Фелипе Рейес - Размышления о чудовищах

• Название: Размышления о чудовищах
• Автор: Фелипе Рейес
• Издательство: АСТ, АСТ Москва
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-046689-4, 978-5-9713-6763-5

Философские откровения за стойкой ночного бара…

Пьяные прозрения — и великолепный, циничный юмор…

Эпос повседневности — и высокая поэзия одиночества…

Любовь и поэзия, дети и животные, авантюры и приключения…

Размышления о суете всего сущего человека, познавшего, что истина по-прежнему в вине?

Да, но служит этот «философ несбывшегося» в полиции!

И это — лишь первый из сюрпризов, который готовит читателю Фелипе Бенитес Рейес…

---

И тут зазвонил телефон.

Кому может взбрести в голову позвонить кому-нибудь домой в воскресенье, в половине девятого утра, если оставили этого кого-то несколькими часами раньше на дискотеке в костюме Мерлина? Разумеется, Марии.

— Я не могу сомкнуть глаз. Я отпустила всех собак. Мне необходимо было сказать, что я счастлива и хочу видеть тебя.

(MDMA, со своей горячей силой, прямо в сердце…) Это была не лучшая моя минута, но я предложил ей прийти ко мне домой, потому что мысль о том, что я должен ехать в этот Аушвиц для собак, нравилась мне столь же, сколь возможность самому родиться собакой.

— Где ты живешь?

И она сказала мне, что немедленно выходит.

Я отключил приемник, немного поправил постель, вытряхнул пепельницы и принял душ, все это на бегу. Мое воображение продолжало колебаться между дьяволицей и Девочкой, но с сексом происходит то же, что с охотой, ведь секс — это разновидность охоты, обычно бескровная: тигр-ветеран знает, что не может преследовать молодую газель и удовлетворяется тем, что пожирает газель больную или раненую. (И ему даже вкусно.)

Мария не стерла звезду с левого глаза.

— Да, ну и что же еще? — спросите меня вы.

Мало что: каждый из нас самостоятельно разделся, стоя спиной к другому, без театральных представлений, и мы быстро залезли в постель, словно бюрократы желания, не ожидая больших телесных приключений, по крайней мере я, со своей стороны. Белье было, как снег, хотя все же не такое холодное, как задница Марии. Она попросила меня обнять ее и быть с ней нежным.

(?)

И мало что еще, как я уже сказал, все, как обычно в таких случаях: два чужих друг другу тела, оцепенело продвигающиеся на ощупь, не умеющие отыскать тех тайных пружин, что открывают дверцы трепещущего лабиринта нервной системы.

(— Нет, не так.)

(— Так мне больно.)

(И так далее.)

В конце концов, полагаю, Мария получила пару оргазмов, или что-то вроде того, потому что несомненно одно: остатки экстази поддерживали мой член в возбужденном состоянии, хотя одновременно он был весьма нечувствительным, словно это был каучуковый протез, и я хотел только покончить с этим и заснуть, потому что бывают случаи, когда Морфей (сын Гипноза) пару раз бьет Эроса (сына Афродиты) ногой по губам, и тот вырубается.

Когда мы закончили, я пожалел о том, что предложил Марии прийти ко мне домой, потому что главная проблема появления кого-либо в твоем доме — это что ты не знаешь, когда он уйдет, и начинаешь испытывать страх, что он никогда не уйдет, и умоляешь настоящее превратиться в прошедшее как можно раньше, чтоб оно немедленно потекло в направлении забвения, ведь Шопенгауэр уже увидел, как оно бывает: «Единственная форма реальности — это настоящее», а настоящее в тот миг было таковым: голая женщина в моей постели, рассказывающая непонятные мне происшествия из своей жизни, с душой, смягченной MDMA, и с двадцатью семью родинками на спине. (Таково было настоящее и, следовательно, реальность.)

— Время, беги, — шептал я, но Мария продолжала лежать в моей постели, как будто это была ее постель. Звезда на глазу стерлась и испачкала краской наволочку; было уже половина одиннадцатого, и я хотел спать, но Мария хотела говорить и ушла только около трех, и то лишь благодаря тому, что ей нужно было кормить собак, приговоренных к смерти.

Я смертельно хотел спать, но мне нужно было произвести расчет: если я засну в три, значит, проснусь самое позднее в семь вечера и проведу ночь без сна, а без четверти восемь мне нужно идти на работу, потому что комиссар не прощает опозданий в понедельник: они кажутся ему слишком подозрительными, и он читает тебе нотации, а никто в понедельник не расположен выслушивать нотации. Так что я начертил для себя следующий план: принять полторы дозы миоластана (вещество на основе бензодиазепина, действующее как мышечное расслабляющее, погружающее в изумительный сон), который кроме того что наполовину парализует меня, но еще и избавит от боли в ступне, ведь в «Оксисе» мне наступили на ногу, и, когда прекратилось действие экстази, она стала довольно сильно болеть, потому что тело вернулось в тело после своего пребывания на планете, восставшей против законов Ньютона, так сказать. Я рассчитал, что с этим смогу проспать часов семь, а это значит, что проснусь я около десяти вечера.

— А потом?

Очень просто: на ночном столике у меня стоит стакан воды, порция в один миллиграмм рогипнола (это родственник миоластана по ветке бензодиазепинов), и я приму его, едва только проснусь, — я просчитал, что так смогу проспать до шести часов утра. Я встану отупевший, превратившийся в голема, с головой, плотной, как магма, но все можно будет уладить парой чашек кофе, теплым душем и тремя или четырьмя капсулами гуараны, этого концентрированного кофеина, что продают в гомеопатических аптеках: доза в три единицы соответствует полной бадейке кофе.

В общем, все это я и проделал. И предусмотренное расписание более или менее исполнилось. (Не думаю, чтоб такая домашняя алхимия была слишком хороша для тела в целом.) (Но как-то мне придется сосуществовать с организмом, немного укротить его, не так ли?) (Потому что иногда ты — это одно, а твое тело — совсем другое.) (Хотя Критий, софист, считал, что душа — это кровь, — этого только нам и не хватало услышать.)

Тот, Кто Был И Кто Уже Не Есть продолжал пользоваться положением звезды Ледяного Павильона (Пещеры Идей). Однажды он объявил беседу о «Сексуальности согласно Зигмунду Фрейду (Подсознание и извращение)», и зал заполнился людьми: больше ста человек, большинству из которых пришлось стоять, потому что там было самое большее тридцать стульев, все от разных гарнитуров, а Молекула не был намерен вкладывать деньги в мебель, учитывая исключительный характер этих сборищ.

Тот, Кто Был явился совершенно пьяным, хотя и с твердым языком: «Согласно Фрейду, сексуальные извращения бывают двух типов, и это большая удача, потому что представьте себе, что было бы, если б их было пятьдесят типов… Так вот, эти два типа суть следующие извращения: а) анатомические нарушения областей тела, предназначенных для сексуального соития, то есть главным образом стремлении вставлять в задницу и брать в рот, и б) распространение сексуальности на окружающие предметы, или же готовность находить полное удовлетворение в том, что нюхаешь ношеное белье или кончаешь в туфлю, например. Дело в том, что сексуальность отвечает инстинкту, продолжению рода, да, но этот инстинкт похеривается из-за двух сукиных сынов, а именно детства и подсознания. В общих чертах, детство, для Фрейда, — это гнездо психологических бактерий, которые с течением времени превращаются в толстых и здоровых психотических червяков. Ребенком тебе хочется спать с отцом или с матерью, чтобы заявить о себе, тебе хочется убить свою старшую сестру за то, что она заняла место матери, или ты влюбляешься в своего маленького братика, потому что он напоминает тебе тебя самого, гнусный нарцисс. Детство — это целый узел, или что-то вроде. Кроме того, дети обладают тем, что Фрейд называет извращенной полиморфической предрасположенностью, а это действительно плохо пахнет. Я прочту вам фразу, поясняющую данный вопрос, фразу самого Фрейда: „Очень интересно убеждаться в том, что под влиянием соблазна ребенок может сделаться полиморфически извращенным, то есть способен преступать любые сексуальные границы“. Вы хорошо расслышали: любые сексуальные границы преступает на своем пути карамельный человечек."

(В этот момент я остановился взглядом на Молекуле, кивавшем из-за барной стойки, возведенной им в боковой части помещения, в защитной тени бюста Ленина, на голову которого он напялил шляпу.

— Чтобы закамуфлировать большевика, — так он сказал.)

— …Фрейд объясняет это сексуальное бесчинство, в которое могут впадать дети, нехваткой душевных плотин в отношении этих преступлений. Эти плотины суть целомудрие, отвращение и мораль, столпы взрослого сознания, интеллектуальной конструкции, основанной на соглашениях и предрассудках. Вы следите за моей мыслью?

(И Молекула снова кивнул.)

— Однако что думал Фрейд о феллации? По его мнению, отвращение к гениталиям противоположного пола связано с истерией, особенно у женщин, так что, если кто-нибудь из вас скажет женщине, что она истеричка, потому что не хочет отсосать у вас, пусть совесть его будет спокойна, ведь он не ошибается в диагнозе, совсем наоборот: это диагноз, за который поручился лично Фрейд.

(В этот момент две женщины встали и демонстративно ушли.)

— Итак, прежде чем продолжить, есть ли у кого-нибудь вопросы?

Хуп поднял руку:

— Я хотел бы, чтоб ты объяснил нам, приятель, теорию Фрейда о бисексуальности, если она у него была.

И Тот, Кто Был стал ворошить бумаги, которые принес с собой.