Роберт Энсон Хайнлайн - Чужой в стране чужих

• Название: Чужой в стране чужих
• Автор: Роберт Энсон Хайнлайн
• Издательство: Флокс
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 1992
• ISBN: 5-87198-030-9

«Чужой в стране чужих» (англ. Stranger in a Strange Land, название также часто переводится на русский язык как «Чужак в стране чужой»; рабочее название (в рукописи) The Heretic — «Еретик») — философский роман Роберта Хайнлайна, в 1962 году удостоенный премии «Хьюго». На Западе имеет «культовый» статус, считаясь самым известным из фантастических романов, когда-либо написанных. Сюжет содержит массу историко-философских аллюзий, являясь жизнеописанием Валентайна Майкла Смита, человека, воспитанного марсианами, вернувшегося на Землю и ставшего здесь новым мессией. Публикация романа вызвала скандал, связанный со слишком вольным, по нормам тогдашней цензуры, изображением сексуальной жизни и религии. До 1991 года в США роман выходил в урезанном 25% по сравнению с рукописью виде. Все русские переводы сделаны с сокращённого варианта.

---

«Империал» был старым и запущенным отелем, но зато в номере для новобрачных была большая ванна. Джил направилась к ней сразу же, как они вошли в номер, и не удивилась, увидев себя полностью раздетой. Милый Майк! Он знал, что она любит ходить по магазинам; он заставлял ее пестовать свою слабость, отсылая в никуда вещи, которые, как он чувствовал, переставали радовать ее. Он делал бы это каждый день, не предупреди она его, что слишком частая смена одежды вызовет подозрения коллег.

— Спасибо, милый! — сказала она. — Составь мне компанию.

Он либо уже успел раздеться, либо уничтожил свою одежду — последнее скорее всего. Майк находил покупку одежды безынтересным занятием. Он не видел в одежде другого смысла, кроме защиты от холода, а эта слабость не была ему присуща. Они забрались в ванну и встали лицом к лицу. Она набрала в ладони воды, коснулась ее губами и предложила ему. В ритуале не было особой нужды. Просто Джил было приятно напоминать Майку о том, о чем он и без того помнил.

Потом она сказала:

— Я подумала о том, как смешно выглядел этот злой шериф, когда оказался без одежды.

— Он выглядел смешно?

— Конечно.

— Объясни, почему он был смешон. Я не понял шутки.

— Ну… наверное, я не смогу. Это не была шутка… или каламбур, или другая вещь, которую можно объяснить.

— Я не грокнул, что он был смешон, — сказал Майк. — В обоих людях — судье и шерифе, — я грокнул неправильность. Если бы я знал, что ты будешь недовольна, я просто отослал бы их.

— Майк, милый! — Она коснулась его щеки. — Хороший Майк. То, что ты делал, было правильно. Они никогда этого не забудут. Таких арестов там не будет теперь лет пятьдесят. Поговорим лучше о чем-нибудь другом. Мне бы следовало сказать, будто я жалею, что наш номер выкинули. Я так старалась, когда писала свои репризы… Но мне тоже не хватает артистизма.

— Это моя ошибка, Джил. Тим сказал верно — я не грокаю публику. Но мне помогло, что я находился среди артистов… С каждым днем я все больше грокаю зрителей.

— Ты не должен больше называть их зрителями. Или ротозеями. Мы покончили с карнавалами. Называй их просто людьми.

— Я грокнул, что они ротозеи.

— Да, милый. Но это невежливо.

— Я запомню.

— Ты решил, куда мы отправимся?

— Нет. Когда придет время, я буду знать.

Действительно, Майк всегда это знал. Со времени своего первого перехода от роли ведомого к роли ведущего его уверенность и сила существенно выросли. Мальчик, который уставал, держа в воздухе пепельницу, теперь не только удерживал в воздухе Джил, делая при этом массу других вещей; но мог также увеличивать свою силу до любых пределов. Она припомнила один карнавальный караван. Тогда в пути забуксовал грузовик. Двадцать здоровых мужчин пытались вытолкнуть его из колдобины. Майк присоединился к ним, и заднее колесо поднялось над грязью. Майк, уже не такой наивный, как раньше, не дал никому повода делать предположения.

Она вспомнила, как он грокнул наконец, что «неправильность», долженствующая проявиться прежде, чем он уберет предмет, имеется в виду, только если речь вдет о живых, грокающих вещах. Одежде, например, не надо было обладать неправильностью. Это правило было для птенцов. Взрослый был свободен делать так, как грокнет.

Она подумала, каково будет следующее изменение. Не стоило тревожиться. Майк был достаточно умен.

— Майк, вот бы здесь оказались Доркас, Мириам, Энн, а? И папа Джубал, и мальчики, и… ну, вся наша семья!

— Нужна ванна побольше.

— Да, давка, пожалуй, ни к чему. Когда мы опять будем дома?

— Я грокаю, это будет скоро.

— Марсианское скоро? Или земное скоро? Не обращай внимания, милый. Это будет, когда ожидание заполнится. Это напомнило мне, что скоро здесь будет тетушка Патти. Я имею в виду земное «скоро». Вымоешь меня?

Она встала. Мыло поднялось с мыльницы, прошлось по всему ее телу и вернулось на место. Мыльный слой превратился в густую пену.

— Ой! Щекотно!

— Сполоснуть?

— Я сама. — Она присела на корточки, смыла пену, поднялась. — Как раз вовремя.

В дверь постучали.

— Эй! К вам можно?

— Заходите, Пат! — Джил вышла из ванны. — Вытри меня, милый.

В одно мгновение она была совершенно сухой, даже ноги не оставляли мокрых отпечатков на полу.

