Яков Цукерник - Три комиссара детской литературы

• Название: Три комиссара детской литературы
• Автор: Яков Цукерник
• Жанр: Критика

---

Так что немудрено будет Сенцову «далеко пойти» — характеристику ему будет Елизавета Максимовна подписывать, а директора она сумеет обойти или выжить — такого.

Спасти положение могут только сами ребята — в школе начинает назревать бунт и первые его толчки уже потрясли завуча — я имею в виду то самое классное собрание, где она заявила, что «легко не отделаетесь». Не стану переписывать всё, отмечу лишь, что она старательно валит в одну кучу все классные недочёты, обвиняет всех во всём, и явно только потому (иначе — где раньше сама она была, почему до сих пор мышей не ловила?), что класс не желает «принципиально обсудить» поведение Каховского, ибо полностью на его стороне. А как бы хорошо было, если бы «принципиально» навалились всей кучей и смешали с грязью! Но не выходит… Тут-то у неё и вырвалось, что «легко не отделаетесь».

— Нам легко и не надо, — сказал Генка. — Надо, чтобы справедливо.

— Будет справедливо, не волнуйся.

— А я волнуюсь, — возразил Генка и встал. — Где же эта справедливость? Сенцов — гордость школы, а Каховский — хулиган и прогульщик! Сергей, отдай Сенцову готовальню, которую тебе милиция подарила!

— Медведев! — голос у Елизаветы Максимовны стал металлическим. — Ещё одно слово, и ты отправишься за дверь.

— Не отправлюсь, — просто, даже скучновато сказал Кузнечик.

Глаза у Елизаветы Максимовны стали круглыми.

— Ты соображаешь, что говоришь?

— Соображаю. Не отправлюсь! — вдруг взвинтился Генка. — Не отправлюсь, и всё! — Он даже в парту вцепился, словно его хотели силой из класса вытащить. — Это мой класс! Каждый день говорят: вы хозяева в классе, вы хозяева в школе! А как слово скажешь — марш за дверь! Что за собрание, когда сказать ничего нельзя!

Елизавета Максимовна овладела собой.

— Сядь. пожалуйста. Вы все уже сказали достаточно, и собрание закончено. Каховского и Медведева прошу иметь в виду, что за третью четверть у них неудовлетворительные оценки по поведению.

— Разве это не педсовет решает? — спросил Павлик Великанов.

Елизавета Максимовна не сочла нужным откликнуться на эти слова.

— А совету дружины следует с этими пионерами заняться особо, — добавила она.

Вика Гармашева встала:

— Мы их вызовем, Елизавета Максимовна. В ближайшие дни соберём совет.

…В ближайшие дни собрать совет не удалось: начались каникулы. А тридцать первого марта вышла газета со статьёй Ларцева…

О статье — потом. Пока отметим, что председатель совета дружины Вика Гармашева во всём согласна с начальством — и в этом вопросе тоже. И про клуб «Эспаду» она скажет: «Правильно, что вас разогнали». И про Серёжу: «Директорский любимчик! Только он за тебя и заступается, а то давно бы из школы вышибли!»

А стоило бы собрать открытое собрание совета дружины именно по этому её высказыванию и там среди прочих вопросов задать такой: «Вика, давай забудем о твоём положении в школьной иерархии и о том, что ты старше Каховского. Предположим, что та компания, с которой столкнулся Каховский, напала на тебя и потащила в подворотю с целью изнасилования — эти личности от такой забавы не отказываются, — а Каховский оказался рядом и опять-таки вступил с ними в схватку. Будешь ли ты и после этого считать, что ему не место в школе и в пионерской организации, а также, что клуб, где его научили быть рыцарем добра и справедливости не только на словах, но и на деле, следует разогнать, расчищая дорогу Кисам, Гусыням, Кешам Сенцовым и Гаврикам?» И сообщить кое-что из статистики изнасилований по данному городу, для чего приглашение на совет дружины получил бы представитель милиции — из тех, кто имел дело с Серёжей в момент его схватки с Гавриком и его подрастающей сменой, а также вручал ему награду за мужество на общешкольной линейке — упомянутую готовальню… Но о таком собрании в трилогии не сказано, видимо, тогда Крапивин ещё не дошёл до такой ненаучной фантастики…

И старшая вожатая школы — Юля Вострецова — бывшая ученица этой же школы, слова не скажет неправильно поступившей учительнице «Клавдии Семёновне, которая меня ещё в первом классе учила. Что я, подойду к ней и скажу: „Вы не правы“?» Плохо учила её Клавдия Семёновна, не научили её самому важному и другие учителя. А ведь это самое важное знал ещё Аристотель: «Платон мне друг, но истина дороже». И в начале XV века гениальный азербайджанец Атааллах Аррани это же подтвердил более чем сходными словами:

Он стал и был учителем моим.
Он благодарной памятью  храним.
Но если сердце скажет: «Он ошибся», —
Я опровергну сказанное им.

