Владимир Файнберг - Завтрашний ветер

• Название: Завтрашний ветер
• Автор: Владимир Файнберг
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детские приключения
• Год: 1970

---

— Где? — подскочила тётка с папироской.

Я тоже подошёл поближе.

— Да вот. — Николай Сергеевич со злостью потёр с правой стороны живота.

Тётка и режиссёр переглянулись.

— Прежде всего стул, — приказал Владилен Алексеевич, — и зонт!

Через минуту артист сидел на стуле в тени под большим зонтом.

— Аппендицит, — сказал Владилен Алексеевич.

— Этого ещё не хватало! — вырвалось у тётки.

— О чём вы говорите, Полина! Надо немедленно отправить Николая Сергеевича в гостиницу, вызвать «неотложку». Посадите его в мою машину!

— Вот чёрт! — сказал артист, кривясь от боли. — Вот чёрт меня побери!

Его тотчас усадили в синюю «Волгу» с надписью: «Киносъёмочная».

— Парик, парик снимите! — крикнула девушка в белом.

Побежали снимать парик. Шофёр высунулся из кабины и спросил:

— Владилен Алексеевич, вы поедете?

— Пусть поедет Полина Васильевна, — ответил он. — А мы тут ещё поснимаем.

— Так нам без Николая Сергеевича снимать нечего, — удивилась тётка.

— Ну хотя бы несколько крупных планов, — сказал режиссёр. — А вы скорее езжайте.

Тётка тоже залезла в «Волгу», и машина рванула прямо к гостинице.

Режиссёр задумчиво поерошил седой ёжик на голове и повернулся к кинооператору:

— Давайте‑ка, Женя, в самом деле поснимаем крупные планы.

Тут мне стало совсем неинтересно. Они долго снимали лица разных артисток — работниц совхоза.

Я уже давно устал стоять. И есть хотелось не меньше, чем вчера. Я бы давно ушёл, честное слово, да вокруг толпились пацаны–футболисты, и мне было жалко: вдруг я уйду, а тут начнётся что‑нибудь интересное. Они увидят, а я нет.

Солнце стояло уже совсем высоко, когда Владилен Алексеевич наконец прекратил съёмки и велел всем садиться в автобус — ехать домой.

— А мороженое?! — закричала половина футболистов. — Мы выиграли!

Владилен Алексеевич потёр переносицу:

— Ах, мороженое?! Верно! Лезьте, братцы, в автобус. У гостиницы все получат. Проигравшая команда тоже.

Пацаны вперемежку с артистками стали набиваться в автобус, киношники грузили свои приборы.

Я тоже побежал до дому.

По дороге меня сначала обогнал автобус, потом «газик». Вдруг «газик» остановился. Когда я с ним поравнялся, дверца открылась.

— Залезай, Саша–Валера, подкинем, — сказал голос Владилена Алексеевича.

Я забрался в машину, и через минут пять мы были уже на месте. Я хотел вылезти, но Владилен Алексеевич сказал:

— Постой‑ка, узнаем, что с Николаем Сергеевичем, и поедем к вам.

Мы подождали, пока шофёр сходит в гостиницу, и всё это время режиссёр сидел молча, положив ладони на изогнутую ручку палки, и я впервые вспомнил страшную тайну, что дни его сочтены.

Шофёр вышел с тёткой Полиной. Она подбежала к нашей машине.

— Кошмар! — сказала она. — Кузнецов в больнице. Уже готовят к операции. У Николая Сергеевича гнойный аппендицит!

— Почему же «кошмар»? — задумчиво сказал режиссёр. — Приятного мало, ничего не поделаешь — недельку, а то и дней десять придётся подождать… А сама операция элементарная.

— Как ждать? А замена? Давайте заменим его кем‑нибудь! Нельзя же становиться в простой!

— А что делать? — спокойно сказал режиссёр. — Картина фактически уже снята. Во всех оставшихся натурных съёмках без него не обойтись. Да я и не хочу этого. Лучшего проповедника, чем Николай Сергеевич, мы всё равно не найдём. Нет–нет! Телеграфируйте в Москву. Тем более, мы опередили все сроки. А я поеду пока отдохнуть.

«Газик» тронулся и тут же оказался у калитки нашего дома.

Из трубы летней кухни поднимался дым. Мать была не на работе.

Глава 12 Что было в почтовом ящике

— Что это у вас куры такие грязные? — спросил Владилен Алексеевич, когда мы шли по дорожке к веранде.

Я поглядел на кур. Они были такие же, как всегда, беловатые. Только петух золотой с красным гребнем.

— Ты после уроков из авторучки их поливаешь?

Тут я понял и засмеялся. Это мать пометила кур на крыльях и спине фиолетовыми чернилами, чтоб с соседскими не путать. Только я хотел про это объяснить, как мать сама вышла из кухни с поварёшкой в руке.

