Михаил Чванов - Загадка штурмана Альбанова

• Название: Загадка штурмана Альбанова
• Автор: Михаил Чванов
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-9533-5616-9

Летом 1912 года из Санкт-Петербурга во Владивосток Северным морским путем отправилась парусно-паровая шхуна «Св. Анна» под руководством лейтенанта флота Георгия Брусилова, племянника выдающегося русского военачальника А. А. Брусилова. Но уже в октябре, зажатая тяжелыми льдами около Ямала, а потом вмерзшая в них, она стала дрейфовать на север и на следующий год оказалась в широтах, близких к Северному полюсу. Летом 1914 года часть экипажа во главе со штурманом Альбановым отправилась в беспримерный переход по дрейфующим льдам к ближайшей земле. Из 13 человек спаслись только двое: штурман Валериан Альбанов и матрос Александр Конрад. Незапланированный дрейф «Св. Анны» и ледовый поход Альбанова позволили сделать несколько важных географических открытий. В частности, стало известно, что мифические острова — Земля Петермана, Земля Короля Оскара и Земля Гилиса — не существуют. Для писателя Вениамина Каверина Альбанов стал прототипом штурмана Климова в романе «Два капитана». Судьба остальных участников похода, как и оставшихся на судне членов экипажа во главе с Г. Л. Брусиловым, до сих пор была неизвестна. И вот в летние месяцы 2010 и 2011 года поисковая экспедиция при содействии Пограничной службы и авиации ФСБ России сделала на Земле Франца-Иосифа сенсационные находки.

---

Но был ли он на самом деле жестоким? Нет. Когда двое, почуяв землю, сбежали, забрав лучшее из одежды и продовольствия, забрав даже документы, уверенные, что оставшиеся непременно погибнут, все порывались сейчас же догнать их. Беглецы, несомненно, были бы убиты, но Альбанов остановил своих спутников. «Остановил не потому, что жалел ушедших, а потому, что погоня была бесполезна», — напишет он позже. Но все-таки это было не совсем так. Он не то чтобы жалел их — он не хотел расправы над ними, а сделать это должен был прежде всего он, если он человек слова. А может, и жалел. Потому что уже через день он заметил в бинокль беглецов, маячивших впереди, но не сказал об этом своим спутникам. А когда беглецов все-таки случайно настигли, он простил их.

Как я уже говорил, Альбанов в «Записках…» своих специально не называет фамилий беглецов. Но однажды я неожиданно подумал: не Конрад ли это был? Ведь он был самым деятельным из спутников Альбанова, другим было на все наплевать. И ведь именно он все соблазнял Альбанова бросить каяки и нарты, чтобы добраться до Земли Франца-Иосифа налегке на лыжах. Он по нескольку раз в день заводил этот разговор, но Альбанов был непреклонен: конечно, легче всего до ближайшей суши добежать на лыжах, но он знал, что каяки и нарты будут нужны в дальнейшем, без них они просто-напросто пропадут. Если это был Конрад, то вторым мог быть Шпаковский, потому как еще в начале «Записок…» Альбанов называет Конрада и Шпаковского «неизменными компаньонами, неразлучными друзьями». С кем же он остался, если ушли самые сильные! Но все равно он их не бросил.

Если это так, то Конрад вдвойне обязан Альбанову. Может быть, именно в этом кроется его дальнейшая трогательная привязанность к Альбанову: он переходит с ним с судна на судно, где бы Альбанов ни служил. Тогда Альбанов не только спас его от смерти, взяв с собой со «Св. Анны», не только простил подлость, когда тот бежал, но и, поверив в него, заставил его внутренне переродиться.

Нет, почему-то я думаю, что все-таки был не Конрад. И не Шпаковский. Иначе бы Альбанов позднее не мог написать о Шпаковском, когда того вконец стала скручивать цинга: «Это не было враждебностью к Шпаковскому, который никому ничего плохого не сделал»….

Но все же — на что Альбанов надеялся? Да, мужество, и не просто мужество, а граничащее с невероятным. Но всему есть предел. Ну, хорошо, дойдут они до Земли Франца-Иосифа, несмотря на свою никудышную карту! Ну, если даже найдут базу Джексона! Но это ведь еще далеко не спасение! Видимо, он верит еще во что-то. Ведь мало верить только в базу Джексона.

Да, верит. «Перезимуем на мысе Флора, — успокаивает он своих несчастных спутников, — а там можно будет подумать о Шпицбергене или о Новой Земле».

Он не теряет веры в спасение даже тогда, когда они остаются только вдвоем с Конрадом и в самом бедственном положении: мокрые, без одежды, без продовольствия, вместе с Луняевым и Шпаковским пропала их последняя винтовка: «…по прибытии на мыс Флора нам предстояло позаботиться об устройстве лука, стрел и различных капканов и силков.

Мне приходилось читать в одном специальном официальном издании, что много лет тому назад партия русских промышленников, потерпевших крушение, высадилась на один из многочисленных островов архипелага Шпицберген, не имея никакого оружия. Эти робинзоны сравнительно благополучно прожили на острове в течение семи лет, добывая себе пропитание и одежду только охотой, для чего пользовались исключительно луками, стрелами и капканами.

Впоследствии они были взяты с этого острова случайно попавшим туда судном. Этот случай заслуживает внимания».

