Прощай, Власта, прощай, милачка!» – сказал я про себя и тихо вышел вон.

Неслышно ступая по посыпанной гравием тропке, я выбрался к проселочной дороге и, только очутившись там, завязал шнурки на ботинках и припустил бежать. В глотке было сухо, желудок свело. Выскочив на шоссе, я остановился и огляделся вокруг.

Никакого движения – ни грузовиков, ни повозок. Даже велосипедистов, и тех не было. Мягко гудели в тишине телеграфные провода. В уже горячем воздухе разливался запах асфальта. Меня снова обуяла паника – дикий страх, что девица сейчас проснется и в любовной ярости кинется меня догонять. До отеля отчаянно далеко, идти пешком слишком долго, не меньше двух часов. А мне еще и вещи уложить надо, и расплатиться, и добраться до аэропорта…