Александр Ладейщиков - Кот баюн и чудь белоглазая

• Название: Кот баюн и чудь белоглазая
• Автор: Александр Ладейщиков
• Жанр: Фэнтези

Северные леса, холодные реки и болота — на этой земле живёт таинственный народ — чудь белоглазая. Суровое время — 8 век от рождества Христова. В маленькую деревню из леса приходит странное существо — Кот Баюн. Он помнит бегство с Хайрата и Аркаим, он знает, почему невры изгнали Лиску из Леса. В человеческой ипостаси он начинает «спасать свой народ» — и рваться к власти. Интриги и любовь, колдовство и мужество, превращения и война — родится ли новое государство — Великая Пермь?

---

— Скажу, скажу! — промолвил Литвин, усмехаясь в усы. Он сел на низенькую скамейку, Хава встала сбоку. На столике лежали женские украшения — местных мастеров и соседних народов.

— Княгиня Рогнеда велела выменять, — шепнула Хава на ухо боярину, тот изумлённо выгнул бровь.

— Такое доверие? Я и подумать не мог…

— Сколько лет — верой, правдой! Да и куда мне? Мой дом — здесь!

— Ну да, ну да! Действительно, — Литвин окинул взглядом чудные вещички, коими женщины прельщают мужчин. — А что, у тебя, Бабай, разве нет диковин с Востока? — обратился он к купцу.

— Подумай сам, боярин, — засмеялся Бабай, — сколь много городов в Булгарии Волжской! А в Великой Хазарии, которой мы, булгары, пока платим дань, как и вятичи, и мурома, и меря, и киевские поляне — городов ещё больше! Все диковины из древней Персии и таинственной Индии, оседают в тех городах!

— Кто к тебе приходит, Бабай?

— Грубер был. За три связки благородных чернобурок продал ему мешок греческих орехов, да мешок орехов миндальных. Взял он также веник лавра сушёного, для супа, не для бани! И ещё, — гость наклонился к уху Литвина, — коробочку перца, специи драгоценной, жгучей как огонь, из дальних стран. Повар попробовал, долго плевался, брать не хотел. Потом я ему объяснил зачем, он взял, — рассмеялся булгарин. — Вот ещё, Хава пришла от княгини. Да и так заходят.

— Эй, Хава, что тебе велела выменять княгиня?

— Да уж заканчиваю, боярин, заканчиваю. Смотри, Бабай, — обратилась она к гостю, — какие чудные украшения делают наши мастера! — старуха провела сухой рукой по разложенным изделиям.

— Вот перстни золотые, с птицами чудесными, подвески самые разные — какие душа пожелает! Вот золотые кони, медведь серебряный, с кольцами звенящими, подвеска с целующимися голубями — это молодым. Вот серьги с драгоценными изумрудами — таких серёжек и в Хазарии не сыщешь! Вот фибула золотая с оленями и грифонами, вот кольца узкие — девичьи. А височных колец, что жёны в волосы вплетают — не перечесть! Любуйся! Вот от кривичей — словно маленькие браслеты, от словен — словно щит золотой, от вятичей — с семью лопастями, от северян — словно улитки!

Бабай вздыхал, жался, рвал бороду, уходил за полог, кричал, что его ограбили, что путь далёк, а опасностей так много. Торговался. Наконец, ударили по рукам, под строгим взглядом боярина: Хава унесла рулон драгоценного жёлтого шёлка, купленный Бабаем у купцов на Великом шёлковом пути, кусок байберека, да кусок же камки. Плюс ко всему был куплен малый хрустальный сосуд с притёртой наглухо крышкой, под красным сургучом, с таинственной арабской вязью — в нём находилось благовоние из неведомых цветов, стоящее дороже золотого талера — его старуха спрятала в юбки.

Когда рабыня ушла, Литвин наклонился к Бабаю, — Слушай, Бабай, я бывал в Словенске, там торг не сравнить с нашим! Но чудесных благовоний и перца я там не встречал!

— Там их там и не может быть! Везти диковины отсюда в Словенск — накладно, не окупается. А по Днепру — великому торговому пути, нельзя. Весь товар оседает в Восточной империи. Ромеи жадны до редкостей, скупают всё. Вот франки и сидят без пряностей и благовоний.

— Бабай, — шёпотом, улыбаясь глазами, промолвил Литвин. — Ты про водные пути больше не кричи — сам ведь знаешь, гость — он тут купец, там — воин, для хана своего — соглядатай. Я ведь всё понимаю, мы тут тоже не лаптем щи хлебаем.

— Что нужно для торговли я уже узнал, — серьёзно сказал булгарин. — И более того не буду выведывать.

— Если ты и в воинском искусстве силён, как в торговле, то должен знать — в войне не только подвиги совершают, но и руки-ноги теряют. Опять же, княгиня рожает.

— Вот ты о чём…

— Не тяни — снадобье есть? — красный рубин из неведомых пещер, сверкая кровавым внутренним огнём, покатился по столу.

Золотую монету, изъятую у корчмаря, боярин придержал. Одноглазый торговец жаловался, что монета колдовская, дескать, превратилась в шмеля, цапнула за руку. Однако при досмотре оказалось — золото, как золото.

Через минуту Литвин уходил, прощаясь с кланяющимся купцом, крепко зажав в кармане флакон с порошком, о котором в Европе ходили только смутные слухи. Снадобье из мака до франков не доходило.