Вот еще один пример взаимовыручки людей, связавших мою судьбу с суровым Севером. Русские поморы-мезенцы Инковы (в некоторых изданиях их фамилия искажена на Химковых), Шарапов и Веригин, мужественно встретившие беду в 1743 году, спасали и спасли не только свою жизнь. Своим мужественным примером они помогли полтора века спустя укрепить веру в спасение другому полярному мореходу, Валериану Альбанову, который, несмотря ни на что, тоже верил в возвращение.

Он выжил совсем не потому, что физически был намного сильнее своих спутников или ему везло больше других. Да, несомненно, в очередности, с которой смерть одного за другим, а то и по нескольку сразу, забирала его спутников, был и элемент случайности, но Альбанов выжил потому, что был сильнее их духом, потому что хотел выжить; они робко мечтали об этом, а он — хотел.

Человек! Все-таки странно и велико он устроен! Даже глупо — если подойти к этому вопросу с точки зрения обывательской, да почему обязательно обывательской — простой человеческой логики.

Шел человек много дней, недель и даже месяцев — два года! — к теплой земле, к жизни, не раз давая себе слово: «Ну, только бы выбраться! Только бы выбраться! Больше меня сюда не заманить никакими благами!»

Шел человек к жизни, к людям, ему это удалось — в числе двоих из двадцати четырех. Шел и мечтал о теплых морях: «Если я благополучно вернусь домой, поступлю на службу куда-нибудь на Черное или Каспийское море. Тепло там… В одной рубашке можно ходить и даже босиком».

Пришел и, вопреки всякой логике, опять уходит работать на Север.

Ну разве это не глупо?! Ну скажите, зачем, зачем ему снова был нужен Север? Ну что бы уже после всего этого не остановиться: поехал бы на южное море, после опубликования «Записок…» он стал достаточно известным, дожил бы до внуков. Но ничто не могло его остановить: ни порка в детстве (а почему бы ему действительно не стать инженером, в то время эта профессия была редка и почетна), ни отказ дяди в средствах на существование, когда он собирался поступать в мореходные классы, ни сам батюшка Север, суровый и даже жестокий. Альбанов опять вернулся к нему. Уже в 1914 году он снова в Арктике — плавает на ледорезе «Канада». Вместе с ним — Конрад…

Сестра милосердия

И еще одно, что меня глубоко волновало. Любил ли он? Был ли любим? Была ли у него семья?

В книге Н. Северина и М. Чачко «Дальние горизонты» я вычитал такую романтическую версию: Ерминия Александровна Жданко отдает уходящему со «Св. Анны» Альбанову пакет с просьбой отправить его, когда Альбанов доберется до земли, самому дорогому ей человеку: адрес указан на внутреннем конверте. В Архангельске Альбанов разрывает внешний пакет и обнаруживает, что письмо адресовано ему.

Конечно, все это очень заманчиво для романтического литературного сюжета, но никакими документальными данными или воспоминаниями эта версия, мне кажется, не подкреплена, хотя и вполне вероятна: если кто на «Св. Анне» и был достоин любви этой мужественной девушки, то, скорее всего, конечно, Альбанов, тем более что Г. Л. Брусилов был ее, пусть и дальним, но родственником.

Может быть, это и было так. Не знаю.

Знаю твердо только одно, что сестра милосердия Ерминия Александровна Жданко была едва ли не самым мужественным человеком на «Св. Анне», хотя и совершенно случайно оказалась на ее борту. Не прибыл врач, уходило время — экспедиция была на грани срыва, и она решилась в эту, в общем-то, чуждую и непонятную для нее дорогу.

Она, бесспорно, была едва ли не самым мужественным человеком на «Св. Анне». Когда на судне один за другим тяжело заболевали неизвестной болезнью, становились беспомощными и даже капризными, как дети, доселе сильные и благородные мужчины, она мужественно, несмотря на собственное недомогание, выхаживала одного за другим, заставляла верить в выздоровление, стесняться своей немощи и духовной слабости. Особенно много хлопот приносил ей не кто иной, как сам начальник экспедиции, до болезни изысканно вежливый и деликатный: «От капризов и раздражительности его страдала главным образом «наша барышня», Ерминия Александровна, неутомимая сиделка у кровати больного. Трудно ей приходилось в это время: Георгий Львович здоровый — обыкновенно изысканно вежливый, деликатный, будучи больным становился грубым до крайности. Частенько в сиделку летели и чашки, и тарелки, когда она слишком настойчиво уговаривала больного покушать бульона или каши. При этом слышалась такая отборная ругань, которую Георгий Львович только слышал, но вряд ли когда-нибудь употреблял будучи здоровым. Но Ерминия Александровна все терпеливо переносила, и очень трудно было каждый раз ее уговорить идти отдохнуть, так как в противном случае она сама сляжет».

И добилась своего: благодаря ей на судне не только никто не умер, — все встали на ноги.

Несмотря на все невзгоды и лишения, которые выпали на ее долю, — а она была, скорее всего, самой молодой на судне, не считая, может, двух учеников мореходных классов, — в отличие от многих других членов экипажа, она ни разу не пожалела о том, что связала судьбу с этой трагической экспедицией. Несомненно, она тяжело переживала разлад между Брусиловым и Альбановым.