Владимир Файнберг - 45 историй

• Название: 45 историй
• Автор: Владимир Файнберг
• Жанр: Короткие истории

---

Потом он обменял в банке доллары на местную валюту и уселся в парке у канала с авторучкой и записной книжкой в руках, чтобы составить список, кому нужно привезти подарки, сувениры.

Жизнь давно подвела его к выводу, что считающийся в Советском Союзе постыдным способ выживания по принципу «ты— мне, я— тебе» — единственно правильный.

Всем— от главврача больницы до медсестер реанимационного отделения, начальника смены автостанции и автослесаря Николая Гавриловича, который без конца чинил его старенькие «Жигули», той же приезжающей на дом парикмахерше Лидии Михайловне— всем им нужно было что‑нибудь да подарить. Это были нужные люди. Такие, как мясник Леша, отпускавший с заднего входа в магазин «Грузия» дефицитные мясо и колбасу. А еще имелось множество людей, которых он просто любил, и теперь не мог отказать себе в удовольствии привезти им что‑нибудь из Голландии.

Список получался угрожающе длинным. Он почувствовал, что радостное возбуждение сменяется унынием. Мелькнула мысль: вместо бесконечного количества мелких трат пойти и купить жене чудесное демисезонное пальто, мельком увиденное вчера в витрине, а себе и сыну по хорошей кожаной кепке.

Но он преодолел искушение. Предчувствовал, собственное удовольствие от тех минут, когда он будет раздавать подарки, неизмеримо ценней любого барахла.

Опоздал к обеду, запыхавшись, вернулся в отель за полчаса до посадки в микроавтобус, который уже ждал, чтобы отвезти их в аэропорт. Зато приволок целых три огромных пакета с сувенирами. Несмотря на спешку, аккуратно переложил все это в чемодан, туда, где уже лежали две пары обуви и джинсы, запер замки, затянул двумя ремнями. В один из освободившихся пакетов засунул папку со своим докладом, бумаги и брошюры, полученные на симпозиуме. Спустился к автобусу со своим багажом. Чемодан оказался тяжелым.

Всю дорогу до аэропорта коллеги рассказывали о том, что и почем купили. Все были радостны, как дети. И благодарны ему.

Он же скромно помалкивал. Как, видимо, и подобает благодетелю.

В Москву самолет прибыл вечером. Охватывало особое нетерпение. Хотелось как можно скорее очутиться дома и, пока еще не наступила ночь, обзвонить как можно больше народу, чтобы сообщить о своем возвращении из Западной Европы, заинтриговать каждого известием о привезенном подарке. Ведь ожидание подарка не менее приятно, чем сам подарок.

Багаж начали выдавать довольно быстро. Пассажиры высматривали свои сумки и чемоданы, ухватывали их с движущейся ленты транспортера.

Коллеги уже получили свои вещи и, отойдя в сторонку, ждали его, чтобы вместе выйти за загородку к встречающим.

Он все нетерпеливее похаживал вдоль транспортера. Чемодана не было. Транспортер опустел и остановился, замер.

«Зачем? Зачем я сдал его в багаж? Не захотел таскать туда- сюда по трапу…» Он побежал искать дежурного по залу выдачи багажа.

И пока тот с картонным корешком ходил куда‑то прояснять ситуацию, уговорил коллег уйти, разъехаться по домам. Становилось все невыносимее видеть их с чемоданами и пакетами, выражением соболезнования на лицах.

Выяснилось— чемодан не прибыл из аэропорта отправления. В каком‑то кабинете ему объяснили, что такое случается. Предложили написать заявление и приехать в Шереметьево к завтрашнему рейсу из Амстердама. Вполне возможно, чемодан найдется.

«А если нет?» — хотел он спросить, но почувствовал, как задрожали губы, кровь ударила в виски. Он был уверен, что сейчас где‑то недалеко, совсем рядом чьи‑то воровские руки торопливо потрошат чемодан.

Домой он добирался на автобусе и метро, наглотался таблеток и, не пускаясь в долгие объяснения со ждавшими подарков женой и сыном, завалился спать. С утра нужно было выходить на работу.

Ему еще повезло, что рейсы из Амстердама— вечерние. Каждый раз мчался он на своем «жигуле» из больницы по Ленинградскому шоссе к Шереметьеву. Чемодана все не было.

Сослуживцы стали замечать, что этот человек, прежде всегда подтянутый, энергичный, стал появляться небритым, выглядел все хуже и хуже.

Он и сам чувствовал: с ним что‑то происходит. Все чаще наваливается какая‑то одурь, муть в сознании. По утрам, когда он пытался произнести у зеркала «чи–из», улыбка получалась жалкой.

