Тереза Ревэй - Жду. Люблю. Целую

• Название: Жду. Люблю. Целую
• Автор: Тереза Ревэй
• Издательство: Книжный клуб "Клуб семейного досуга"
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9910-0986-7

Дочь русских эмигрантов графиня Ксения Осолина и немецкий фотограф, постоянно живущий в Берлине, встретились случайно, но эта встреча явно была предопределена судьбой. Ведь их любовь выдержала испытания разлуками, потерями, войной и даже другой любовью… В военной и послевоенной Европе пересекаются их пути, сплетаются полные драматизма судьбы их близких и друзей.

---

Советским властям Макс не понравился. Аристократ. Журналист и фотограф. Этого хватало, чтобы его сочли потенциальным преступником.

«Что меня ждет завтра?» — грустно думал он. Некоторые из его товарищей по несчастью исчезли на следующий день. Скорее всего, были отправлены в Россию. Хватит ли у него сил выжить? В первый раз он почувствовал, как гаснет пламя надежды, которое он пронес в своем сердце через все испытания. В первый раз образ Ксении померк, черты ее лица стали стираться из памяти.

Дойдя до середины плаца, он споткнулся и упал, растянувшись во весь рост. Конвоир не сделал ни единой попытки поддержать его. Земля была твердой и безразличной к упавшему на нее телу. Она пахла сыростью и несчастьем. Закрыв глаза, Макс почувствовал, как по виску течет кровь. «Этого будет достаточно», — подумал он, и мысль о скором конце стала такой ясной, такой единственно возможной! Его время пришло. Он не испытал никакого огорчения, скорее восторг и что-то вроде уважения к своему близкому смертному часу. Никто не мог упрекнуть его в том, что он не сделал все, что было в его силах, но наступает день, когда все равно необходимо сложить оружие. Значит, он останется здесь, в земле Заксенхаузена, потому что у него нет больше сил и надежды, потому что он такой же слабый человек, как и все остальные.

К его удивлению, две сильные руки подхватили его под мышки и подняли на ноги. С чего бы это? Еще его удивила особенная сила, которая чувствовалась в этих руках. Впрочем, учитывая вес Макса, поднять и удерживать его в горизонтальном положении было нетрудно. Голова закружилась. Будь у него в желудке хоть крошка пищи, его бы наверняка стошнило. Ничего не понимая, он смотрел на строгое лицо советского офицера в фуражке с золотой кокардой, во взгляде которого ясно читалось участие.

— Господин фон Пассау?

Неужели он бредит? С каких пор к нему обращаются по имени, а не по номеру? Или перед тем, как расстрелять или депортировать в Советский Союз человека, ему ненадолго дается право побыть самим собой? Макс захотел ответить, но в горле было сухо, и он не смог произнести ни слова.

— Я приехал сюда, чтобы отвезти вас домой, — продолжал незнакомец по-немецки. — Прошу вас, следуйте за мной. Нас ждет машина.

Видя, что Макс колеблется, не веря своим ушам, он, поддерживая его за талию, заставил обхватить рукой свои плечи. Потом сказал несколько резких фраз конвоиру, после чего тот тоже кинулся помогать Максу. Они пересекли опустевший плац, в то время как ветер Бранденбурга свистел в ушах и пронизывал до костей. Двое русских военных почти несли его, так что ноги только слегка касались ледяной земли.

В машине было холодно, и зубы Макса выбивали дробь. Русский снял свою шинель и набросил ее на плечи пассажира, потом обмотал ноги одеялом. Достал из кармана фляжку и, отвинтив пробку, протянул Максу.

— Коньяк, самый лучший, — сказал он с улыбкой.

Макс сделал глоток и закашлялся. Тепло распространилось по всему его телу. Коньяк был действительно первосортным. Вдоль дороги в темноте, словно часовые, стояли деревья. Он посмотрел на толстый затылок водителя, который держал руль крепкими руками настоящего деревенского мужика.

— Ничего не понимаю, — удивленно пробормотал Макс.

Офицер рассмеялся.

— Надо полагать, что эта фраза стала теперь лейтмотивом, определяющим поведение таких людей, как мы. Позвольте представиться. Игорь Кунин. Родом из Ленинграда. Генерал Советской Армии. Я избавлю вас от деталей, слишком сложных для понимания в данный момент. Скажу просто, чтобы внести ясность: я друг детства графини Ксении Федоровны Осолиной.

Дрожь снова пробежала по телу Макса. Значит, Ксения не забыла его. Значит, она приехала, как в ту ночь, появившись на пороге его дома в час, когда первые британские бомбы начали разрушать город и пожары уничтожали здания. Когда хлопали выстрелы зениток, а берлинцы спасались в бомбоубежищах, она стояла перед ним, спокойная и гордая, в платье из красной шерсти. Она приехала к нему, чтобы сказать, что любит его, что у него есть дочь, о которой он ничего не знал. Теперь она послала к нему советского генерала, чтобы вырвать его из рук неизбежной и, что хуже всего, желанной смерти.