— А я жду не дождусь, — сказала она, — третий час, обедать пора, небось заморились совсем? Да вы проходите, проходите, мойте руки, и к столу.

— Спасибо, — сказал Владилен Алексеевич. — Я, собственно, отдохну и пойду обедать в гостиницу.

— Да что вы? — огорчилась мать. — Я суп с лапшой сварила, куриный. И вареники с вишнями… Так в столовой не накормят. Я вас и продовольствовать буду.

— Ну, если с вишнями… — согласился режиссёр. — Как, Саша–Валера, ты думаешь?

— Оставайтесь, — сказал я.

— За общим столом и еда вкусней, — подхватила мать и тут же подскочила ко мне: — А ты, змей, что ж опять натворил?

— Чего? — сказал я, увёртываясь от её руки.

— Чего? А того, что инспектор приходил! Будто я тебя в запретку посылаю. Штрафом грозил! Вы только поглядите — каждый день от него одни огорчительства вижу!

Хоть бы отдохнуть от него, хоть на месяц! То в школу вызывают, то мать на весь посёлок опозорил, а теперь удочки у него изломали! Я больше на крючки да лески ни копейки не дам!

— Погодите, погодите, — сказал Владилен Алексеевич.

— А вы мне его не защищайте! Большой уж, матери помогать должен. Хоть рыбу ловил на продажу, а нынче и снасти лишился и под штраф чуть не подвёл! Садись обедать, змей!

Столик стоял в саду под грушами. Обедали молча. Только мать всё суетилась, подкладывала режиссёру в тарелку, приговаривала:

— А вы сметанки, сметанки возьмите, вареник сметанку любит!..

Режиссёр благодарил, ел понемногу и всё поглядывал то на меня, то на кур с фиолетовыми пятнами…

После вареников он проковылял к себе на веранду, принёс какие‑то таблетки в коричневой бутылочке с заграничной надписью, проглотил одну из них, запил компотом.

— Ефросинья Васильевна, знаете, я уже, наверное, неделю газет не читал. У вас нет сегодняшней? Хотя бы местной.

— Да что вы?! — сказала мать. — Я газет не выписываю. Чего деньги зря тратить?

— Понятно, — сказал режиссёр. — А я подумал, раз почтовый ящик висит…

— От прежних жильцов остался. Зря висит.

— А разве вы писем не получаете?

— Нет, — ответила мать. — Родных у меня нету, а так кто писать будет? Зря только висит.

Режиссёр удивился:

— Неужели совсем ниоткуда не ждёте? Даже не проверяете никогда?

— Нет, — ответила мать, составляя пустые тарелки. — И ключ не знаю куда задевала.

— В сарае на гвозде ржавеет, — сказал я и впервые поднял на неё глаза. — Можно, я погляжу?

— Чего не нужно, он всё знает, — сказала мать. — Иди гляди.

От нечего делать я вправду отправился в сарай, нашарил на стене гвоздик, снял с него ключ и пошёл к калитке.

Почтовый ящик открылся сразу, и вдруг оттуда к моим ногам вместе с трухой от листьев вылетела открытка!

Я поднял её и побежал к матери.

— Гляди, нам открытку прислали!

Мать выхватила её у меня из рук и с удивлением стала читать:

— «Здравствуй, Валера! Как ты живёшь? Поздравляю тебя с Новым годом. У вас, наверное, сейчас много снега. Желаю успешно провести зимние каникулы: покататься на лыжах, прочесть много интересных книг. Появились ли у тебя друзья–товарищи? Не замыкайся, держись поближе к другим людям. Не потерял ли компас? Может быть, напишешь о себе? Если нет моего адреса, прочти его на этой открытке. Напиши! Привет маме. Лидия Петровна». Это его учителька прошлогодняя, — засмеялась мать, бросив открытку на стол. — Ну и беспокойная была, на учителя даже не похожа.

— Чем же? — хмуро спросил режиссёр, разглядывая цветной корабль на открытке.

— А так! — ответила мать. — Ей мало уроков было, ещё и по домам ходила, свои книжки давала читать. У меня Валерка и сыт и одет, а она всё приставала, будто я не так воспитываю… Вишь, «много снега» пишет…

— С января пролежала, — сказал режиссёр. — Может быть, ответишь?

Глава 13 Две тысячи двадцать пятый…

На другой день был дождь.

Я по привычке проснулся рано, увидел, как за серым окном с листьев и веток быстро слетают капли, и обрадовался — на реку не идти…

А потом вспомнил, что и удочек теперь никаких нет…

Я встал. Было холодно. Я тихонько прошлёпал босиком из горницы на веранду. Оказывается, Владилен Алексеевич уже не спал.

В руке у него была авторучка. Он сидел за столиком и бормотал: