Электрон Приклонский - Дневник самоходчика

• Название: Дневник самоходчика
• Автор: Электрон Приклонский
• Издательство: ЗАО Центрполиграф
• Жанр: Военная история
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9524-3516-2

Дневники Электрона Приклонского, кавалера нескольких орденов Отечественной войны, — увлекательный и честный рассказ о военных буднях механика-водителя тяжелой самоходной установки ИСУ-152. Молодой офицер принимал участие в боевых действиях на территории России, Украины, Латвии, Эстонии, Польши, сменил несколько боевых машин, каждый раз оставаясь в живых лишь чудом. Самоходка стала его верной боевой подругой и родным домом. Но тяжелая машина была исключительно трудна в вождении и требовала ежедневного технического обслуживания. Технику-лейтенанту Э. Е. Приклонскому не раз приходилось вызволять ее из болот и проталин, вытаскивать из кюветов, восстанавливать узлы и агрегаты буквально из обломков. Фронтовые хроники содержат массу тактических примеров использования тяжелой самоходной артиллерии в различных видах боя.

---

Зима здесь пока тепла, как наша поздняя осень. Снегу мало, да и тот старый: выпал уже давно.

Ходили нашей четверкой неразлучной — Павел, Федька, Анатолий и я — в село устанавливать, как говорится, дружеские контакты с местным населением, а заодно разведать насчет «бимбера», то есть самогона.

24 декабря

Весь день экипажи работали на машинах. Часть людей приступила по приказу старшего начальства к строительству прочных постоянных землянок. «Что ж мы, на зимние квартиры?»

А вечером по белой тропе, по пушистой свежей пороше, «три мушкетера» и плотный увалень Анатолий, ничуть не похожий на д'Артаньяна, отправились в село к некоему Владеку, с которым свели знакомство во время вчерашней «разведки». Сверхкомплектная двуручная пила, разведенная и наточенная, которую мы преподнесли крестьянину, совершила чудо: он устроил изрядное угощение, не поскупившись на горилку и сало. По простоте душевной мы решили, что хозяева только и мечтают о том, как бы получше накормить и напоить гостей, и приступили к закреплению позиций, завоеванных мирным путем. Не откладывая в долгий ящик, тут же договариваемся с хозяином о нашем переселении завтра из лесу в теплую хату, а для надежности мы с Анатолием остаемся ночевать у Владека, потому что в окрестностях каждый день появляются все новые части и по селу уже рыщут пронырливые квартирьеры.

25 декабря

С утра дотемна работаем на землянке, а вечером втроем (Павел заболел) неторопливо шагаем на «обжитое» место. Неженатый Владек собирался на тамошние посиделки, и поэтому не обошлось без выпивки. Надевая короткий приталенный кожушок, он улыбнулся нам и сказал: «Зачем панам офицерам скучать дома? Пойдемте вместе!» Предложение пришлось нам по душе, и, движимые любопытством, мы увязались вслед за младшим братом хозяина. Владек привел нас к хате с высоким крыльцом. За стеной ее раздавались веселые звуки гармони и скрипки, слышался перестук каблуков. Мы вошли и поздоровались. По лавкам вдоль стен, шушукаясь и пересмеиваясь, рассаживались только что танцевавшие девчата. Они с любопытством поглядывали в нашу сторону, пока мы гурьбой неловко топтались у порога. Хозяйка хаты приветливо распорядилась. Нас усадили на лавку у самой печи, в центре комнаты, должно быть, для всеобщего обозрения. Рядом со мной оказалась хорошенькая «паненка», но танцевать, да еще и не по-нашему, я так и не осмелился, в то время как мои приятели веселились вовсю. Федор уже сбросил шинель и то плясал, то играл сам на гармошке, а у меня под шинелью рабочая гимнастерка, и это стесняло меня. Вскоре сквозь шинельное сукно спина моя почувствовала благотворное тепло, идущее от жарко натопленной печи. А после дня, проведенного в трудах на морозе, страшно захотелось спать. Героически борюсь с навалившейся дремотой… и вдруг просыпаюсь от крепкого дружеского толчка. Вздрогнув, роняю с колен шапку, и, нагнувшись за нею, краем глаза вижу, как весело переглядываются девушки, а смехач Федька плюхается с размаху на лавку рядом со мной, подмигивает девчонкам, весело скаля белые зубы, и лихо подкручивает почти невидимые золотисто-белобрысые усишки. Надо сказать, что мы, то есть Павел, Федор и я, вот уже около месяца упорно отращиваем усы, несмотря на то что товарищи весело потешаются над этим мушкетерско-гусарским украшением. А один остряк, из водителей постарше, даже непочтительно сравнил как-то (каково это было слышать Федьке!) нашу растительность под носом с тою, что имеется у телушки на одном месте, которое и называть-то неудобно.

Моя соседка, смешливая девушка, вся раскрасневшись, осторожно прыскает в ладошку, чтобы не обидеть гостя. Это был полнейший конфуз. Вскочив с места и кое-как распрощавшись, отправляюсь на нашу квартиру (пока не готовы землянки, нам разрешили ночевать в Долобове).

