Лев Соколов - Своя радуга

• Название: Своя радуга
• Автор: Лев Соколов
• Жанр: Альтернативная история

---

Соколов Лев Александрович

Своя радуга

Пролог первый.
573-й. Сбыслав.

Над полем лежала тишина. Она опустилась на измятые травы мягким покрывалом, после того как железо перестало звенеть о железо, и отразившись эхом в ближайшем лесу стихли последние боевые кличи, и умолкли последние тяжкие стоны умирающих. Ничего нового для вселенной в битве на поле не было. Очередная схватка за место под солнцем, за жизненное пространство, за право жить одним, и право умереть другим, за право господствовать и обязанность повиноваться. Битва была тяжкой, но прямо скажем, не впечатляющей по масштабам. Для того, кто внимательно наблюдал за полем с высоты, эта битва вообще выглядела жалкой свалкой. Даже по меркам матушки-Земли, которая уже видела персидские армады, организованную кавалериию парфян, таранную фалангу эллинов, и стальные коробки римских легионов, эта битва была лишь небольшой стычкой. Увы, это было так, и для конкретного наблюдателя и для абстрактного ока истории.
Но не для тех кто лег на этом поле.

Небольшое племя жившее у большого тихого глубокого озера, или же, как они сами говорили – "езера", и прозывало себя очень просто и незатейливо – езериты. Такие уж тогда были простые люди. Живя у озера называли себя озеритами, живя в поле – полянами, а в лесу, среди деревьев, – древлянами. Не до особого выдумывания названий людям было, потому что надо было трудиться в поте лица, и растить детей. Жили люди, и даже не думали, что кроме них, где-то не так уж и далеко могут быть другие поселения, с точно такими же названиями.

Однако и в этом небольшом поселении у озера, всегда помнили, что они являются росточком от большого древа племен говорящих на одном языке, и именующих себя – словены. Словены, прозвание, тоже известно, откуда пошло. Любой словенин для людской речи слово имеет. Время придет, и о племенах словен громкая слава пойдет, тогда-то чуть переиначится их название станут они – славяне. Но до этого было еще далеко… А пока езериты у своего озера жили, вполне довольные жизнью.

До тех пр пока из далеких краев не пришел к землям езеритов могучий кочевой народ под названием обры.

Кочевые раскосые удальцы пришли напомнить закон, старый как мир, старый как степь, суровый как сталь: – слабый должен отдать сильному все. Свою землю, свои дома, своих женщин. Слабый должен согнуть спину, согнуть шею, исправно давать подать добром и кровью. И молодому народу словен, который слишком рассеялся, за то что забыл этот закон, пришлось платить тяжко. Слишком поздно дошли до езеритов вести о обрах. Соседи пали, и уже не с кем было организовать союз. Езериты спорили. Одни говорили, – уйдем в другие края. Земля велика, найдется место где враг не дотянется до нас. Другие возражали – земля велика, да люди везде одни. Кто согнул шею в одном краю, того всегда согнут и в другом. Бросать землю, завещанную предками не годится. И езериты разделились.
Одни ушли, а другие остались.

Те кто остались, спрятали своих женщин и детей посреди гиблого лесного болота, куда никто из чужих не знал тропы. А мужчины вышли в поле, чтобы дать нахватчикам бой, как и достоит людям словенского языка. Они знали о великой силе обров только по слухам, но увидев её воочию – ужаснулись. Наверно они бы ужаснулись еще больше, если бы узнали, что потив них вышли не все обры. Далеко не все. Много ли надо отрядить людей, чтобы привести к покорности небольшое селение? От силы врага, езеритам стало тяжко на сердце. Но когда на них хлынул поток стрел, и двинулась на них конная лавина никто не побежал, – племенная гордость не позволила. Все были на виду, и сосед знал соседа, а потому убежавший бы навсегда взвалил на плечи несмываемый позор, с каким невозможно жить среди людей. Да, никто не струсил и не побежал. По кайней мере до первого удара степной конницы. А уж что было дальше, когда обры прорвали тонкий строй ивовых щитов и свалка превратилась в избиение… Как мужчины, которым удалось убежать в лес, и дойти на остров в центре болота, смотрели в глаза тем женщинам, мужья которых не вернулись, и что они друг-другу сказали, – это не для наших глаз. Тех мужчин, впрочем, было немного, – обры грамотно отсекли конным охватом езеритов от леса.

Те то не побежал, умер на поле. Обры спешились, прошли по телам, снимая с тел редкие ценные вещи, подбирая своих раненных и деловито добивая словен. Потом обры сели на коней и поехали грабить селение. И вот тогда на поле опустилась тишина.