— Милый, ты не забудешь одеться? Это при мне можно не соблюдать приличий.

— Я не забуду.

Глава 27

Джил накинула халатик и заторопилась в переднюю.

— Заходите, милочка. Я налью вам стаканчик. А второй примете в ванной. Масса горячей воды.

— Я вымылась в душе после того, как уложила Лапушку в его кроватку, но… да, мне нравится мыться в ванной. Но Джил, детка, я пришла сюда не для того, чтобы попользоваться вашей ванной. Я пришла потому… ну, мне очень жаль, что вы, ребята, уезжаете.

— Мы постараемся не терять вас из виду. — Джил занялась стаканами. — Тим был прав. Нам с Майком надо сделать более зрелищный номер.

— Ваш номер — о'кей. Может быть, немного нуждается в смехе, но… Привет Смитти. — Она протянула ему руку в перчатке. За пределами карнавального балагана миссис Пайвонски всегда носила перчатки, платье с глухим воротничком и чулки. Они выглядела (и была) респектабельной вдовой средних лет с аккуратной фигурой.

— Я говорила Джил, — пояснила она, — что у вас был очень хороший номер.

Майк улыбнулся.

— Пат, мы же не дети. Это была настоящая тухлятина.

— Нет, мои хорошие. О, конечно, его надо было сделать немножко подинамичнее. Несколько шуток или, может, слегка подрезать костюм у Джил. У тебя чудесная фигурка, солнышко.

Джил покачала головой.

— Это не поможет.

— Ну, я знала одного фокусника, который одевал свою ассистентку по моде девяностых годов… тысяча восемьсот девяностых, я имею в виду: даже ног не видать. Затем он срывал одну одежду за другой. Зрители любят это. Не пойми меня неправильно, милочка, ничего неприличного. Под конец на ней было примерно то же, что на тебе сейчас.

— Патти, — сказала Джил, — я сделала бы этот номер хоть голышом, да только тогда шоу прикроют.

— Этого нельзя, милочка. Зрители устроят беспорядки. Но раз уж у тебя есть фигурка, почему бы не использовать ее? Велик бы у меня был успех, не снимай я все, что только дозволено?

— Кстати, об одежде, — вмешался Майк. — Думаю, ты испытываешь неудобства, Патти. Кондиционер в этой ночлежке, похоже, окончательно скис. Сейчас по крайне мере градусов девятнадцать.

Он был одет в легкий халат, вполне подходящий для снисходительной актерской братии. Жара влияла на него очень мало. Просто время от времени ему приходилось перестраивать метаболизм. Но Патриция чувствовала себя комфортно лишь безо всякой одежды и прибегала к ней только для того, чтобы скрыть свои татуировки от зевак.

— Почему бы не сбросить все лишнее. Ведь здесь нет никого, кроме нас, цыплят. — Последняя фраза была шуткой, призванной подчеркивать, что здесь собрались только свои. В свое время Джубал объяснил ему это.

— Конечно, Патти, — поддержала Джил. — Если ты вспотела, я найду чего-нибудь на смену.

— Ну… Я, пожалуй, разденусь до рабочего костюма.

— Тогда не церемонься среди друзей. Я расстегну тебе молнию.

— Дайте-ка я сниму эти чулки и туфли. — Она говорила, одновременно раздумывая, как бы перевести разговор на религию. Благослови их, Господь, эти дети были готовы стать ищущими, она была полностью уверена… Но она рассчитывала на целый сезон, чтобы подвести их к Свету. — К вопросу о шоу-бизнесе, Смитти. Дело в том, что ты не понимаешь толпу. Если бы ты был настоящим волшебником…[26] О, я не хочу сказать, что ты неискусен, ты очень здорово все делаешь. — Она скатала чулки и отдала Джил свои ботинки на молнии. — Я хочу сказать, иногда даже кажется, что ты заключил договор с сатаной. Но зрители знают, что все это ловкость рук. Поэтому нужно как-то облегчить номер… Ты видел когда-нибудь глотателя огня с симпатичной ассистенткой? Господи, да хорошенькая девушка будет для него только помехой. Зрители ждут не дождутся, когда огонь перекинется на него.

Она стянула через голову платье. Джил взяла его и поцеловала миссис Пайвонски.

— Так ты смотришься более естественно, тетушка Патти. Сиди и не забывай про стакан. Я думаю, тебе понравится.

— Секунду, милая. — Миссис Пайвонски взмолилась о поддержке святого дела. Что ж, ее картинки способны говорить сами за себя — для этого Джордж и поместил их сюда. — Смотрите, вот что я показываю зевакам. А вы когда-нибудь смотрели на эти картинки по-настоящему?

— Нет, — призналась Джил. — Мы не хотели смотреть на тебя, словно парочка ротозеев.

— Так посмотрите сейчас, милые мои. Ведь именно для этого Джордж — благослови Господь его светлую душу на небесах — нанес их на меня. Чтобы на них смотрели и изучали. Здесь, под подбородком, вы видите рождение нашего пророка, святого архангела Фостера… Совсем невинный младенец, не знающий, что приготовили ему Небеса. Но ангелы знали. Видите их вокруг него? Следующая сцена — его первое чудо, когда юный грешник в деревенской школе, куда он ходил, подстрелил бедную маленькую птичку… А он взял ее в ладони, подбросил, и она улетела, невредимая. Теперь мне надо повернуться спиной. — Она объяснила, что у Джорджа не было под рукой чистого холста, когда он начинал свое великое произведение, что Джордж, вдохновленный свыше, переделал «Атаку на Перл Харбор» в «Армагеддон», а «Вид на Нью-Йорк» в «Священный город».