* * *

— Ты чей, мальчик?

— Я… мамкин. С Чудово я. Отца Скилуром зовут, он охотник.

Князь улыбнулся, бояре, сидящие по лавкам вдоль стены, засмеялись.

— Ну, известно, какие охотники рассказчики. Значит, сын в отца пошёл.

— Светлый князь! Я расследовал это дело! Пам Папай сам видел оборотня, известного, как Кот Баюн! — воевода Чудес остался стоять в ожидании ответа.

— Воевода! — убедительным голосом промолвил князь. — Да они там, в лесу и в леших верят!

— Всё селение видело!

— Не на праздник ли? Напялил какой-нибудь озорник личину, да захотел посмеяться над дураками — вот и вышла байка про оборотня. А если они ещё и браги выкушали…

— Ну, князь… мы с Аминтой на реке ледяного великана видели.

— Воевода! А не в полусне ли? Может, вы там замерзали, вам и пригрезилось? Вон, сейчас даже боги молчат. А уж боги-то самые сильные. Я, конечно, верю, что в древние времена, при наших славных предках, что-то такое и могло быть. Но, сейчас! Не смеши меня. — Князь победно оглядел бояр и воеводу. — Мальчик, ты видел, как Кот Баюн в человека превращался?

— Видел, — стоя на коленях перед князем, отвечал Ари, — Первый раз это было в пещере. Я подглядывал в щёлку, там сильно вспыхнуло! А потом человек из света вышел. И в кургане видел. Правда, там факел почти погас…

— Ну вот! Вспыхнуло там, погасло тут! Вот они — рыболовы-охотники! Мы, господа бояре, имеем дело с хитрецом, что дурачит смердов и детей!

Бояре чесали затылки, разглаживали бороды — дело о Коте оказалось пустышкой.

— Если он тут появится — поймать и выпытать — не имеет ли он умысла против нашего Двора!

— Будем поглядывать, — с достоинством ответил Чудес.

— Поглядывайте. Это правильно. Мальчишку передай гостям — пусть отвезут домой, если по пути. И чтоб ему там всыпали. Чтоб по лесу за Котами не бегал! Впрочем, дай ему сам десять розог — там пожалеют.

Чудес, готовь тройку, мы кататься изволим, пока лёд позволяет!

— Слушаюсь, господин! А мальчишку я пристрою к одному молодому дружиннику — он тоже с тех краёв! — воевода неопределённо махнул на закат.

— Тише, тише! Увидит кто! — Мишна, тесно прижатая к стене, пыталась убрать горячие руки Стефана из выреза платья. — Сейчас девки пойут, увидят!

Юноша часто дышал, смотрел на девушку влажными безумными глазами. Руки его дрожали, на виске билась жилка — и от вида этой пульсации Мишну изнутри вдруг окатило горячей кровью. Ноги её подогнулись, соски круглых, налившихся грудей окаменели, губы распухли и покраснели.

— Пойдём, я знаю куда! — хриплым вибрирующим голосом произнесла Мишна, и от этого звука душа Стефана нырнула куда-то вниз, задохнулась от сладкой одури, потом окрылилась, взлетела к небесам.

Держась за руки, ничего не видя перед собой, чуть не сбив с ног смешливую горничную, которая долго смотрела им вслед, молодые спустились на двор. Старый дед, торговавший у самого крыльца медовухой, присвистнул, увидев влюблённую парочку: «Ой, Люли-Лада», посмотрел вверх, в небеса, надеясь увидеть радугу — пояс Ярилы, да так и оставался с улыбкой на лице целый час.

Почти вслепую, вцепившись друг в друга, молодые люди дошли до лестницы, ведущей в каморку, и вдруг небеса потемнели — шорох крыльев, клёкот гусей перекрыл шум торжка. Все подняли головы — огромные, заслоняющие Солнце стаи гусей летели на север, оплакивая затонувшую прародину Арктиду, известную древним, как Хайрат. На островах полярного моря, на берегах ледовитого океана, на скользких камнях обрывов выводили они птенцов — не в тёплой неведомой Африке, или сказочной Индии — на берегах морей, где лежала утерянная родина. А осенью отправлялись назад — в смертельно долгий и страшный перелёт.

На лестнице Стефан краем сознания удивился однорукому старику, поклонившемуся Мишне, ещё более удивился, когда он назвал её принцессой, не заметил, когда старик открыл дверь опустевшей каморки. Когда она закрылась снаружи, Стефан с трудом прошептал:

— А почему он тебя княжной-то?

— Да шутит, он, милый! Иди сюда.

Одежда была скинута на соломенный тюфяк, окошко под потолком сообразили заткнуть рубахой…

— Милый, тихо, тихо! Не сюда, ой! Тихо, тихо! О, какой он у тебя!

— Я люблю тебя, Мишна!

— Не торопись, не спеши! Сюда, вот сюда! Осторожнее!

— Ты самая прекрасная! Я отдам за тебя жизнь! О, какая ты красивая!

— Медленнее! Ой! Я люблю тебя!

— Ты моя навсегда! Я подарю тебе звезду!

— Быстрее! А! Я хочу тебя! Быстрее!

На лестнице дремал однорукий старик, улыбаясь стонам и шепоту, доносившимся из подвала — новая пророчица, рассказавшая ему о Б-ге, нашла себе мужа. Опору. А уж они-то — малый круг неофитов истинной веры, всегда защитят свою всеблагую Мать.