Кто из езеритов был прав? Те кто остались драться за землю предков, или кто ушли от врага, и двинулись путями известными еще со времен словенских и антских удальцов, уходивших искать славы в войске римских василевсов? Истории известно, что словены пройдут равнины Дуная и Тиссы, пройдут в Италию в королевство остготов, расселятся по великой и малой Элладе, на островах Эгейского моря, и станут там преобладающим населением. А имя езеритов дойдет до нас, как название одного из племен долгое время заселявших остров Пелопонесс… Обры же, известные в Восточном Риме как 'авары' вскоре появятся и в пределах Римской империи, это случится при императоре Юстиниане. Убежавшие в свое время от них словены, будут драться с захватчиком, стоя в рядах таксисов ромейской пехоты. И вплоть до конца десятого века словенские племена будут основным населением территории Греции в восточной Римской империи. Они будут работать на Рим, вовевать за Рим, и падут вместе с Римом, когда ослабевшую империю поглотят турки-сельджуки. И еще в начале двадцатого века в османской Анатолии будет встречатся много светловолосых жителей – впрочем, вскоре после этого турки серьезно проредят их, в наказание за очередное восстание угнетенного населения в Греции и на Балканах…

А оставшиеся в родных местах словене еще долго будут страдать от обров, до 796го года, когда Карл, внук молота, вождь франков, в ходе двух компаний, в союзе со словенами, сломает обрам хребет так, что они уже никогда не оправятся. Вскоре после этого, Карл в 800м году будет провозглашен императором западной части Римской Империи. Так же как имя древнего римского полководца "Кесариус", благодаря славе его носителя превратилось в титул, так же и имя "Карл" для многих племен словен станет нарицательным для королевского достоинства. Болгары и сербы станут произносить его как 'краль', чехи – 'крал', поляки – 'крол', русские – 'король'. До сих пор видя красивую гордую девушку, можно услышать, – вишь ты, какая краля пошла… На Руси, впрочем, зная достоинство слова "король", своего главу будут называть на тюркский манер – каганом, ибо контактов с востоком у словен было не меньше чем с западом. Потом назовут, – 'великим князем'. Потом, – соразмерно величию державы, – приспособив Кесариуса, (уже звучавшего на поздней неклассической латыни как Цезариус), под свой язык и на свой лад, назовут – 'царь'.

Кто из словен был прав, уходя в далекие земли, или оставаясь перед врагом? Сложно о том судить. Но все они вместе, разностью своего выбора, одни погибнув, другие выжив, дали молодому ростку вырасти в могучее славянское дерево давшее в современности плоды многими народами. Будут меняться времена. Но одно будет оставаться неизменным. В любое время, когда славяне забудут о единстве, к ним будут приходить, чтобы напомнить закон, старый как мир, старый как степь, суровый как сталь. Это будет неизменным, какими бы словами не прикрывали свои действия приходящие разноплеменные захватчики-удальцы: – "единый закон в державе от моря до моря", "обращение еретиков в истинную католическую веру", "завоевание необходимого жизненного пространства", "торжество демократии"… Пыль слов. Под которыми всегда скрывается одна и та же суть – слабый должен отдать сильному все. Свою землю, свои дома, своих женщин, детей. Позднее к списку долга слабого сильному добавят и саму душу, если понимать под ней не некую тонкую сбстанцию а образ мыслей и жизненных понятий человека. Потому что известно, – кто отдал душу, тот и все остальное легко отдаст в довесок.

Все это будет. А пока было поле. Тишину его уже нарушали новые хозяева. Вечерело, и кружили над полем на черных крыльях вороны. Хрипло кракали, приземлялись, и подпрыгивающей своей походкой осторожно подкрадывались к лежавшим вповалку телам сытно пахнущим кровью. Вот один ворон приметил себе доброго молодца. Сел от него на осторожном расстоянии, запахнул за спину угольные крылья, быстро, по птичьи, несколько раз дернул головой. Не поднимется ли человек лежащий в канаве? Блестит ворон глазами-бусинами. делает ближе шажок. Не махнет ли человек рукой рукой? Может он просто в забытьи? Ну-ка, каркнем погромче. Нет, не шелохнется. Вот еще шажок. Вот уже и вцепившаяся в землю в последней судороге рука, – аккуратно клюнуть её, да быть готовым отпрыгнуть в любой момент. Нет, не шелохнулся человек. Добыча! Можно начинать долбить всласть.

…Неслышно плывущий в нескольких метрах над землей матовый шар, подобрался поближе к ворону, и выпустил в его сторону тонкий невидимый глазом короткий луч. Крылатого похонронщика пронзила резкая боль, будто его разом окунули в кипяток. Ворон подскочил и панически каркая суматошно взвился в воздух. Его испуганный грай встревожил остальных, и поле всколыхнулось шумом черных крыльев. Летучий шар тоже искал добычу, и делиться ей он не собирался. Особь лежавшая на траве подходила по всем параметрам. Шар опустился ближе над телом человека. Обшарил бестелесными силовыми щупальцами его тело, подплыл поближе к искаженному мукой лицу с закрытыми глазами. Вдруг от шара отделилась маленькая светящаяся зеленоватым цветом звездочка, повисела секунду над лицом человека, и неторопливо скользнула тому в приоткрытый рот. Еще какое-то время зеленоватый цвет виднелся из-за неплотно сомкнутых зубов мертвеца, а потом пропал.

