Сергей Щипанов - Все в твоих руках

• Название: Все в твоих руках
• Автор: Сергей Щипанов
• Жанр: Научная Фантастика

---

— И я теперь знаю.

— Да, неужто?! Ты, Сева, видел, как я «достал ключ и открыл дверь». Это да. А ключ у тебя есть?

— Ты прав, как всегда… Послушай, а тот… зомби, что прошел за нами, он-то как смог?

— «Дверь» не успела закрыться. Да, ты не бойся, в ближайшую тысячу лет мой путь не одолеть никому. Я поставил блок. Думаешь, дорогу в грядущее я сам отыскал, методом научного тыка или проб и ошибок? Всё проще! Точно таким же образом, как и с электричеством. Посмотрел, как это делается в будущем, и поставил защиту, чтобы другие раньше времени не увидели. Ах, какое элегантное решение, Сева! Ты мне поверь. Правда, точность еще оставляет желать, как говорится. На самом деле, мы могли бы выскочить в Соловейске…

— Да, ты что!?

— Могли. Но, только чуть позже нужного времени, чтобы с самими собой не встретиться.

— Почему «позже»? Ведь тогда бы мы, то есть, наши двойники там находились, и мы бы обязательно с ними столкнулись.

— Нет, в тот момент мы были бы в прошлом… Ладно, не ломай себе мозги хронопарадоксами. Главное: не встретились и, слава Богу!

— А если б столкнулись?

Егорыч помрачнел.

— Лучше тебе не знать этого.

Водопад мыслей в голове Севы совсем сбил его с толку.

— Что же теперь?

— Что? Жить. Любить, работать. Если нужно — биться. В покое тебя не оставят… Ты, главное, не трусь. Сейчас телепортирую тебя в Соловейск, прямиком в твою комнату в общежитии. А у меня свои дела… Как только ты появишься, то мои друзья, да и враги, захотят посмотреть прошлое твое, и пройти по моей дороге… Так что, есть чем заняться. Пока — прощай!

Егорыч допил пиво, скомкал банку, швырнул в урну. Повернулся и зашагал прочь. Всеволод недоуменно смотрел ему вслед.

— Егорыч, подожди!

Солнцев обернулся:

— Чего тебе? — Остановился, ожидвя, пока Сева догонит.

— Еще один вопрос, последний… Миш, ты говоришь: один знаешь «дорогу». А, ведь, мы с Ирмой были в прошлом… В Арконе. И благополучно вернулись. А еще Инхандек с Шуххардтом рассказывали про экспериментаторов, «нырявших» в прошлое, и возвращавшихся от туда. Как же так…

Егорыч хитро улыбнулся, и подмигнул Севе.

— Знаешь, есть анекдот… бородатый, правда, зато к месту. Приходит к врачу дедок, и жалуется на половую слабость. Врач ему: ну что вы хотите, в вашем-то возрасте! Дед возражает: а Петрович, он на семь лет старше, рассказывает, что еще — о-го-го! Врач: так и вы рассказывайте, кто вам мешает? Ха-ха-ха! Что касается дорог… Они ведь разные, дороги эти. Одно дело — от Москвы до Тулы, другое — с Земли на космическую орбиту. А расстояние, в сущности, одно и то же — две сотни верст…

— Так как же мы с Ирмой, все-таки?

— «Никому нельзя верить. Даже самому себе. Мне можно», — процитировал Юлиана Семенова Егорыч.

Сказал как отрезал. Продолжил путь.

Отойдя шагов на двадцать, остановился: к нему подошли милиционеры, и, наверное, попросили предъявить документы. Егорыч что-то достал из кармана, отдал патрулю. Затем, не оборачиваясь к Юрину, как-то по-особенному махнул в его сторону рукой.

И Сева исчез.

XIV. Судьбы людские

1

Однажды, еще студентом, Сева ехал в необычайно жаркий июньский день в битком набитом трамвае, и от духоты с ним случился обморок.

Сначала «выключился» звук — уши наполнились тонким противным звоном. Потом стало темно. Миг — и Сева отключился полностью; устоял лишь благодаря толчее. Стоило ногам подогнуться, как он тут же пришел в себя. Постепенно восстановились и зрение, и слух, остались только ужасающая слабость. Стоящая рядом женщина проявила чисто петербургское участие:

— Вы бледны, молодой человек. Вам плохо?..

Он в ответ слабо улыбнулся.

Ощущение, что и говорить, не из приятных. Хотя в целом, ничего экстраординарного. А в последние два месяца Сева побывал в таких отключках не единожды. Можно сказать, даже начал привыкать к обморокам. Если, конечно, к такому состоянию вообще применимо понятие «привычка».

Однако теперь Сева отрубился конкретно, и, видимо, надолго. Очнулся на полу, в их с Егорычем рабочей комнате. Сразу бросились в глаза разбросанные повсюду бумаги и битые стекла. В кабинете — словно Мамай прошел. Все вверх дном. На линолеуме и штукатурке темнеют пятна крови.