Ксения… Та, которая причинила ему самые горькие страдания, но и та, что подарила счастье, необычайно яркое, волнующее, бьющее через край. Ксения Осолина. Его муза, которой он отдал сердце. Его незаживающая рана.

— Ксения в Берлине? — спросил он.

Его пульс участился, так что он с трудом смог восстановить дыхание. Его мозг будто пронзали белые лучики. Он почувствовал себя очень слабым. Говорят, что даже небольшое эмоциональное потрясение может привести к смерти человека, который только что покинул концлагерь. Если это правда, то первые дни пребывания Макса на свободе могут стать для него не менее опасными, чем само заключение.

Игорь Кунин смотрел на бледное, искаженное болью лицо Макса фон Пассау. На его виске кровоточила ссадина. Так вот он какой, любимый мужчина Ксении Федоровны! Ее душа, как сказала она сама. Разве можно было признать его в этом изможденном человеке, облаченном в грязные обноски, источающие кислый лагерный запах? Она говорила, что он исключительный фотограф. Талантливый художник. Она дарила ему вдохновение. Но как он теперь станет воспринимать окружающий мир? Через свой гнев и озлобленность? Или с разочарованием и тоской? Внезапно Игорь осознал, что Макс до сих пор вопросительно смотрит на него.

— Она жива, — сказал Макс фон Пассау, так и не дождавшись ответа. — И с ней все в порядке.

Это прозвучало как утверждение.

— Да, с ней все хорошо, и она такая же красавица, — подтвердил Игорь и тут же поправил себя с улыбкой: — Нет, она стала еще красивее, чем раньше. Я познакомился с ней, когда она была совсем еще девчонкой, теперь она стала женщиной. Полагаю, не без вашего участия.

— Расскажите мне все! — внезапно попросил Макс, так как нуждался в словах, чтобы забыть и не думать о событиях последних месяцев, забыть о войне и обо всех связанных с нею страданиях. — Какой она была тогда, молодая Ксения Федоровна, когда вы впервые увидели ее?

Сидя в черной советской машине с брезентовым верхом, который похлопывал на ветру, Игорь Николаевич принялся вполголоса вспоминать молодые годы, словно заново проживая часы, проведенные в салоне особняка Осолиных в Санкт-Петербурге с зеркалами в золоченых рамах, люстрами из венецианского стекла, коллекцией картин признанных мастеров, персидскими коврами, мебелью из карельской березы. Он рассказывал о генерале императорской гвардии Федоре Сергеевиче Осолине, о его супруге, очаровательной Нине Петровне, вообще о России былых времен, его отчизне, утонченной и страстной, космополитичной и вдохновенной, и, конечно же, о незабываемой Ксении Федоровне, приковывающей к себе взгляды. Ее он по-своему любил, в глубине души понимая, что она предназначена не для него, но все же не представлял, что она выберет этого немца, которого он теперь вез в своей машине через густой прусский лес.

Когда он оглянулся на собеседника, чтобы узнать, какое впечатление производит его рассказ, то увидел, что Макс, прислонив голову к окошку, умиротворенный, с легкой улыбкой на губах, спит. Игорь Николаевич замолчал, потом заботливо поправил сползшее одеяло и весь оставшийся путь до Берлина задумчиво поглядывал на спутника.

Спустя несколько дней Ксения остановилась перед скромной дверью здания на Вильгельмштрассе.

По всей длине улицы высились нагромождения из кирпичей. Отель «Адлон» был основательно разграблен, а затем подожжен. Солдаты нагружали повозки зеркалами, креслами и матрацами. Лишь одно крыло здания уцелело от пожара. Советская военная администрация реквизировала шесть комнат для размещения немецких коммунистов, которые возвращались в страну из Москвы, куда были эвакуированы. Высокие партийные чины предпочитали селиться в менее поврежденных домах, выбранных Центральным Комитетом партии на Вальштрассе. Через месяц после капитуляции на втором этаже «Адлона» снова открыли ресторан, украсив его позолоченными стульями в стиле рококо, которые русские солдаты отыскали среди развалин рейхсканцелярии.

Игорь и Ксения условились, где именно остановится Макс после освобождения из Заксенхаузена, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания. Игорь не хотел рисковать, размещая его у себя, а Ксения, разумеется, не могла принять его в реквизированном помещении в Фрохау. «Адлон» подходил куда лучше. Его удачное расположение на границе между оккупационными зонами позволяло как Игорю, так и Ксении приходить к Максу, не привлекая внимания любопытных. ««Адлон», — думала Ксения. — В Берлине для меня все начиналось здесь, здесь же все и заканчивается».

Прошло уже несколько дней после освобождения Макса из лагеря, но Ксения никак не могла вырваться из Фрохау. Сильная простуда приковала к постели одного из ее коллег, и ей пришлось нести двойную нагрузку. С тех пор ее частенько пробирала дрожь от волнения, но и переполняла радость, при этом у нее посасывало под ложечкой. Она поняла, что очень боится предстоящей встречи.