Борис Яроцкий - Дмитрий Ульянов

• Название: Дмитрий Ульянов
• Автор: Борис Яроцкий
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1977

Дмитрий Ильич Ульянов — представитель замечательной семьи Ульяновых. Младший брат В. И. Ленина, врач по профессии, он включился в революционную работу еще будучи студентом. Д. И. Ульянов входил в организацию искровцев, работал в Подольске, Симбирске, Крыму. Он был одним из организаторов подполья в Феодосии, после Октября находился в гуще революционных событий в Крыму после изгнания оттуда оккупантов, был заместителем председателя Совнаркома и наркомом здравоохранения Крыма. С 1921 года Дмитрий Ильич работал консультантом в различных медицинских учреждениях Москвы.

---

В воскресенье утром они увиделись снова, только теперь на берегу Салгира. Багликов сообщил, что в дальнейшем можно будет встречаться в подвале местной кофейни.

В этой кофейне предполагалось организовать типографию. Чтоб Дмитрий Ильич лучше представил условия, в которых вынуждены были действовать симферопольские большевики, Багликов назвал некоторые цифры. В городе тридцать предприятий, около тысячи рабочих, а большевиков осталось всего девять человек. Остальные арестованы. Партийной организации, по существу, нет. После 1907 года симферопольские большевики дважды пытались связаться с керченскими товарищами. У тех была типография и довольно сильная партийная группа на заводе Бухштаба. Но оба раза подводили связные. Первый провалился по неосторожности. А вот второй как будто сделал все правильно, но почему-то керченский товарищ, хозяин явочной квартиры, вскоре после визита связного угодил на каторгу…

Рассказ Багликова заставил Дмитрия Ильича крепко задуматься. Нужно было создавать, по сути, новую организацию, и именно в Симферополе. Через Симферополь, как представлялось Дмитрию Ильичу, удобнее всего держать связь с уездами губернии. Из Симферополя в Москву, через Александровск и Харьков, шла прямая железнодорожная линия.

Работу по восстановлению и активизации большевистских организаций Таврии следовало начинать не мешкая, тем более что в Симферополе, Севастополе, Керчи, Феодосии, Евпатории, Джанкое, на соляных промыслах Сиваша особенно активно действовали меньшевики и эсеры. Невдалеке показалась компания подвыпивших чиновников. Тимофей Гаврилович тотчас развернул принесенный с собой сверток, и в его руках оказалась бутылка «казенки».

— Сколько раз она маскировала нашего брата, — заметил он, нарезая сало.

Багликов искоса посмотрел в сторону расположившихся на траве гуляк. Пора было расставаться. Тимофей Гаврилович назвал Дмитрию Ильичу адреса явочных квартир. На них уверенно можно высылать из Москвы партийную литературу.

Наконец губернская управа утвердила Ульянова в должности санитарного врача, и Дмитрий Ильич, получив напутствие Дзевановского, в начале мая выехал в Феодосию.

Местные феодосийские власти проявили повышенный интерес к личности Дмитрия Ильича Ульянова. Врачи в уезде менялись довольно часто, и приезд еще одного в общем-то представлялся рядовым событием. Но при этом впервые на имя полицмейстера Феодосийского уезда поступило сообщение начальника жандармского губернского управления. Полковник Немирович-Данченко ставил в известность полицмейстера Попова о том, что врач Ульянов трижды арестовывался за революционную деятельность. Поэтому местной полиции предписывалось установить за новым врачом негласный надзор. Полицмейстер поручил исправнику Ионину следить за Ульяновым и регулярно составлять отчеты о его деятельности.

Таким образом, Дмитрий Ильич еще не приступил к своим обязанностям, а за ним уже устанавливалась слежка.

На железнодорожной станции Аркадий Михайлович Чеглоков, один из уездных врачей, встречал гостя. Чеглоков пожелал новому коллеге успеха и благополучия на весьма тяжелом, но почетном поприще, затем предложил место на скрипучих дрожках.

День клонился к вечеру. Красное солнце освещало голые угрюмые холмы. Только внизу, у самой городской черты, зеленела узкая полоска виноградников.

Чеглоков стал рассказывать о здешних делах. И начал, как ему представлялось, с главного — с воды, недостаток которой ощущается всюду, и прежде всего в борьбе с эпидемиями. Вода поступает только из артезианских колодцев, а колодцы эти принадлежат частным лицам. Существует проект о передаче колодцев городским властям. Но против этого проекта ополчились владельцы. К сожалению, их поддерживают местные власти и даже некоторые медики.

По пути с вокзала дрожки остановил исправник Ионин. Он любезно представился Дмитрию Ильичу, справился о самочувствии, сказал, что в случае надобности он всегда к услугам господина Ульянова. Дмитрий Ильич догадался, что местный блюститель порядка давал понять, что в Российской империи, как ни велика она, каждый человек — под всевидящим оком.

Ионин козырнул и попрощался, но Аркадий Михайлович больше не вернулся к прерванной беседе. Много лет спустя он признается Дмитрию Ильичу, что тогда не на шутку испугался: не везет ли он переодетого жандарма? Время ведь было пасмурное, 1911 год.

