Владимир Файнберг - Patrida

• Название: Patrida
• Автор: Владимир Файнберг
• Издательство: Яхтсмен
• Жанр: Современная проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-86071-019-4

---

По просьбе Косты она отомкнула дверь монастырского храма. Артур вошёл со своими спутниками под его сумрачные своды. Здесь тоже горели огоньки свечей. Сюзанна и Ангелос перекрестились, подняли девочек на руки, поднесли к иконе Николая–угодника. Девочки поцеловали её.

Когда они вышли, Артур опустил в деревянный ящик с прорезью монету, взял со столика возле входа большую свечу, подошёл к иконе Христа у закрытых алтарных врат.

— Здравствуй, Господи, — прошептал он, зажигая свою свечу от единственной горящей в массивном канделябре и ставя её рядом. — Как давно я не приходил к Тебе! Давно не был в церкви. Господи, Ты и Сам все обо мне знаешь. Ты попустил, Господи, чтоб убили духовного моего отца, прости ему грехи вольные и невольные, помяни его в Царствии Своём. Попустил, чтоб умерла жена моя Анна. Прости и ей её прегрешения, сделай, прошу Тебя так, чтоб их души встретились… Ты зачем‑то оставил меня живым, направил мои пути сюда, в Грецию, прислал Лючию. Иногда думаю: Ты ли её прислал?.. Возможность зажить совсем другой жизнью, остаться здесь, я ощущаю как испытание, как соблазн. Тяну время, ничего определённого не говорю этой женщине. Я хотел бы взять её за руку, вместе идти к Тебе, к Отцу нашему небесному, но, боюсь, не смогу этого сделать. Чувствую себя слабым, грешным. — Артур Крамер смотрел на икону, на изображение сурового лика и видел сквозь него, как приближается то, что случилось на земном шаре две тысячи лет назад. — Господи, не знаю, как мне быть. Научи, дай знак…

— Артурос! Артурос! — пятилетняя Антонелла вбежала в храм, кинулась к Артуру, потянула за рукав. Что‑то лепетала, манила к выходу. Лукавые глазки её блестели, шарф развязался, длинный конец его волочился по каменному полу.

Артур нагнулся, поднял шарф, заново повязал его поверх воротника курточки с капюшоном, взял девочку за руку.

— Прости меня, Господи, — шепнул он Христу и, увлекаемый Антонеллой, вышел из храма.

Вид, открывшийся сразу по выходе, заставил его замереть. Заснеженные сосны впереди, уходящий волнами вниз зелёный океан сосен, и в их разрыве по–южному синяя, неоглядная даль моря… С белым пятнышком паруса.

Девочка теребила, куда‑то звала. Артур перевёл взгляд. Её маленькая сестрёнка играла возле часовни со смешным, лопоухим щенком. То гладила, то убегала, а он трусил за ней, то опять присаживалась возле него на корточки: Антонелла потащила Артура к щенку, чтобы чужестранец мог разделить её восторг.

Сюзанна, Ангелос и Коста, сидя под большим деревом за дощатым столом, пили кофе, сваренный Аргиро, о чём‑то разговаривали.

Наконец Сюзанна поднялась, прикрикнула на девочек, повела Артура к столу, где остывала и его чашка кофе. С плетёной корзиночкой, полной крупных жёлтых яблок, подошла Аргиро. Девочки тут же подбежали, схватили по яблоку.

— Are you a doctor?[109]— спросила Аргиро.

— Возможно, — ответил Артур. Поправился, — may be.[110]

Аргиро приложила одну руку к сердцу, другой поманила его из‑за стола. Артур залпом допил кофе и пошёл с ней куда‑то за храм к белому домику, досадуя на Сюзанну за то, что она без его разрешения навязывает пациентку, что и здесь, в этом прекрасном месте, снова придётся разбираться в каких‑то болезнях, лечить.

Аккуратные клумбы с остатками высохших и подмёрзших цветов окружали домик. У торцовой его стены за проволочным ограждением копошилось несколько кур. Войдя в домик, Аргиро оставила дверь открытой, пояснила:

— No light. No electricity. No water. Just nothing.[111]

Здесь было две комнаты — спальня и кухонька. Аргиро усадила Артура на стул в кухоньке возле гудящей печки. Сама же села на табурет под настенным календарём.

— I am all alone in the monastery. Do you understand?[112]

— I do. Where does it hurt?[113] — спросил Артур.

— No, no. I have another problem.[114] — Аргиро нерешительно взглянула на него и, подняв руку, сдёрнула с головы пышную шапку волос, которая оказалась париком, прикрывавшем совершенно лысый череп.

Лицо её сразу перестало казаться худым. Чёрные глаза вопрошающе смотрели на Артура. В них засверкали слезы.

Тот развёл руками. С такой проблемой он ещё не сталкивался.

— Just a moment, — быстро заговорила Аргиро. — I saw you praying just now. I believe you can help me. You must know, that I lived in Athens, I was a young lady, I was a prostitute in Athens, you understand?[115]

Артур кивнул.