…Парня звали Сбыславом. Или укороченно – Сбышко. А еще звали Дманей, или Дманькой. Прозывали его так потому, что работал он в подмастерьях у единственного на округу железнокузнеца, и частенько приходилось ему "дмать" – качать меха у печи-домны, подгоняя внутрь воздух, который вкупе с огнем творил внутри таинство чуда рождения на свет чистого железа. Работа с мехами ответственная, не каждый на неё годится. Надеялся парень, со временем и сам стать кузнецом. Надеялся парень, что будет у них с Малушей добрая и ладная семья. Да много на что он надеялся, пока не пришли обры. Взял он тогда в правую руку копье, в левую взял плетеный из веток щит – вот и вся его военная сряда. Даром что был он помощник кузнеца, а никакого доспеха у него не было. Не те железные вещи ковал кузнец, не те до этой поры инструменты были нужны людям. Кузнец делал мирное железо, а теперь уже времени перековывать не было…

Шел Дманя вместе со всеми за вождем. Держался своего мастера-кузнеца, как тот и велел. По правую руку от него и встал на поле. Ушла у Сбышко душа в пятки, как увидел он конную армаду обров. Вроде как немного ободрился, когда крикнули мужи-езеряне все вместе разом боевой клич. Да опять обвалилась душа, как запели вражьи стрелы и застучало по щиту, и пронзая его прутья вдруг возникли на внутренней стороне щита острия застрявших стрел, и застонали рядом раненые. А уж совсем душа обвалилась, как стронули обры с мест коней. Сперва медленно, будто и неторопливо, а потом все быстрее, и быстрей. И летели, в глухом топоте кони, от которых под ногами Сбышко задрожала земля. И сам он задрожал. А обры были все ближе, и видны были уже их раскосые глаза, и искаженные злым победным азартом лица, и блеск их оружия. "Затопчут!" – Подумал Дманя, судорожно сжимая копьецо.

Когда всадники подлетели и оставалось до них всего пару десятков шагов, взмахнули руками словене и полетел на конников оборот – у многих езерян кроме копей было еще по несколько дротиков, вот и приспело время пустить их в ход. – Острия вонзались в щиты, в людей и коней. Закричали люди, заржали кони, кувыркнулись кое-где с ног, сбивая других верховых. Но этого было мало, чтобы остановить конный вал, и он захлестнул езерян. Когда уже совсем навис над Дманей косматый степной конь он закричал и зажмурился выставив вперед свое короткое копьецо. Страшный удар откинул его куда-то. Он успел открыть глаза, и увидеть несущеиеся кубарем, мельтешащую вокруг него небо и землю, а потом его распластало по траве, и оглушило идущим отовсюду криком, бранью и гулом ударов. Зад захолодило, он посмотрев вниз понял, что угодил в неглубокую, заполненную водой канаву. Копья в руках не было, а шит не выдержав удара превзошедшего гибкость прутьев надломился по верхнему углу, да еще и лопнул один из ремней, что дежал его на руке. Кругом была свалка. И Дманя полез из своей канавы, оглядываясь в поисках хоть какого-то оружия. Но нашел он взглядом лишь нависшего над ним конного обра. Всадник чуть придержал коня и азартно горячо гикнув взмахнул своим копьем. Дманя отпрянул в сторону, заодно попытался закрыться щитом, но скривившийся из-за сломанной петли щит только болтнулся на руке, а острие затмив весь белый свет ткнуло Дмане куда-то повыше глаз. И он не почувствовал боли, а только услышал трескливый удар, будто лопнул от удара пень. Дманя рухнул обратно в канавку, свет и звук боя отдалился куда-то в неимоверную даль, все тело наполнила мертвенная тяжесть. Он из последних сил схватил с края канавы горсть земли и стеблей травы, не для того чтоб зацепиться, а только чтобы ухватить хоть что-то, потому что ускользало от него все. Схватил, так что руку не разожмешь, судорожно дернулся, угасая.
И перестал быть.

Не было для Дмани ни шумевшей потом над ним какое-то время битвы. Ни грабежа победителей. Ни начала вороньей трапезы. Не было для него и зависшего над ним шара, и еще чего-то, что вошло в его тело через рот. И не было для него долгого времени потом, когда шар летал над ним, отгоняя слишком близко подбиравшихся воронов. Просто вдруг Дманя очнулся, и мысли его пошли как вновь вошедшая в русло река, вот только… телом он своим совсем не владел. Некогда отзывашееся на любое желание каждой жилкой, теперь Дманино тело было словно деревянное.

– Ты слышишись меня? – Произнес в Дманиной голове голос.