Чтобы нарушить неловкое молчание, Дмитрий Ильич спросил коллегу, можно ли найти приличное, но недорогое жилье, семья у него небольшая — он да жена, а потом, может, приедут мать и сестры. Аркадий Михайлович помог Дмитрию Ильичу подыскать квартиру и маленькую дачу на берегу моря.

Из Феодосии Дмитрий Ильич разослал письма родным, товарищам по партии. Вскоре он сам получил весточку от Багликова. Тот просил, если представится возможность, наведаться в Симферополь: нужно посоветоваться по поводу очень важного дела. Значит, Багликов действовал. Но как быстро нужно ехать? Ведь сейчас вырваться в Симферополь не так-то просто. В уезде вспыхнула дизентерия. Очаг погасили. Да надолго ли? Жарко. Сухо. Воды не хватает. А без нее какая профилактика?

«ДАР БОГОВ»

В мае 1911 года Дмитрий Ильич обследовал санитарные условия рыбного завода в Сарайминской волости. Вышел на степной железнодорожной станции. До моря добирался пешком. А это более двенадцати верст. Еще издали увидел три серых деревянных сарая. В одном, как выяснилось, хранилась тара, в другом размещалась контора управляющего, в третьем была ночлежка: в два ряда стояли нары, кое-где перегороженные ситцевыми занавесками, около нар — ящики с утварью и продуктами, в углу — бочка с пресной водой, одна на всех обитателей барака.

Возле ночлежки играли дети. Их матери невдалеке солили рыбу. Все эти женщины попали сюда в поисках хоть какого-нибудь заработка. Платили им гроши.

Дмитрий Ильич подошел к работницам, поздоровался. Ответили вразнобой, не отрываясь от дела. Глаза спрятаны под косынками. Руки в рыбьей чешуе, воспаленные, разъеденные солью. Потихоньку разговорились. Рабочие объяснили, что рыбозавод пускают с начала путины, в марте. В октябре, когда с севера подуют штормовые ветры, завод закрывают. С рабочими производят расчет. Кто недоволен заработком и порядками, установленными управляющим, имеет право покинуть завод в любое время, но без расчета. Поэтому никто не жаловался — люди боялись потерять работу.

Дмитрий Ильич разыскал управляющего. Им оказался Карл Нейфельд, немец-колонист, полный, краснощекий, самоуверенный. Он следил за рыбаками, разгружавшими баркас. С тяжелыми корзинами на плечах рыбаки бреди по пояс в воде. Словно чувствуя на себе цепкий взгляд управляющего, старались держаться бодрей, не выдавали усталости. Они знали, что управляющий здесь и бог и судья.

Ульянов уже встречался с Карлом Нейфельдом в управе, куда того вызвали для объяснения по поводу массового отравления засольщиц. Тогда ничего от него не смогли добиться. Он твердил одно: дескать, сами виноваты, никто не принуждал их есть недоброкачественную рыбу.

А теперь новое происшествие. И снова на рыбозаводе. По поручению санитарно-исполнительной комиссии уезда Дмитрий Ильич выяснял обстоятельства, при которых вспыхнула эпидемия дизентерии.

Оправдываясь, Нейфельд говорил, что рабочие якобы сами не соблюдают правила гигиены, А то, что рабочий день длится на заводе пятнадцать часов, что людям негде и некогда вымыться, что всюду антисанитарная обстановка, — об этом управляющий предпочитал молчать.

14 июня 1911 года состоялось заседание земской управы. Заслушали доклад членов комиссии о результатах обследования маслобоен, рыбных заводов, железнодорожных станций, жилых помещений рабочих, благотворительных приютов для детей и ночлежек для безработных. Председательствовал Княжевич, крупный феодосийский помещик.

Накануне заседания он пригласил к себе председателя санитарно-исполнительной комиссии Чеглокова и предложил убрать из доклада места, как он выразился, компрометирующие уезд. Чеглоков, пытаясь отстоять суть доклада, ссылался на то, что если не сказать о причинах заболеваний, значит, нельзя наметить эффективные меры по борьбе с инфекционными болезнями, и прежде всего с дизентерией и холерой.

И тем не менее из доклада были удалены разделы, в которых шла речь о неудовлетворительных санитарных условиях. Остались в основном общие рассуждения о пользе санитарного дела, о значении личной гигиены, о популяризации медицинских знаний.

Доклад, как и следовало ожидать, никого не тронул. Члены земской управы, разомлевшие от жары, дремали и мечтали только о том, чтобы скорее все кончилось и можно было утолить жажду в погребке купца Белязева. Наконец слово было предоставлено земскому санитарному врачу. Ульянов энергично поднялся, одернул тужурку и сдержанно и как будто спокойно начал говорить о том, что статистика массовых заболеваний, которую удалось составить к данному заседанию, подтверждает мнение ряда врачей о недостаточной помощи местному населению со стороны земства. А земство, как известно, имеет кое-какие административные права. Вот их и надо использовать. На пути распространения массовых заболеваний нужно уже сейчас поставить надежный заслон. Это вполне в силах земской управы. И Дмитрий Ильич предлагает: