Элисон Уэйр - Опасное наследство

• Название: Опасное наследство
• Автор: Элисон Уэйр
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-389-05850-7

Юная Катерина Грей, младшая сестра Джейн, королевы Англии, известной в истории как «Девятидневная королева», ждет от жизни только хорошего: она богата, невероятно красива и страстно влюблена в своего жениха, который также с нетерпением ждет дня их свадьбы. Но вскоре девушка понимает, что кровь Тюдоров, что течет в ее жилах, — самое настоящее проклятие. Она случайно находит дневник Катерины Плантагенет, внебрачной дочери печально известного Ричарда Третьего, и узнает, что ее тезка, жившая за столетие до нее, отчаянно пыталась разгадать одну из самых страшных тайн лондонского Тауэра. Тогда Катерина Грей предпринимает собственное расследование, даже не предполагая, что и ей в скором времени тоже предстоит оказаться за неприступными стенами этой мрачной темницы…

---

Элисон Уэйр Опасное наследство

Кезии Джейн Мартсон

и Персефоне Джиппс-Уильямс

с любовью

Искусство мастера спаяло воедино пять звеньев сих,
Вот так же тайной властью и любовь соединяет их —
Сердца, чью связь одна лишь смерть сумеет разорвать,
Чему свидетель будет время.
Мое кольцо не может более сказать.

Надпись на обручальном кольце Катерины Грей

Любовь — это пытка разума. Нескончаемая буря…

Сэмюэл Даниэл. Торжество Гименея

Любовь слепа.

Уильям Шекспир. Два веронца

Пролог 1568 год

Никогда не забуду тот день, когда мне сообщили, что моя сестра обезглавлена. Мне тогда еще не исполнилось и тринадцати — слишком мало, чтобы понять, почему она должна умереть, но достаточно, чтобы представить себе сцену ее ужасного конца. Говорили, что она якобы совершила государственную измену, самое страшное из всех преступлений, но для меня этот приговор не имел никакого смысла, ибо Джейн делала только то, к чему ее принуждали. А если следовать этой логике, то и я была такой же невинной изменницей, как и она.

Ни я, ни обе мои сестры не были рождены для трона, однако тень короны преследовала нас на протяжении всей жизни и в конечном счете погубила. Когда-то я думала, как это замечательно — быть королевой, обладать властью и носить заветный венец. Но теперь я считаю иначе. Близость с принцами редко приносит что-нибудь, кроме неприятностей и горя. Я твердо выучила этот урок. Причем выучила его самым жестоким способом. Я уже больше не та невинная, покорная девочка, что боролась с собственной застенчивостью и арифметическими задачами, которые задавал ей строгий учитель, а счастливее всего чувствовала себя, когда, сбежав от всех, бродила по бескрайним просторам Чарнвудского леса или играла со своими собаками, птицами и обезьянками.

Если в будущем меня и ждет хоть немного счастья, то уповать я могу только на Всемогущего Господа, потому как на королеву Елизавету, моего земного суверена, уже не осталось ни малейшей надежды.

Ну а пока я вынуждена праздно проводить время в этом великолепном доме, который в действительности самая настоящая тюрьма. Ничто здесь не отвлекает меня от раздумья о злоключениях, кроме повседневных мелочных забот и высокопарного обмена любезностями с моими невольными хозяевами-тюремщиками. Единственное развлечение (если только в данной ситуации вообще уместно это слово), которое у меня осталось, — это делать ежедневные записи в свой дневник, который я веду вот уже много лет. А еще я сижу у окна и жадно созерцаю раскинувшийся на равнине парк и деревья, с которых уже совсем облетела листва. Где-то там, далеко, живет человек, которого я люблю больше жизни.

Часть первая Узурпаторы

Катерина 25 мая 1553 года; Дарем-Хаус, Лондон

Сегодня день нашей свадьбы. Я и моя старшая сестра Джейн — а надо сказать, что мы с ней дочери Генри Грея, герцога Саффолка, и его супруги-герцогини, урожденной Брэндон, — выходим замуж. Все специально устроили так, чтобы можно было провести обе церемонии венчания одновременно. Я стою посреди роскошной спальни, где меня облачают в подвенечный наряд. Известие о замужестве свалилось на нас совершенно неожиданно, и далее события развивались с такой головокружительной скоростью, что теперь мне даже несколько не по себе.

Внизу, под забранным решеткой окном, спокойно несет мимо Лондона к далекому морю свои воды Темза, а по ее поверхности снуют суденышки и разносятся крики лодочников. В теплом воздухе, как обычно, пахнет рыбой, илом и всякой гнилью, но легкий ветерок колышет тяжелые узорчатые занавеси и приятно ласкает мою кожу, а из регулярного сада, окружающего Дарем-Хаус, доносится слабый аромат цветов.