26 декабря

Сегодня, говорят мирные жители, поляки, «понедзялок» — тяжелый день. А мы уже давно забыли о том, что у дней названия есть: на войне выходных не бывает.

Весь день работаем. Пока светло, жжем костры, оттаивая землю над будущими котлованами под землянки; заодно над костром по очереди прожариваем одежду: вши опять перешли в наступление. Нашу землянку завтра только покрыть — и новоселье.

Было офицерское совещание, на котором не узнал ничего нового. Зато сводка поступила хорошая: окружен Будапешт; в Венгрии сформировано новое национальное правительство.

Двоюродный брат Сергей воюет как раз там. Он разведчик в пехоте. От него приходят редкие письма, всегда бодрые, частенько с шутливой подначкой. Получив мою малую фотокарточку, Сергей с притворным испугом сообщал в ответном письме, что не смог разобрать, какого калибра звездочки на моих погонах и сколько просветов: один или два. В конце письма начертал размашисто: «Гвардии ефрейтор С. Бураков».

Я хотел было обидеться, но спустя несколько дней в тон ему отвечал, что он настолько проникся почтительностью к субординации, что даже готов, вместо слова «брат», употреблять при обращении воинское звание. И подписался: «Гвардии маленький подполковник».

27 декабря

Забит последний гвоздь и брошена последняя лопата мерзлого песку: небольшая, на двенадцать человек, офицерская землянка нашей батареи готова. Устраиваемся в ней быстро, но без паники.

В дальнем конце землянки — единственное оконце. Под ним — маленький квадратный столик на одной толстой ноге, которая крепко врыта в землю. Вдоль всей землянки — проход в виде углубления в земле, шириной в метр, глубиной в полметра. Слева и справа от прохода — земляные нары. На них — постель из толстого слоя хвойных лап, прикрытых плащ-палатками. Вход в землянку защищен тамбуром, дверьми в котором служат две плащ-палатки. Печь — конечно же незаменимая «буржуйка», установленная в земляной нише, слева от ступенек, по которым спускаешься в наше жилище. «И дом готов, и крыша есть». Хоть зимуй.

Вечером заступаю дежурным по парку боевых машин. Так как помощник сегодня у меня надежный, мне удалось ненадолго отлучиться в санчасть проводить Павла. Его эвакуируют в госпиталь с какой-то желтухой. Медсестра Наташа растолковала, что это очень неприятная болезнь печени, нередко затяжная, и что различают инфекционную (болезнь Боткина) и механическую желтуху. У Пашки предполагают первую. Уезжая, он, мучимый какими-то мрачными предчувствиями, дважды попросил меня присматривать за Федькой, который, не зная об отъезде друга, уже закатился в Долобово: должно быть, втюрился в какую-нибудь паненку.

Ночью поднялась вьюга, крутит и свищет по-разбойничьи над низкими крышами землянок. Часовые возле машин мерзнут, некоторые, стоя с подветренной стороны, подремывают в обнимку с автоматом, засунув рукав в рукав и подняв воротник. Пришлось сперва нерадивых гонять, то и дело проверяя посты, а затем просто менять почаще.

28 декабря

Хозвзвод разродился наконец баней. Она подземная, в глубоком блиндаже. Внизу не холодно, но противно во время мытья стоять чуть ли не по колено в холодной грязной воде, которая, по идее создателей бани, должна бы была впитываться в песчаный грунт, однако только скапливалась на дне блиндажа. Вымывшись кое-как, поднимаешься, стараясь не испачкаться о слезоточащие земляные стены, по скользким крутым ступенькам в надземный предбанник — брезентовую палатку с еле дымящей железной печкой и хвойной заиндевевшей подстилкой под ногами. Клацая зубами, торопливо вытираешься новым вафельным полотенцем, плохо вбирающим в себя влагу, затем натягиваешь на влажное тело сопротивляющееся чистое белье и быстро влезаешь в верхние зимние доспехи. За пологом палатки сразу начинает щипать за щеки и за нос крепкий морозный воздух, настоянный на сосновой и еловой хвое.

Вечером снова ходили в село. На этот раз пускаюсь в пляс. Ничего, получается. В перерывах между танцами то поем наши песни, то слушаем, как поют польские девчата. Хорошо поют! Ушел пораньше, потому что совсем не спал прошлую, «дежурную» ночь. «Воротился старик к своей землянке…» — продекламировал мне вслед Федька, скорчив постную мину, и девушки засмеялись. Многие из них не только понимают, но и неплохо разговаривают по-русски. Славянки все-таки, хотя и западные.

29 декабря

Второй день уж идут у нас регулярные занятия, чтобы народ без дела не ржавел.

С кормежкой плоховато. Из надоевшего всем до чертиков пшенного супа («кондера», как называет его Нил) предварительно вылавливаем ложкой мелких толстеньких червячков…

30 декабря

Работал полдня на машине, потом готовились с Федькой к встрече Нового года: выпустили втроем праздничную стенгазету (помог Митя Салов), затем раздобыли в РТО подходящую доску, в санчасти — утюг и тщательно отгладили верхнее обмундирование, не забыв пройтись раскаленным чугуном и по швам нижнего бельишка.