«Да черт с ним, с этим чемоданом! — решил он однажды после бессонной ночи. — Схожу с ума из‑за какого‑то барахла». Но вечером снова, как на работу, ехал встречать рейс из Амстердама, ибо служащие Аэрофлота говорили, что ведут какие‑то переговоры, обнадеживали…

Начались боли в пояснице. «Радикулит, что ли? Весь разваливаюсь. Надо бы пойти к мануалыцику, вообще сделать анализы», — подумал он как‑то поздно вечером, подъехав к дому и не находя сил вылезти из машины.

Но он ничего не сделал. Проклятый чемодан не шел из головы.

И он сам удивился тому, что не испытал особой радости, когда через полтора месяца поездок в Шереметьево ему все же вручили пестрый от наклеек целехонький чемодан— запертый, затянутый ремнями. Оказалось, из‑за какой‑то путаницы чемодан сначала занесло в Тунис, а затем в Гаагу.

И от того, что подарки наконец были розданы, он тоже не испытал радости.

А еще через месяц он умер в онкоцентре от раковой опухоли в позвоночнике. Со множественными метастазами.

Он лежал в гробу на постаменте— высохший, желтый. И ни жене, ни коллегам–врачам, приехавшим в крематорий на похороны, в голову не могло прийти, отчего это он заболел скоротечным раком.

Три девицы под окном..

Было около семи вечера. Вот–вот они должны были подойти. Видимо, нужно было бы напоить их чаем, хоть чем‑нибудь угостить.

Я открыл холодильник, оглядел его пустые полки. Вынул сиротливо таящуюся в уголке коробку шпрот и последний помидор.

Вскрыл консервы, разложил шпроты веером на тарелке, разрезал помидор на узкие дольки. Нарезал хлеб.

Зачем мне нужна была эта встреча? Я досадовал на себя: «Интеллигентская мягкотелость. Тоже мне писатель, учитель жизни. Пожалел несчастных и обездоленных, а самому угостить нечем. Что сам завтра буду есть? И о чем с ними разговаривать? Сам не знаю, как жить».

…Неделю назад поехал с путевкой Бюро пропаганды художественной литературы в какое‑то ПТУ, где обучают будущих крановщиц, чтобы заработать выступлением четырнадцать рублей пятьдесят копеек. Еле нашел на окраине Москвы обшарпанное здание. По дороге решил: прочту десяток стихотворений, а потом проведу беседу о том, как важно при выборе профессии прислушаться к тому, чего на самом деле хочет душа.

На этой‑то затее я и попался. Вызвал на себя шквал записочек, вопросов с мест. Вызвал к себе нездоровое доверие. После встречи обступили. Кто‑то попросил номер моего телефона. Провожали до метро. И вот позвонила некая Наташа, попросилась прийти с двумя подругами, посоветоваться бог знает о чем.

Шел восьмой час. Они все не приходили. Мне нужно было дочитать чужую рукопись, чтобы написать на нее внутреннюю рецензию для «Нового мира».

Вдруг показалось, будто кто‑то выкликает мое имя–отчество.

Вышел на балкон и увидел с высоты своего третьего этажа стоящих у закрытой двери подъезда трех девушек, разряженных, как на праздник. Никого из них я не узнал.

—  Здравствуйте! Как войти? Не записали номер кода.

—  Открываю! Поднимайтесь.

Войдя, одна из них вручила мне букет роз. Две другие попросили разрешения сразу пройти на кухню, чтобы выложить из хозяйственных сумок принесенное угощение. — Погодите. Как вас зовут?

— Наташа Иволга, — сказала рослая длинноногая, та, что вручила розы. Неожиданно потянулась ко мне, поцеловала. Фамилия у нее была красивая. Как и она сама.

Подружки тут же последовали ее примеру, и устремились на кухню со своими сумками.

—  Все‑таки вас‑то как зовут? — спросил я, растерянно глядя на то, как они выставляют на стол коробку с тортом, банку меда, банку клубничного варенья, банку баклажанной икры… — Я Оля, — ответила самая низенькая из них, беленькая, бледненькая.

— А я Настя, — отозвалась третья. — Где у вас ваза? Нужно поставить розы.

Действительно, я, как дурак, все стоял с розами. Пошел в комнату за вазой. И они пошли за мной, оглядывая книжные полки, фотографии на стенах, рабочий стол с пишущей машинкой.

— Первый раз в гостяху писателя! — воскликнула Наташа. — Вы что, один тут живете?

Настя, пухленькая, в синем платье с оборочками, деловито предложила:

— Давайте мы тут приберемся. Подметем, вымоем пол. Это мигом.

Пока она говорила, Оля успела отыскать в кладовке совок и веник, принялась было за работу.

Я тут же пресек самоуправство. Загнал их обратно на кухню….Ваза с розами красовалась на столе. За чаем с тортом я впервые толком смог разглядеть будущих операторш строительных кранов.