Тереза Ревэй - Жду. Люблю. Целую

• Название: Жду. Люблю. Целую
• Автор: Тереза Ревэй
• Издательство: Книжный клуб "Клуб семейного досуга"
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9910-0986-7

Дочь русских эмигрантов графиня Ксения Осолина и немецкий фотограф, постоянно живущий в Берлине, встретились случайно, но эта встреча явно была предопределена судьбой. Ведь их любовь выдержала испытания разлуками, потерями, войной и даже другой любовью… В военной и послевоенной Европе пересекаются их пути, сплетаются полные драматизма судьбы их близких и друзей.

---

Время настало. Лили переставила автомобиль, заняв позицию прямо перед воротами. Двигатель заглох, но фары остались включенными. Через несколько секунд до нее донесся звук мощного мотора автомобиля Айзеншахта.

Заметив, что какая-то машина преграждает подъезд к дому, Курт сначала подумал, что это машина, доставляющая продукты, но, приблизившись, увидел, что это не грузовик. Кто-то, наверное, просто заблудился. Несколько раздосадованный, он начал нажимать на кнопку сигнала. В чужом автомобиле никак не отреагировали.

— Что, черт возьми, здесь происходит? — проворчал он, вылезая из машины.

Фары мигнули, словно кто-то прикрыл и поднял веки. «Женщина, по всей видимости», — подумал он, заметив, что у водителя длинные черные волосы, которые выбивались из-под красного головного убора. Он нагнулся и постучал в окошко.

— Что с вами, фрейлейн? Здесь нельзя ставить машину. Это частная собственность.

Положив обе руки на руль, она смотрела прямо перед собой.

— Вы должны отъехать, вы слышите меня? Из-за вас я не могу подъехать к дому.

Он попытался открыть дверцу, но она оказалась заблокированной. Тогда он опять постучал по стеклу.

— Фрейлейн, вы слышите меня?

Она медленно повернулась к нему. У нее было узкое лицо, тонкие губы и бледные щеки. По виду совсем подросток. У нее хоть водительские права есть? Взгляд ее был прямым. Длинные ресницы, расширенные зрачки. Нехорошие мысли полезли ему в голову.

— Что такое? Вам плохо? — спросил он, в который раз пытаясь открыть дверцу. — Послушайте, это просто смешно. Если вы не уберетесь отсюда, я вызову полицию.

Она наконец опустила стекло и холодно улыбнулась.

— Полиция вам не поможет, господин Айзеншахт. Согласна, я заблокировала подъезд к дому, но мой автомобиль стоит на общественной дороге. Она вам не принадлежит.

Когда он увидел, что она намеревается выйти из машины, беспокойство его лишь возросло. Улицу стало заволакивать туманом, сквозь который тускло просвечивались автомобильные фары. Он не мог разглядеть, находится ли еще кто-нибудь внутри салона неизвестной ему машины. На всякий случай он отступил на шаг, решив, что надо быть настороже. Одетая в теплую темную одежду, девушка была худой, почти воздушной, но ее серьезность вызывала уважение.

— Вы меня знаете? Кто вы?

— Меня зовут Лили Селигзон. Я дочь Сары Линднер и Виктора Селигзона. Сестра малышки Далии Селигзон. Я свидетель ваших преступлений.

Он видел ее в Берлине перед войной, в день, когда Сара Линднер пришла подписывать договор о продаже универмага. Правда, тогда не обратил на нее особого внимания. Его захватывали перспективы, которые открывала ему новая сделка. Несколько лет назад Аксель тоном обвинителя рассказал ему о судьбе этой семьи. Теперь эта девушка обвиняет его в преступлении. Курт старался никогда не думать о таких вещах. Умный и спокойный взгляд девушки пронзал его. Он поймал себя на мысли, что предпочел бы иметь дело с истеричкой. Конечно, сумасшедшие могут быть опасны, но зато их состояние лишает все сказанное ими веса. Эта решительная девушка не имела ничего общего с сумасшедшей, и ее обвинение было сделано строгим тоном. «Что, если она вооружена?» — нервничая, подумал он и почувствовал, как на лице выступает холодный пот.

— Но чего вы хотите? Мне нечего вам сказать.

— А я и не собираюсь вас выслушивать, господин Айзеншахт, — улыбнулась она.

— Я отказался от претензий на Дом, откликнувшись на просьбу моего сына, а ведь мог выиграть процесс. Ваш брат вступил во владение магазином. Вы должны быть удовлетворены. Вы ведь этого хотели, не так ли?

— Феликс не знает, что я сейчас здесь. В отличие от него, моя цель совсем другая. Мы по-разному смотрим на многие вещи.

Улыбка мелькнула на ее бледных губах. Она держала одну руку в кармане куртки. Глядя на его растерянное лицо, стала медленно вынимать ее. Сердце Курта забилось так сильно, что он едва не лишился чувств.

— Здесь у меня только ключи. А почему вы так забеспокоились, господин Айзеншахт? У вас совесть нечиста?

Он рассердился на себя за свой страх. Было полным абсурдом бояться девчонки, которая стояла перед ним, высокомерная и уверенная в себе. Но все равно он боялся, так как не знал, чего именно она хочет от него.

— Да что вам от меня нужно, в конце концов? — спросил он.

— Пока просто вас увидеть. Посмотреть вам в глаза, на ваш дом, узнать, как вы живете. Странно, не правда ли? Я должна была умереть вместе с семьей. Но я здесь. И для вас это невыносимо, не так ли?

— Не говорите ерунды! К тому, что случилось с вашими родителями, я не имею никакого отношения!

— А к тому, что случилось с моей сестрой, господин Айзеншахт? Не надо про нее забывать. Она была еще ребенком. Ее звали Далией. Я хочу вам напомнить и про это.

В этот самый момент входная дверь открылась и на пороге показался силуэт женщины, закутавшейся в пальто.

— С вами все в порядке, хозяин? — поинтересовалась служанка.

— Как жаль, что ваш ужин остыл, — усмехнулась Лили, но сразу же нахмурилась. — Я пришла сюда, чтобы передать вам следующее, господин Айзеншахт. Я не одна. У меня есть друзья, которые думают так же, как и я, которые так же, как и я, готовы действовать. Я хочу, чтобы вы знали, вы и ваши несчастные приятели, что мы рядом. Мы ваши тени. Мы с вами в любой момент. Вы прекрасно знаете, что может случиться. Сегодня я помешала вам вернуться вовремя домой. Завтра будет что-нибудь еще. Я постоянно буду вторгаться в вашу жизнь, лишать вас покоя. И если я захочу, я сделаю больше. Некоторые из ваших друзей уже столкнулись с этим, не так ли? Из-за нас вы теперь не будете знать покоя ни днем, ни ночью.

Курт и правда знал, что некоторые из бывших эсэсовцев подвергались преследованиям и даже вынуждены были сменить место жительства, а кое-кто и континент. Схема защиты была, как правило, эффективной, но многие боялись рано или поздно быть обнаруженными. Угроза была серьезной. Ему рассказывали о странных смертях. Если бы она захотела, могла бы запросто выстрелить в него прямо здесь, у ворот дома. Он промолчал, завороженный странной улыбкой, которая не покидала ее лицо.

— Скажите вашим подельникам, что я и мои друзья станем вашим вечным кошмаром, — заявила она перед тем, как сесть в машину и умчаться прочь.

Лили посмотрела в зеркало заднего вида на Курта Айзеншахта, стоящего на заснеженном тротуаре. Она дрожала, но испытывала удовлетворение. Она заставила его волноваться, даже, возможно, напугала, но не это было важно. В его глазах она прочитала то, ради чего пришла. Ей было достаточно произнести имя матери, чтобы воскресить ее в своем сердце — красивую, элегантную, талантливую. Именно это и было настоящей победой. Единственной, на которую можно было надеяться: воскресить имена тех, у кого не было надгробий. Вытащить имена погибших из небытия. Потому что забывать нельзя. Никогда. Ни имен жертв, ни имен палачей.

Нью-Йорк, январь 1955

Событие обещало быть радостным. Это было признание. Макс принял участие в одной из самых крупных фотографических выставок всех времен и народов — беспрецедентном сценографическом проекте «The Family of Man»[41], организованном Эдвардом Штайхеном, который был его учителем тридцать лет назад. Пятьсот три работы были отобраны организатором, чтобы проиллюстрировать историю человечества, вечный жизненный цикл от рождения до смерти, от радости до одиночества, от тревоги до искупления. Для воплощения в жизнь этого амбициозного проекта потребовалось три года напряженной работы и смелость выбрать из двух миллионов фотографий профессионалов и любителей, представляющих шестьдесят восемь стран, лучшие. Прекрасная задумка отразить чувства человека, показать их универсальность.

Несмотря на холод и поздний час, много людей толпилось перед входом в Музей современного искусства на Манхэттене, глядя на которых, Макс фон Пассау не мог унять охватившее его волнение. Он поднял глаза. Небоскребы источали такой интенсивный свет, что на небе не было видно звезд. Вереницы автомобилей замедляли движение перед входом в музей, останавливались, выпуская из своего нутра пассажиров в вечерних нарядах под зимними пальто. Ежась под холодной метелью, люди, тем не менее, терпеливо ждали, желая увидеть знаменитых персон. Все говорило о предстоящем успехе мероприятия. Слишком много народу, слишком много азарта. То и дело звучали поздравления. Адреналин Нью-Йорка время от времени заставлял Макса задыхаться.

На его руку легла теплая ладонь.

— Что-то не так, Макс?

Ее голос был нежным, но в нем слышалась озабоченность. Когда он посмотрел на нее, то сразу забыл о толпе, голосах фоторепортеров, суете города. Ксения внимательно смотрела на него, согревая теплотой своих глаз. Ему не нужно было ничего говорить. Она все знала и так. С тех пор как они снова обрели друг друга, им удалось достичь того, чего раньше никак не удавалось — взаимопонимания. Она была горда тем, что многие из его работ были отобраны Штайхеном. Гордилась за него, за себя, но в особенности за Наташу и Николя. Маленький мальчик хотел, чтобы и его взяли с собой, но отец был непреклонен, однако пообещал, что покажет ему выставку завтра утром. Под норковой шубкой на Ксении было платье из шелковой розовой тафты, на руках — длинные сатиновые перчатки кремового цвета. Несмотря на лютый холод, она стояла на месте. Она ждала. От спокойствия одного из них зависело теперь счастье другого. Эту гармонию они завоевали в тяжелой борьбе и дорожили этим завоеванием.