Мы стоим, словно статуи, а наши няня Эллен и камеристка Бриджит, набив рты булавками, суетятся вокруг с вышивками и кружевами, облачают нас в такие роскошные одеяния, каких я в жизни не видела. Наша матушка, похожая на большую хищную птицу, наблюдая за происходящим, скрежещущим голосом отдает приказания:

— Стой спокойно, Джейн! И постарайся выглядеть счастливой. Его величество проявил в отношении вас небывалую щедрость. Только подумайте, каких женихов он для вас нашел. Вы ведь, наверное, не хотите, чтобы до короля дошли разговоры о вашей неблагодарности?

Джейн, кажется, готова взбунтоваться, когда на нее через голову надевают тяжелое платье из парчи, отделанное золотом и серебром.

— Всем известно, что я не хотела этого брака, — дерзко заявляет она. — А благодарить за него я должна милорда Нортумберленда. Король Эдуард, возможно, и правит Англией, но самим королем правит милорд.

Не сомневаюсь, что наша мать с удовольствием ударила бы строптивую дочь, но не может же невеста отправиться на свадьбу в синяках. Поэтому миледи довольствуется тем, что весьма резко одергивает подвенечное платье Джейн, надетое поверх кертла,[1] поправляет на ней тяжелые юбки и шлейф, обильно усеянные алмазами и жемчугом.

— Ты уж, пожалуйста, держи эти глупости при себе, маленькая леди, и помни о своем долге перед королем и родителями. А еще перед герцогом Нортумберлендом, который сегодня станет твоим свекром. И можешь не сомневаться: если бы король не пожелал этого, ты бы замуж не вышла. А теперь дай-ка мне посмотреть на тебя.

Джейн стоит, поеживаясь, пока мать разглядывает ее. Вчера вечером она уже в который раз сказала мне, что ненавидит всю эту внешнюю мишуру; как добронравная и целомудренная протестантка, она предпочитает черно-белые одежды, а это приводит в бешенство нашу мать, которая любит пышные одеяния. Я вижу, что Джейн чувствует себя совершенно не в своей тарелке, облачившись в это роскошное, расшитое золотом и серебром парчовое платье с низким вырезом, который чуть обнажает маленькие холмики ее грудей.

Я бы много отдала, чтобы тоже надеть такой роскошный подвенечный наряд, но считается, что поскольку я младшая сестра, то могу одеваться и попроще. И никого не интересует, что я, в отличие от вспыльчивой Джейн, послушная, сговорчивая и вообще, как говорит моя мать, гордость семьи, а к тому же (чего она никогда не говорит) ее явная любимица. Я все равно всегда буду только второй, тут уж ничего не поделаешь. И сегодня я тоже вторая: мой брак не столь важен, как брак Джейн; мое одеяние, сшитое из ткани с серебряной нитью, украшенное алой оборочкой из бархата и жемчугом, стоит гораздо дешевле. Но я вижу себя в зеркале: длинные золотисто-рыжеватые волосы крупными локонами ниспадают на спину; на щеках — нежный румянец; плотно прилегающий корсаж подчеркивает стройную фигуру, — и понимаю, что мне не нужны более пышные одеяния, чтобы соперничать с сестрой.

Мы близки, как и должны быть близки сестры, но между нами всегда существовало здоровое соперничество. Джейн, которая на четыре года старше меня, отличается капризным и строптивым характером. Я же совсем другой ребенок: послушный, безропотный, почти никогда не получаю замечаний, шлепков и щипков, какие частенько достаются Джейн за всевозможные проступки. Иногда ей попадает за то, что она хоть и исполняет требования родителей, но делает это без того совершенства, с каким Господь сотворил мир. Сколько я себя помню, родители никогда не были ею довольны. Что бы она ни делала, что бы ни говорила, все непременно подвергается осуждению. Бедняжка Джейн! Сколько раз я видела, как она с рыданиями бежит к нашему любимому учителю (нас обучают на дому) господину Айлмеру, ища у него утешения от их жестокости. Что же касается меня — девочки пусть и менее умной, но зато очень симпатичной и не такой строптивой, — то выговоры я всегда получала в мягкой форме, а иногда даже удостаивалась и похвалы.

Я росла тихим ребенком и вполне довольствовалась лучиками сияния, исходившего от моей блестящей сестры, которые частично попадали и на меня. Я всегда отличалась хорошим поведением, потому что, будучи девочкой робкой и застенчивой, не хотела понапрасну осложнять свою жизнь. Как правило, таким образом я заслуживала благосклонность нашей грозной матери и избавляла себя от строгостей, которыми она терзала мою непослушную сестру, что меня вполне устраивало. Но по мере того как я взрослела, мне все чаще приходило в голову, что матушка чрезмерно жестока к Джейн и совсем не любит ее, а потому я стала защищать старшую сестру.

И вот теперь, когда я смотрю, с каким несчастным видом стоит она в этом совершенно ненужном ей роскошном одеянии — брови насуплены, простоватое лицо усеяно веснушками, — а Эллен расчесывает ей длинные рыжие волосы, мне жалко бедняжку. Наша няня Эллен — такая добрая душа. Она любит Джейн, причем гораздо сильнее, чем родная мать, и всегда встает на ее защиту, но родители редко прислушиваются к словам няни. Ведь Эллен — всего лишь прислуга, так стоит ли обращать на нее внимание.