Сева поднялся, ухватившись за дверной косяк. Пол и стены покачивались, словно в корабельной каюте при сильнейшем шторме. В ушах — знакомый звон. Волной накатила дурнота. Сева бочком, бочком, по стеночке, добрался до стула. Присел, рванул ворот рубашки, вытянул шею — не хватало воздуха. Сердце стучало неровно, еще немного, казалось, остановится вовсе. Закрыл глаза, вдохнул, задержал дыхание… Выдохнул, огляделся — что за черт!

Обстановка в помещении невероятным образом переменилась. Комната целехонька, кругом чистота и порядок, на полу — ни соринки, уют. Только из распахнутого настежь окна тянуло сквозняком. Прохладно и сыро — не июль месяц… Да! А какое ж нынче число-то? Все перепуталось у Севы в голове. «Наезд» бандитов, скачки в пространстве-времени, игра в прятки со смертью — многовато для привыкшего к неторопливой размеренной жизни, — работа-дом, дом-работа, — молодого специалиста. Всеволод посмотрел на наручные электронные часы — 18:09, чуть двинул рукой — 00:32. Нечистая сила! Что опять происходит?!! Часы дурят, или само время?

Вокруг творилось что-то совсем уже непонятное: воздух в комнате явно собирался в вертикальные жгуты, дрожал, как над песком раскаленной пустыни, искажал предметы. Освещение за окном все время менялось: от предзакатного багрянца до черноты глубокой ночи, потом наоборот. Поскрипывала, постанывала мебель, мелко хлопало створками окно, дребезжало стеклами. Отчего-то верилось, что прямо вот сейчас все вокруг посрывается со своих мест, завертится в дьявольской карусели, и явятся званые на шабаш ведьмы.

Сева застонал, схватился за голову — того и гляди «съедет крыша». Вдруг все успокоилось, стихло. Только здоровенная, с хорошего шмеля, муха колотилась меж рам о стекла захлопнувшегося окна.

Всеволод огляделся: тут вновь что-то неуловимо поменялось. Не сразу понял — изменилось его восприятие мира.

Предметы, вещи остались прежними и на прежних местах. Но они словно бы обрели собственные голоса. Будто люди, которым долго затыкали рот, в то время как было, что сказать. Вещи сначала тихонько шептали, а потом всё громче и громче стали излагать свою позицию на происходящее. Севе стало по-настоящему страшно. И оттого, что растение, свешивающееся из горшка на подоконнике, просило убрать в затененное место, а сам горшок требовал полива. И что большой стол твердил только одно, жалобное: «Пыльно, пыльно, пыльно…».

Сева ощущал, что может разговаривать с вещами. Он способен задать им любой вопрос, и те, если знают ответ, не станут скрывать правду. Он, Всеволод Юрин может разговаривать с домом, с валуном, с деревом, рекой, солнцем!

Севе сделалось плохо. Как тогда, в трамвае. Но теперь никто не помешал ему рухнуть на пол вновь…

2

— Государь!..

Всеволод приподнял тяжелые набухшие веки и встретился взглядом с человеком, стоящим на коленях. Руки его были заведены назад и связаны веревкою, уходящей к блестящему сталью блоку на потолке. Иссиня-бледное, искореженное страхом и болью, лицо молодого длинноволосого мужчины освещал бьющий сбоку из крошечного окна-бойницы солнечный луч. Конец веревки, спускающейся от блока, держал в руках крепкого сложения человек в коротких, до колен, кожаных штанах и высоких (опять же, до колен) сапогах, с кнутом в левой руке. Лицо пыточного мастера оставалось бесстрастным — застывшая маска, а не человеческий лик, оттого казавшееся ужасным. Где-то Всеволод видел этого палача…

— Государь! Вели продолжить, или?..

Это ему. Да! Он — царь Петр Алексеевич, милостью Божьей самодержец всероссийский… Странно, но Сева не воспринимал происходящее как раздвоение личности, а ощущал себя единым целым. Наверно, так чувствует себя актер на сцене.

— Продолжай, — кивнул царь.

— А-а-а!!

Палач. Его крик сливается с тяжелым гудением кнута. Удар!

— О! — коротко вскликивает длинноволосый.

Мастер пытающий истину. Мастер. Таким кнутом, — одно неверное движение, — убить можно. А он на холеной белой спине молодого мужчины лишь румяную точку оставляет. Хлопнул кнут в воздухе — укус, не боле. Но прошлый раз ошиблась рука бьющего. Прошел удар сильный. Хорошо, что и промахнулся палач: угодил в веревку, прямо над запястьями. Тут же повинился перед государем, попросил передых себе… И вот так же страшно кричал палач в тот раз, когда чуть не перешиб вервие… «Господи Иисусе! Ан ведь так и убьет! А вдруг Государь того… в монастырь… Помилует?».

— … Сознаюсь! Дядя родной, Авраам Лопухин, да протопоп Яков — это они соблазнили!.. Яков Игнатьев на исповеди моей, говорил: «Вся святая Русь желает тебя на царство…». Через них возжелал я пристать к радетелям веры…