— Once, twelve years ago I lost all my hair. You understand me, don't you?[116]

Он кивал, напряжённо слушал сбивчивый, сопровождаемый лихорадочными жестами рассказ несчастной женщины. С трудом улавливал главное: после того как выпали волосы, она сочла это наказанием Божьим, сама наложила на себя обет. Десятый год ютится здесь, в горах, одна, поддерживает в чистоте и порядке заброшенные монастырские здания, зажигает свечи перед иконами. Порой, особенно летом, наезжают туристы, дают ей деньги. Правительство и церковь не платят ничего. Два раза в месяц добрые люди снизу из города завозят ей воду в бидонах, керосин и кое–какую еду.

Артур продолжал слушать, ощущал, как в нём нарастает чувство бессилия помочь Аргиро, бессилия хотя бы объяснить ей, что он ничего не может сделать.

Эта гречанка, эта бывшая проститутка из Афин смотрела на него мокрыми, чёрными как маслины глазами, в которых кричало знакомое Артуру отчаяние одинокого человека. Тем более невозможно было повернуться к ней спиной, говорить какую‑нибудь сочувственную чушь.

На календаре над её головой было цветное изображение остатков дельфийского храма в снегу, надпись — январь, чёрные столбики цифр — дни января.

— What date is it today?[117] — спросил Артуо. Здесь, в Греции, он порой терял счёт времени, особенно после встречи с Лючией. В первую секунду он и сам не мог бы отдать себе отчёт в том, почему задал именно этот вопрос, не имеющий никакого отношения к теме разговора.

— The nineteenth of January[118]. — Аргиро словно споткнулась, с удивлением смотрела на него.

И тут в сознании Артура произошла вспышка: канун крещения Господня!.. Крещенская целебная вода… Он вскочил с табуретки, взял Аргиро за корявую, мозолистую ладонь, вывел из домика.

— Snow? — спрашивал он, уже видя на каменистом склоне за соснами чистейший снег. — Where is snow here?[119]

Обеими руками Артур сгрёб охапку снега, положил на голый череп, придерживал с двух сторон, молился вместе с Аргиро. Из глаз её, исполненных надежды, текли слезы.

— Холодно? — спросил он, когда снег начал таять, стекать по её лицу, смешиваясь со слезами. — Cold?[120]

— Krio[121], — кивнула она.

— Do the same in evenings and in mornings. Till the end of February. Never tell anybody about it to now or any time. You understand, don't you?[122]

Аргиро схватила его за руку, хотела поцеловать. Артур вырвался, пошёл к своим спутникам.

…Девочки уже считали его своим. Когда Артур сел рядом с полицейским Костой и «мерседес» поехал дальше через перевал, они с заднего сиденья, несмотря на уговоры родителей, дёргали его то за воротник куртки, то за волосы, пытаясь привлечь к общению.

Артур же был ни жив ни мёртв. То, что горели от снега руки, казалось нормальным. Но ещё более сильный жар охватывал изнутри всё тело… Запретив Аргиро говорить кому бы то ни было о случившемся, он боялся, что над ней посмеются, разрушат её веру в возможность чуда.

Машина спускалась с хребта к юго–западной стороне острова, как из зимы в лето. Сосновый лес незаметно сменился другим, незнакомым. Кряжистые деревья с голыми ветками стояли среди зелёной травы. Начали попадаться вечнозелёные кусты.

«Это надо же было так случиться, чтоб она села прямо под висящим на стене календарём, — думал Артур. — И чтоб именно на этой картинке, как подсказка Провидения, был снег…»

За стволами деревьев в разрыве ущелья по голубой глади моря красиво, как в стихотворении Лермонтова, шёл парусник.

Машина свернула с шоссе на узкую тропу. Вскоре тропа кончилась возле торчащего из травы древнего фундамента и остатков стен, сложенных из грубо обтёсанных камней. Это и был центр земельного участка, купленного Ангелосом. Полицейский Коста помог ему вытащить из багажника тяжёлый рюкзак с провизией, топор в чехле и уехал, пообещав вернуться за ними во время.

Девочки сразу завладели Артуром. Вместе с ними он собирал валежник для костра, на котором Сюзанна начала спешно готовить еду. Антонелла и Рафаэлла неотступно сопровождали его и Ангелоса, когда тот показывал гостю границы участка, расположенного в неудобном месте — на склоне заросшего диким кустарником, неглубокого ущелья. Здесь Ангелос собирался вырастить сад и построить на развалинах фундамента летнее бунгало.

— Why? You live on another island. What is it all for?[123] — недоумевал Артур.

Из ответов он в конце концов понял, что на родном острове у Ангелоса уже есть другой участок. Необходимо всё время куда‑то вкладывать деньги. Земля дорожает…

Девочки, устав бродить крутизной, оставили их, побежали к матери. Ангелос принялся рубить под корень кустарник, и Артур, предоставленный самому себе, поднялся по отлогому склону на гребень ущелья. Сел на трухлявое бревно под старой оливой, изогнутой как иероглиф.