Уинстон Черчилль - Мои ранние годы. 1874-1904

• Название: Мои ранние годы. 1874-1904
• Автор: Уинстон Черчилль
• Издательство: КоЛибри, Азбука-Аттикус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-389-01722-1

В этой книге Уинстон Черчилль вспоминает свое детство, школьные годы, свою службу в гусарском полку, участие в боевых действиях на Кубе, на индийской границе и в Египте, свои корреспондентские подвиги во время Англо-бурской войны, пленение и побег из плена, а также свое вступление в политику в качестве члена парламента. «Мои ранние годы» не только позволяют читателям проследить за формированием великой личности, но и, как пишет сам Черчилль, рисуют панорамную картину ушедшей эпохи. При этом читаются они как самый захватывающий авантюрный роман.

---

Таков был итог этой знаменитой битвы. Крайне редко пехота и кавалерия, не дрогнув в схватке, сражаются на равных и одинаково доблестно. Обычно либо пехота, не теряясь, расстреливает кавалерию, либо в панике беспорядочно отступает под мощными ударами шашек и пик. Но две-три тысячи дервишей, схватившиеся в ложбине с 21-м уланским полком, не прогнулись под нашим напором и не испугались кавалерии. Им не хватило огневой мощи, чтобы нас остановить, но биться с конниками им, несомненно, приходилось не раз во время войн с Абиссинией. Что такое кавалерийская атака, они хорошо знали, испытав ее на собственной шкуре. Более того, в оружии мы тоже были равны, потому что британцы, как встарь, управлялись шашками и пиками.

Белая канонерка, наблюдавшая начало атаки, поспешно двинулась вверх по реке, надеясь нас поддержать. Их командир Битти затаив дыхание следил за всем происходящим с высоты своего мостика. Прошло много лет, прежде чем мне довелось, поговорив с ним, узнать, что он видел наш галоп. Встретились мы, когда я уже был первым лордом адмиралтейства, а он — самым молодым из адмиралов Королевского флота. Я спросил его:

— И как это выглядело? На что это было похоже?

— На вареный пудинг с изюмом, — ответил адмирал Битти. — Темные изюмины, утопающие в толще масла.

Это очень бытовое, но весьма впечатляющее сравнение чрезвычайно подходит для того, чтобы завершить им рассказ о пережитом мной приключении.

Глава 16 Я выхожу в отставку

Поражение армии дервишей было настолько полным и сокрушительным, что экономный Китченер посчитал возможным немедленно отказаться от дорогостоящих услуг британского кавалерийского полка. Через три дня после описанной битвы 21-й уланский полк двинулся на север, в сторону дома. Мне было разрешено спуститься по Нилу на одном из больших парусников, везших гренадеров-гвардейцев. В Каире я отыскал Дика Молино, младшего офицера из Королевской конной гвардии, подобно мне прикомандированного к 21-му уланскому. Он был серьезно ранен повыше правого запястья ударом сабли. Перерезанные сухожилия заставили его выронить револьвер. В ту же секунду под ним пала лошадь, застреленная в упор. Самого Молино героически спас от неминуемого растерзания один из его солдат. Сейчас Молино под присмотром госпитальной сестры отправлялся в Англию. Я решил составить ему компанию. Во время нашей с ним беседы пришел доктор, чтобы сделать перевязку. Рука была ужасным образом рассечена, и доктор решил немедленно сделать пересадку кожи. Он что-то тихо сказал сестре, и та закатала свой рукав. Они удалились в уголок, где он начал надсекать ей кожу, чтобы снять полоску для приживления к ране Молино. Бедняжка побледнела как смерть, и доктор повернулся ко мне. Это был высокий тощий ирландец.

— Придется у вас позаимствовать, — заявил он.

Выхода не было, и, когда я обнажил руку, он добродушно добавил:

— Слыхали небось, как с живого шкуру сдирают? Вот сейчас мы займемся примерно этим.

После чего он принялся срезать с внутренней стороны моего предплечья кусочек кожи с прилегающим к ней кусочком мяса размером с шиллинг. То, что я испытал, пока он орудовал бритвой, водя ею взад-вперед, вполне может именоваться мукой мученической. Однако я выдержал ее, и в руках доктора оказался прелестный лоскутик кожи с тонким слоем подкожной плоти. Драгоценный этот лоскутик был вживлен в рану моего приятеля, где находится по сей день, служа ему верой и правдой. Мне же на память остался шрам.

Родители мои всегда имели возможность находиться в центре лондонской жизни, вращаясь в самых верхах и умеренно пользуясь всем, что почиталось там самым лучшим. Однако назвать их богатыми было бы трудно, а экономными — еще труднее. Напротив, активность их общественной и личной жизни оборачивалась постоянными долгами и материальными затруднениями, нараставшими, как снежный ком. Благодаря своей поездке в Южную Африку, предпринятой в 1891 году, отец смог приобрести долю в разработке весьма ценных золотых рудников. В числе прочего он купил по номинальной стоимости пять тысяч акций компании «Ранд Майнз». В последний год его жизни цена этих акций возросла в двадцать раз, а вскоре после его кончины — в пятьдесят-шестьдесят, и, проживи отец еще год, он стал бы состоятельным человеком. В те дни, когда налоги были ничтожными, а покупательная способность денег раза в полтора превышала теперешнюю, даже четверть миллиона фунтов представлялись настоящим богатством. Но к несчастью, отец скончался как раз в тот момент, когда его состояние как раз сравнялось с его долгами. Акции, естественно, пошли на их уплату, и после того, как все дела отца были улажены к полному удовлетворению кредиторов, мать осталась лишь с деньгами, обеспеченными ей брачным контрактом. Впрочем, и их хватало для вольной, комфортной и полной всяческих удовольствий жизни.

Я очень старался ни в коей мере не быть обузой для матери и потому, несмотря на все разнообразие и увлекательность военно-походной жизни, не переставал между битвами и турнирами по поло серьезно размышлять о финансовой стороне своего существования. Моего содержания, составлявшего пятьсот фунтов в год, не хватало на поло и все то, что приличествовало гусару. Я наблюдал, как год от году все сильнее обнаруживается дефицит средств — не грандиозный, но все же заметный. Я начинал понимать, что единственная профессия, которой меня обучили, никогда не даст мне возможности избежать долгов, не говоря уже о том, чтобы отказаться от содержания и стать полностью независимым, как я мечтал. Идея отдать драгоценнейшие годы учебы подготовке к тому, за что платят четырнадцать шиллингов в день, на которые нужно еще обхаживать двух лошадей и покупать дорогостоящую форменную одежду, представлялась мне задним числом не слишком-то разумной. Было очевидно, что, продолжая играть в военные игрища еще хотя бы пару лет, я еще больше запутаю себя и своих близких. А с другой стороны, две книги, которые я успел написать, и мои корреспонденции в «Дейли телеграф» уже принесли впятеро больше того, что заплатила мне королева за три года усердного, беспорочного, а подчас и опасного служения ей. Ее Величество стараниями парламента была так стеснена в средствах, что не могла обеспечить нам даже мало-мальски сносное существование. С большим сожалением я вынужден был принять решение об отставке. Серия корреспонденций в «Морнинг пост», в которых я, не называя себя, описал битву при Омдурмане, принесла мне свыше трехсот фунтов. Жизнь дома с матерью должна была обойтись мне гораздо дешевле, и я надеялся прожить безбедно года два, продав новую книгу о Суданской кампании, которую собирался назвать «Война на реке». К тому же я подумывал о заключении договора с «Пионером» на еженедельные корреспонденции из Лондона по цене три фунта каждая. В последующие годы мне стали платить гораздо больше, но в то время я рассудил, что такой гонорар немногим меньше моего младшеофицерского жалованья.

Мои планы на конец 1899-го и ближайшие за ним годы были таковы: возвратиться в Индию и выиграть турнир по поло, после чего подать прошение о выходе из военной службы и отправиться в Англию, где, освободив мать от обязанности выплачивать мне содержание, заняться сочинением новой книги и писем в «Пионер», попутно изыскивая способ попасть в парламент. Планы эти, как станет ясно из дальнейшего, я в основном выполнил. Следует сказать, что начиная с того года и вплоть до 1919-го, когда я совершенно неожиданно получил богатое наследство по завещанию моей давно покойной прабабки Фрэнсис Энн, маркизы Лондондерри, я жил исключительно своим трудом. Все эти двадцать лет я сам кормил себя, а впоследствии и мою семью, при этом не жертвуя ни здоровьем, ни развлечениями. Я этим горжусь, ставлю себе в заслугу и хочу, чтобы моему примеру последовал как мой сын, так и прочие мои дети.

В Индию я предполагал вернуться в конце ноября, чтобы успеть подготовиться к февральскому турниру по поло. А пока я был всячески обласкан дома. Мои письма в «Морнинг пост» имели широкий резонанс. Всем было интересно узнать о кампании, об Омдурмане и, более всего, об атаке нашей кавалерии. Поэтому за обеденным столом, в клубах и на Ньюмаркетском ипподроме, куда я в то время зачастил, я нередко оказывался центром кружка заинтересованных слушателей значительно старше меня. Находились и юные дамы, проявлявшие неподдельный интерес к моей болтовне и моей особе. Так что это были очень приятные недели.

Именно тогда я познакомился с группой консерваторов — новых членов парламента, с которыми впоследствии очень сошелся. Мистер Иэн Малькольм пригласил меня на завтрак, на котором присутствовали также лорд Хью Сесил, лорд Перси (старший брат покойного герцога Нортумберлендского) и лорд Балкаррис (ныне лорд Кроуфорд). Все они были многообещающими политиками-консерваторами, но звезды их только-только начинали разгораться на политическом небосклоне, и еще немало парламентских сессий должно было пройти, чтобы интеллектуальная мощь и выдающиеся способности этой блистательной когорты проявились в полной мере. Они отнеслись с большим интересом к моей персоне как потому, что слышали обо мне и моих свершениях, так и из-за славы, окружавшей имя моего отца даже после его смерти. Я, разумеется, вовсю старался произвести впечатление, чувствуя известную ревность к этим еще таким молодым — всего-то на два-три года старше меня — людям, родившимся, так сказать, с серебряной ложкой во рту, уже успевшим отличиться в Оксфорде или Кембридже и обеспечившим себе уютные представительские местечки в парламенте от торийских избирательных округов. Я чувствовал себя глиняным горшком среди медных котлов.