Евгений Гаркушев - Выше времени

• Название: Выше времени
• Автор: Евгений Гаркушев
• Жанр: Научная Фантастика

Все люди живут здесь и сейчас. Им недоступно прошлое, а будущее еще не наступило. Но любой разумный человек бессмертен и обладает свободой воли в полном смысле этого слова. Он может выбирать не только между добром и злом — он выбирает себе жизнь. Стоит только захотеть. Если ты по-настоящему хочешь — любое желание исполнится. И каждое мгновение превратится в вечность.

Героя, который в разных мирах становится студентом и бродягой, бизнесменом и бандитом, священником и даже сверхъестественным существом, ждут самые захватывающие приключения — такие, какие он только может вообразить. Но, хотя все похоже на сон, жизнь героя более чем реальна.

---

— Мир действительно устроен так, как хочется нам, — с живостью, обычно не свойственной пятидесятилетнему человеку, отозвался Дипломатор. — И, как справедливо утверждал Готфрид Вильгельм, мы живем в лучшем из миров!

— Какой Готфрид Вильгельм? — переспросил я.

— Ах, ну да… Вы же не изучали профессионально философию и не помните все. Лейбниц, естественно. Готфрид Вильгельм Лейбниц.

Я перевел дух. Спокойно, Никита, спокойно! Как говорится, не перебивайте меня, я и сам собьюсь…

— С Китом вы тоже душеспасительные беседы вели? Я что-то не припомню…

Дипломатор улыбнулся, покачал головой.

— Нет. В ту плоскость вашего сознания почти невозможно попасть. Люди вокруг — ненастоящие. Сам он — ограничен в воображении. На то и Удук — чтобы человек мог в такое место беспрепятственно попасть, а потом его покинуть — безболезненно.

— Если бы я еще понял вас…

— Еще поймете… Еще поймете, — пообещал Дипломатор.

Что ж, если к тебе в гости вдруг зашел оракул или юродивый, или пророк, моментом надо пользоваться… Чтобы получать знания и опыт.

— Ладно, поговорим о лучшем из миров. Сейчас я в Думу баллотируюсь. Да и до этого повидать всякого пришлось. Вы бы пришли ко мне на прием. И послушали людей, которые живут в «лучшем из миров»! Двадцать первый век. Некоторые, конечно, жируют… И я, пожалуй, в их числе. Но сколько людей голодает! Сколько болеет! Скольким требуются немедленные, тяжелые, дорогостоящие операции! Сколько горя и страданий вокруг! Это сидя в философском кресле, легко говорить: все устроено наилучшим образом. И пока вам относительно тепло и сытно. Но выйдите на улице, дружище Дипломатор, и вы там такое увидите — волосы на голове зашевелятся!

Мой собеседник как-то смущенно откашлялся, потупил глаза, спросил:

— А что это еще за кресло философское такое? Я прежде не слышал…

— Извините, неверно выразился… Я имел в виду, сидя в кабинете для раздумий. С широким письменным столом, удобным стулом, да еще и горничной на кухне, которая готова в любой момент кофе подать…

— И не только кофе…

Дверь в мою комнатку отворилась, и Надя внесла двух куриц с аппетитной румяной корочкой, а также объемистый полиэтиленовый пакет с овощами.

— Помидоры только с рынка, и перец тоже, я помою сейчас, Никита Евгеньевич, — скороговоркой выпалила она.

— Вот так? — улыбнулся Дипломатор, кивнув вслед Наде, скрывшейся за дверью, ведущей к умывальнику.

— Именно так, — согласился я. — Что, опять ваши фокусы?

Действительно, Надя появилась слишком вовремя, чтобы показать: как раз я-то имею все необходимые удобства и даже сверх того.

— Да нет, овеществление ваших желаний, — ответил Дипломатор и запустил-таки ложку в банку с яблочным вареньем. Выудив несколько сладких яблочных ломтиков, он задумчиво принялся их жевать. Съев четыре ложки варенья, Дипломатор пристально посмотрел на меня.

— Страдания, несомненно, имеют место. И имеют свой смысл. Какой — я могу только догадываться, рассуждать… Будда в свое время считал, что цель жизни каждого человека — избавиться от страданий. Я не знаю пока, насколько верно это утверждение. Но полагаю, цель человека вовсе не в этом. Точнее, высшая цель. Избавить других от страданий — может быть. Но не путем погружения в Нирвану забвения. Сделать всех счастливыми возможно, только создав гармоничный мир. Это действительно может стать сверхзадачей. Не исключено, что путь к этому идет через страдания… И по-другому даже быть не может…

— То есть вы спорите с Буддой? И считаете, что страдать полезно?

— Иногда, несомненно, полезно. Ибо легкие страдания можно переносить, а тяжелые быстро проходят. Тоже не я придумал. Но согласен, — заявил Дипломатор.

Он оставил, наконец, в покое ложку и сел в кресле прямо, улыбаясь слишком широко. Будто бы наш разговор был совсем не серьезным. Мне захотелось сбить с Дипломатора его самодовольство.

— И вы согласны с тем, что болеют дети? Что мучаются их родители? Что люди живут без крыши над головой, роются в помойках? Что в тюремных камерах, рассчитанных на десять заключенных — совсем не по гуманным нормам — содержится человек пятьдесят? Что они спят по очереди и гниют заживо при стопроцентной влажности и сорокаградусной жаре? Что грязные подонки пытают в застенках идеологических противников? Я уже молчу о жертвах бесчеловечных преступлений…

В комнату вновь вошла Надя, неся на большом блюде свежевымытые помидоры, перец с капельками воды на зеленой кожице и даже несколько пупырчатых огурцов. На меня она посмотрела с испугом. Наверное, я слишком громко кричал.

Дождавшись, пока мой секретарь выйдет, Дипломатор ответил:

— Нет, не согласен. А вы разве согласны? Только больные люди могли все это придумать. Люди, желания которых входят в противоречие со здравым смыслом. Наша с вами цель — сделать так, чтобы всего этого не было. Ведь я, Никита, сильно люблю людей. Очень сильно. Наверное, даже больше, чем другие. Поэтому и странствую по миру, стучусь в чужие окошки. Потому что хочу понять, кто чем дышит, что нужно для счастья каждому человеку. Да и что такое это счастье… И повидал я, поверьте, гораздо больше вашего. И то, как людей живьем варят… И то, как тысячами убивают… Не на войне — в своих домах. Ни за что. Бесцельно. Хотя оправдано ли вообще какое-то убийство?

Лицо Дипломатора покрылось испариной, а я невольно остановил руку, потянувшуюся за помидором.

— Я, Никита, много чего видел и знаю. Много где побывал. Но в чем я по-настоящему уверен — так это в том, что все на свете происходит потому, что кто-то сильно этого желает. И сильное желание превозмогает слабое.

— Выходит, тот, кого в котле варили, меньше хотел не свариться, чем те, кто его туда засунул, хотели, чтобы он мучался?

— Выходит, что так, — согласился Дипломатор. — Хотя вряд ли. Часто бывает совсем по-другому. Когда совсем уж какую-то гнусность человек задумает, попадает он в свой личный ад. И нет вокруг него живых душ, открытых монад. И все те злодеяния, что он совершает, он внутри себя творит. С куклами, созданными его больным воображением. И сам вместо этих кукол мучается — потому что он только в этом мире есть, и, мучая кого-то, он себя мучает, жизнь этих кукол проживать должен. И не понимает того. И меру страданий, злобствуя, увеличивает, но хуже делает только себе. Страшней этого, думаю, ничего нет. Потому что мир наш, и правда, справедливо устроен. И наилучшим образом. Таких-то, погрязших во зле, труднее всего вызволять. Ведь только себя слышать привыкли…

Есть уже не хотелось. Я пододвинул блюдо с овощами к Дипломатору, который словно бы стал на двадцать лет старше, но тот только покачал головой, продолжил:

— И все-таки, из этого ада можно вырваться. Вы вот задумайтесь — не в таком ли аду живете? Можете ли что дать людям, которые вокруг вас? Или только у них берете да за их счет свои проблемы решить стараетесь? Может быть, иногда и пострадать полезно, отказать себе в чем-то? Потому что в этом смысл жизни и есть — выручить кого-то да к обществу приобщить. Сделать окошко своей монады пошире. Это я так себе смысл жизни сейчас вижу. А потом, наверное, и что-то более ценное постигну.

Закипел чайник. Я заварил крепкий цейлонский чай, приготовил тонкие фарфоровые чашки. Кто их изготовил, когда? Что я делаю настолько полезного, отчего у меня есть такая прекрасная посуда? Ложки серебряные, стол полированный… Яблочное варенье, которое я не люблю… А миллионам людей не то что варенья — хлеба с отрубями не хватает!

Нет, что бы ни говорил Дипломатор, жесток мир, в котором мы живем. Или весь этот мир — порождение моего сознания? А на самом деле нет ни голодающих, ни страдающих? Кому я тогда помогаю каждый четверг? Себе самому? Своей совести? Да и есть ли эта совесть, что она такое?

— Грустно, брат Никита? — спросил Дипломатор.

— Есть немного, — через силу выдавил я.

— Так ведь кому много дано, с того много и спросится! Блаженны нищие духом…

Я отхлебнул терпкого чая, взял хлебную корочку. Хоть попоститься нужно будет. С завтрашнего дня… Только кому от этого легче станет? Моей совести?

— И теперь меня с твоим УДУКом по мирам так и будет мотать? — поинтересовался я у собеседника, непроизвольно перейдя на «ты». Тем более, из семидесятилетнего старика Дипломатор плавно превратился в молодого мужчину лет тридцати. То ли не контролировал свои метаморфозы, то ли хотел что-то ими показать. — Кем я должен теперь стать? Президентом России? Или генеральным секретарем ООН? Чтобы добиваться лучшей жизни для всех?

Дипломатор неожиданно хихикнул.

— Ты для себя лучшей жизни добейся. Люди — они часто так… Для себя ничего сделать не могут, а туда же — мировые проблемы решать. Да, очень типичный случай.

— Я и так живу неплохо. По сравнению с другими.