Гавриил Троепольский - Собрание сочинений в трех томах. Том 2.

• Название: Собрание сочинений в трех томах. Том 2.
• Автор: Гавриил Троепольский
• Издательство: Центрально-Черноземное книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1978

Во второй том Собрания сочинений лауреата Государственной премии СССР Г. Н. Троепольского вошли роман «Чернозем», рассказ и очерки. Издание сопровождено примечаниями И. Дедкова.

---

— Значит, насчет дорезков? — повторил Андрей Михайлович.

— Э! Какие там дорезки, Андрей Михалыч… На что они мне? На что? Будь они трижды прокляты, те дорезки. Позору-то на село из-за них сколько.

— Да и арендовать их теперь нельзя — переданы Козинскому обществу, — вставил Миша.

— И слава богу, — согласился Сычев. — Мороки от них меньше будет… Не о дорезках речь — не нужны они мне. И не желаю я вот так жить. Не желаю. В душе-то я — середняк. И…

— А на дворе — кулак, — дополнил Миша.

— Я не желаю быть кулаком. Не желаю! — почти вскрикнул Сычев, прижав шапку к груди. — Хватит. Не желаю. Посмотри на мои руки. Пальцы уж скрючились от мозолей.

Андрей Михайлович переглянулся с Мишей в недоумении: они ничего не понимали. А Сычев уловил это и продолжал:

— Хватит мне мучиться. Один — как волк. Не желаю и — все тут. Я тоже человек. — Он покачал головой сверху вниз. — Человек. Я хочу — как все. Со всеми вместе.

— А ты поточнее, Семен Трофимыч, — уже несколько мягче сказал Андрей Михайлович. — С чем пришел-то?

— Андрей Михайлович! Мы с тобой жили когда-то хорошо, пока… люди промеж нас не вмешались. А потом — плохо. Я все забыл. Забудь и ты… Посоветоваться пришел. Не к кому мне больше идти.

— Так что же ты хочешь?

— Хочу продать мельницу и маслобойку. Посоветуй, пожалуйста.

— А что же я могу посоветовать? Хозяин — барин.

— Не к тому я. Не надо бы из села упускать предприятия. Останемся без мельницы — мужики будут за двенадцать верст на помол возить. А подсолнух тогда хоть не сей, если маслобойки-то в селе не будет.

— А кто же может купить? — спросил Миша. — Кого вы имеете в виду? У нас всех вместе, во всем селе таких денег нет.

— Михаил Ефимыч! — повернувшись к Мише, сказал Сычев добродушно. — А кооперация? Пущай она и купит. Ослобоните меня, пожалуйста. Недорого возьму. А с меня — как хомут с шеи. Мне и так глаза проширяли — «кулак да кулак». До каких пор! Не желаю я так жить. Как все — желаю. За полцены отдам.

— Так, так, — пристукивая пальцами, произнес Андрей Михайлович. И еще повторил: — Так, так. — Потом явно наигранно вздохнул и ответил: — По этому делу и надо тебе разговаривать с кооперативом, с правлением, с бухгалтером.

— А ты-то как посоветуешь?

— А чего же: продай, если купят.

— Смотря какая цена, — вмешался Миша.

— Да уж в цене не постою. — Семен Трофимыч встал. — Ну что ж, пойду к Савельичу, к бухгалтеру.

— А он уже не бухгалтер, — сказал Андрей Михайлович. — Сам отказался по старости. Человеку уже семьдесят три года — хватит. Три дня прошло, как сдал дела.

— Кому же? — осторожно спросил Сычев.

— Федору Ефимовичу Землякову.

— Ка-ак? — переспросил Сычев.

— Федору Ефимовичу Земля-ко-ву, — повторил по слогам Андрей Михайлович.

Сычев сначала явно растерялся: на Савельича была большая надежда и — лопнула сразу. Но, придя в себя, он даже улыбнулся и сказал:

— Конешно. Оно так. Земляков — голова! Да, голова. «Будет опять вспоминать старое…» — подумал он. — Да, Земляков, конешно, голова. Ученый теперь.

— Савельич тоже был хороший бухгалтер? А? — спросил чуть иронически председатель, — Дьячком был. Семинарию небось кончал?

Сычев не заметил иронии. Весть о новом бухгалтере сбила его «с тонкой политики», и он вдруг внешне стал самим собой.

— Тоже был хороший, — согласился он. — Даже и не семинарию кончил, а чуть ли не восьминарию. Помнится, говорил он, когда я в членах правления ходил. Точно: говорил. Восьминарию.

— Вот так: к бухгалтеру, — заключил Андрей Михайлович.

Сычев вышел.

Миша и Андрей Михайлович вопросительно посмотрели друг на друга, а в глазах каждого был вопрос: «Что за номер?»

— Неужели проснулась совесть? — наконец спросил Миша.

— Черт его знает. Подумать надо, — ответил Андрей. — Подумать. О совести говорить рано… Рановато, — повторил он в задумчивости. Потом вдруг встрепенулся и сказал Мише: — Добеги-ка до Федора — шепни: «Если придет Сычев, то отложить разговор до завтра, а главное, вести себя спокойно». Вечером соберемся, посоветуемся.