Но именно Вика, не усвоившая этих истин ни в школе, ни из книг, и не дошедшая до них своим умом, была кем-то поставлена во главе пионерской дружины школы, и именно эта вожатая попала в пионерские вожди школы с благословения райкома или горкома комсомола. Правда, в самом конце трилогии мы узнаем, что старшая вожатая Юля не только купила братишке — одному из флаг-капитанов разогнанного, но не желающего гибнуть клуба «Эспада» — кинокамеру для досъёмки недоснятого самосъёмного фильма «Три мушкетёра», но и помогла ему дозвониться с Урала до Севастополя, чтобы он мог вызвать оттуда Серёжу и Генку. Видимо, начала умнеть. Дай-то бог, как говорится… Но это уже в самом конце…

Ну, а что за пределами школы на рубежах мира детей с миром взрослых?

Вне школы водятся супруги Дзыкины, готовые за помятые цветы проткнуть ножом ребячий мяч.

Дзыкины — это закадычные враги Крапивина. Они многолики. Это и Жада в «Алых перьях стрел», и Папиросыч в «Белый щенок ищет хозяина», и Газетыч из повестей о Джонни Воробьёве, и Ювелир из «Каникул Вершинина-младшего», и многочисленные скандальные тётки с сумками и мешками из многих произведений Крапивина, и подрастающая их смена: Ноздря со своей мачехой тётей Агой из «Тени каравеллы» и Лёвка Аронов из «По колено в траве». Кстати, он один заслужил имя, а не прозвище — он входит в ватагу, имеющую достойного вождя, а потому уже начал подвергаться перевоспитанию, у него есть шанс вырасти человеком. И очень хорошо для окружающих, что именно ему, Аронову, лицу еврейского происхождения, дана такая возможность, ибо евреи — порода людей, в силу особенностей своего существования в течние двух последних тысяч лет, имеющих доминирующую черту характера в степени «эн», так что вырос бы он сволочью исключительнейшей… И всех их можно в совокупности назвать именно Дзыкиными, ибо именно по причине встречи с этой супружеской парой автор заставляет Серёжу задуматься над этой разновидностью двуногих…

Это одурелые собственники без чести и совести, за свою кровную полтину способные покалечить человеку жизнь, а при возможности и раздавить его, как насекомое. «Кто они? Откуда берётся эта нечисть?» — не раз и не два спрашивают себя герои Крапивина. Эх, если бы это были только потомки бывших кулаков! Но ведь ещё Ильф с Петровым когда-то писали о Корейко, что «все кризисы, которые трясли молодое хозяйство, шли ему на пользу; всё, на чём государство теряло, приносило ему доход. Он врывался в каждую товарную брешь и уносил свою сотню тысяч». А сколько, мягко выражаясь, некомпетентных руководителей развелось после гибели большевистских кадров в хозяйстве и торговле? Сколько нечисти туда проникло? Сколько упомянутых брешей появилось в результате упомянутой выше игры с законами? Об этом пишут и пишут газетчики и писатели и всегда упоминают о страшном человеческом браке, порождаемом в нашем хозяйстве. Вот и Ноздря торгует «дефицитом» (продавая поштучно старшеклассникам самокрутки и грецкие орехи) и отбирает у малышей завтраки. Что же, ещё викинги в Скандинавии и Василий Буслаев в нашей славной стране промышляли тем же — где не было сил для разбоя, там торговали, а при случае всегда были готовы и пограбить… Вот и Газетыч норовит завладеть бесхозной лодкой и тащит избыточно завезённый на пустячную стройку и брошенный там разинями-строителями цемент. Вот и Папиросыч не брезгает ничем в снижении своих расходов и повышении доходов. Вот и Жада разводит фактически кулацкое хозяйство с работницей… Супруги Дзыкины как таковые в сравнении с ними вроде бы безгрешны. Но только «вроде бы». И общее у них с перечисленными коллегами то, что они ненавидят «больно грамотных», как и мачеха Ноздри — тётя Ага, в тяжкие военные годы таскающая сыночку проходящий через её руки шоколад. Для всех Дзыкиных нет большего ругательства, чем «грамотный», то есть «живущий по каким-то прежде неписаным, а в Советской Стране уже и запечатлённым в моральном кодексе законам, не рублю-целковому поклоняющийся, христосик паршивый, идейная сволочь»… Из таких вот «материалистов» выходили уголовники всегда, а в дни войны и дезертиры, полицаи, агенты гестапо, власовцы. Кстати, Ювелир из «Каникул Вершинина-младшего» именно и доносил гестаповцам, получал от них имущество казнённых евреев, был связан с подпольем «лондонских поляков», после прихода нашей армии сбежал в банду, а когда и там запахло жареным — не задумался и эту банду предать. Прямой аналог Сенцова в этом смысле, или точнее — предшественник его. Но это лишь крайний случай в мире Дзыкиных.