Миша вышел. Когда он переходил улицу, то увидел, как Сычев направился к своему дому, а не к конторе кооператива. К Федору Миша все же сходил, вызвал его в сени и передал слова Андрея Михайловича.

— Не придет, — заключил Федор.

— Почему?

— Меня боится.

— Он какой-то совсем стал другой, — неуверенно заметил Миша.

— Желторотик ты, Мишка, хоть и агроном. Он же «удочку» закинул, а теперь будет ждать: придут купят, если хотят. Тогда и цену скажет.

— Ну?!

— Полюбил черт сатану, — срифмовал Федор и похлопал Мишу по плечу. — Иди. А посоветоваться, правда, надо. Как кончишь дела в сельсовете, найди Ваню Крючкова, передай. Может, он и партячейку соберет вечером.

Миша вернулся в сельсовет.

Сычев шел по улице медленно, но голову держал высоко, осанисто. Никто бы и не подумал, что на душе у него кошки скребут. «Как это я оторвался, — думал он. — Три дня прошло, как Федька булгахтером стал, а я и не знал. Так не годится. Надо Игнату Фомичу сказать: не сидеть нам дома, как в норе… Хуже от этого — и только… Федька — булгахтер! Ах ты, сволочь!» А голову держал высоко, шел прямо: политика!

Повстречался ему Виктор Шмотков.

— Виктору Ферапонтычу! — сняв шапку, первым поздоровался Сычев, чем польстил встречному. — Далеконько ли?

— За табачком в лавку.

— Что-то давно я тебя не видал.

— Работа. Куды ж денешься. Некогда, — скороговоркой ответил Виктор и подал руку Сычеву.

Тот пожал ее и чуть потряс даже, выражая тем свое уважение. Затем Виктор, по обыкновению своему, сдвинул треух на сторону, обнажив конопляную кудель волос, и завел разговор.

— Та-ак… Март, значит, пришел, — констатировал он степенно, будто приход марта зависел целиком от него, Виктора Шмоткова.

— Март. По-старому нонче март начался. Память у тебя хорошая, — поддакнул Сычев.

— А иней был — как на рождество. Это оно к чему? — спросил Виктор.

— А вот подсчитаем. Теперича так: март, апрель, май, июнь, июль… Та-ак, июль… — Сычев что-то пошептал, прикидывая в уме. — Значит, как раз к аржаному севу дождь должон быть — моросей пойдет, как из сита.

— Точно?

— Аптека!

— Здорово! А как это ты угадываешь?

— А так: от того дня, как иней будет, берешь сто пятьдесят — сто пятьдесят пять ден — тут тебе и моросей. Ошибка на три — пять ден, не больше. — Сычев знал, что в селе нет такого человека, кто лучше его предугадывал бы погоду, но держал это в «секрете». Тут уж его авторитет непоколебим, казалось ему. А в те минуты встречи он так старался выразить уважение к Виктору, так старался, что даже выложил ему «секрет».

А Виктор неожиданно сказал:

— Надо у Михал Ефимыча спросить: как оно по науке-то. Он-то уж знает, чего к чему. Ни один человек того не знает, что он знает.

— И по науке так, — недовольно буркнул Сычев, но сразу же перешел на прежний тон: — И он так скажет. Примета. Тыщу лет примета. — Он снова, казалось, повеселел. — А должно быть, толковый малый агроном-то, Мишка-то?

— Михаил Ефимыч, — поправил Виктор. — Был Мишка, стал Михаил Ефимыч. У-у! Ку-уды та-ам! Чего ни спроси, все знает. Как листами рожь дышит — и то знает. И какие червяки есть на земле и под землей — знает. И эти, как их… Фу ты, черт! Забыл, как их… А! Микроги! И какие микроги в земле — знает! Уму непостижимо!

— А что это — микроги?

— Микроги?.. Дух такой в земле, живность тоже.

Виктор-то уже слышал лекцию Миши, но Сычев не имел ни малейшего понятия о микробах и поэтому спросил с сомнением:

— То есть как так: живность, а дух?

— А так: глазами их не видно. В меркоскоп — пожалуйста, с нашим удовольствием покажутся, а так — даже и в очках не видать. А раз не видно — дух, значит. Одним словом, мелочь. Мразь такая, что и уму непостижимо. А пользительная живность.

— Это чем же она пользу дает?

— Возются они в земле, возются, возются вот так. — Виктор перепутал десять пальцев в клубок и задвигал ими, изображая, как возятся микробы, и продолжал без останову, пулеметной очередью: — Возются, значит, и таскают корм к корням. А корни-то тот корм сосут. Вот какая там петрушка получается. Рожь, она, понимаешь, тоже ест. А раз ест, то ей кто да нибудь корм готовит. Вот и микроги! Уму непостижимо! Положа руку: как понял, так и тебе говорю. Лекцию читал Михаил Ефимыч. Може, я чего и недопонял, но точно: таскают корм, таскают, нечистая сила. Это точно. И главное дело, их ни хрена не видать. Только в меркоскоп. Наука!

— Наука, она, конешно… — неопределенно поддержал Сычев.

— Куды ж денешься. Наука, она… превышает все! — философствовал Виктор с большим удовольствием, забыв даже, что он идет за табаком и что ему очень хочется курить. — А Земляковы, они все с прочным котелком. — При этом он постучал себя по лбу.