Алексей Щербаков - Журналисты не отдыхают

• Название: Журналисты не отдыхают
• Автор: Алексей Щербаков
• Жанр: Альтернативная история

Циничный и беспринципный раздолбай-журналист оказывается в апреле 1917 года в Петрограде. Он не собирается спасать Россию. Но журналисты не отдыхают. Остается ввязаться в игру…

---

А вот за рубежом дело обстояло не так. По чисто прагматической причине. Законодательство большинства стран отнюдь не приветствовало наличие на своей территории собственности чужого государства, тем более, не всегда дружественного. Как, например, в Палестине, где до Войны рулили турки.

И кому это принадлежало сейчас — было не очень понятно. А раз так — так и нашлись желающие прибрать данное хозяйство к рукам. Как и в моей истории, антисоветски настроенные попы собрались в Карловых Варах и вынесли настолько резкое решение, что Тихону просто не оставалось ничего иного, кроме как от него откреститься. Так что в это истории тоже нашлось место РПЦЗ. Той самой мрази в рясах, которые благословляли эсесовцев.

Я тоже приехал в Швейцарию в составе советской делегации. Однако в официальных переговорах участия не принимал. Зато по-тихому из Женевы я смотался в Берн. В одном из отелей средней руки я встретился с Бенито Муссолини. Он типа «нелегально» проник в Швейцарию. Хотя, как я догадывался, всем, кому надо, об этом было известно. Но ведь никто не понимал, что с Италией делать. Там имелось фактически три власти — в Турине, Риме и Неаполе. И лезть в это дело никому особо не хотелось. Тем более, что во Франции и Австрии имелось множество ребят, сочувствующим туринским левакам.

…Товарищ Бенито «вживую» производил гораздо более сильное, чем его фотографии. В чем-то он мне напоминал своего соотечественника, Адриано Челентано. Тот ведь тоже был не писаный красавец — но это не мешало ему иметь множество поклонников (а уж куда больше поклонниц) во всём мире. Вот и у Бенито имелось некое обаяние. Что ещё обращало внимание — так это явная его «театральность». Он постоянно принимал красивые позы и изрекал громкие фразы. Словом, вел себя как актер уже отжившей театральной школы.

Начал Муссолини с «наездов». Оно понятно. Он-то явно видел себя, как минимум, равным Ленину. А тут с ним встречается какой-то не очень понятный человек. Но выбора не было. Попытки наступления чернорубашечников не юг провалились. А на территории, находившейся под их контролем, уже ощущался недостаток продовольствия.

— Товарищ Муссолини, давайте уж честно. Или вы за нас, или нет.

— Но многие люди из Коминтерна поддерживают мою позицию. Они за то, чтобы бороться как против правительства, так и против популяров.

— Так им судьба Италии безразлична. Им идеи важнее. А любите свою страну? Так вот, придется идти на соглашение с папистами. А уж когда вы окажетесь в Риме — тогда поглядим…

Группы, но не музыкальные

Так уж случается, что некоторые вопросы ходят стаей. Вот так с случилось с литературой. Началось с того, что Светлана ворвалась в мой кабинет, держа в руках пачку листов с машинописным текстом.

— Почитай! Из самотека! Ставим в следующий номер.

— Так ставь.

— Ты почитай! Это ведь находка!

Такое поведение было для моей подруги не характерно. Ей, как редактору популярного журнала, где печатают стихи и прозу, приходилось постоянно отбиваться от авторов. Графоманов в это время было гораздо больше, чем нужно — несмотря на все недавние потрясения. Авторы перли косяком. Одного я даже я чуть не пристрелил. А что — в подъезде дома вдруг выскакивает какой-то тип. В самый последний момент сообразил, что террористы не выскакивают навстречу с рукописью в руках.

Так что в «Красном журналисте» к самотеку во всех видах относились плохо. А вот тут момент моя подруга мало что неумеренно восторгалась, так и ещё отвлекала от работы начальника. Но вообще-то чутьё на литературу у Светланы было что надо. Я не из тех людей, кто ставят на ответственные должности людей только по… дружбе. Так что рукопись я прихватил. Работа большого начальника нервная — всем от тебя что-то нужно, так что к тексту я обратился, только когда мы оказались дома.

Сразу бросилось с глаза имя: «Исаак Бабель».

— Света, ты об это авторе что-нибудь знаешь?

— Наводила справки. Он наш внештатный корреспондент. Направлял заметки из Первой конной во время их боев с поляками. Правда, под псевдонимом.

Надо же! И тут Бабеля занесло в Первую конную.

А текст, большой рассказ или маленькая повесть, назывался «Разгром». В отличие от «Разгрома» Фадеева, в котором покрошили красных, тут шла речь о том, как наваляли полякам. Типа шли вот такие гордые шляхтичи — да огребли хорошо по хлебалу. Бабель явно был в теме — судя по всему, он участвовал в допросах пленных.

По уровню это была ещё не «Конармия» моего времени, но тем не менее… Автор ничуть не скрывал всякие мрачные стороны той войны. А с поляками, поглядев на то, что они вытворяли в белорусских деревнях, порой расправлялись без всякого гуманизма.

Впрочем и я в своем недавно опубликованном цикле рассказов «Комиссарами не рождаются» тоже не приукрашивал реальность. Это не имело смысла. Настроения были такие… Ну, постреляли там кого-то. Может, сгоряча кого и лишнего. Так ведь война. Что ж, как говорилось в моём времени, «автор, пищи ещё».

С нэпом стали возникать многочисленные литературные группировки. И ладно бы просто возникали, создавали бы свои журналы… Благо, теперь проблем не было. Так ведь нет, они все шли ко мне. Это ведь в моей истории, в «перестройку», письменникам казалось — вот создадим собственный журнал/издательство — и сразу все поймут, какие мы талантливые. Тут капитализм минул недавно — так что люди понимали: мало создать издание, его надо раскрутить, чтобы оно хотя бы вышло на самоокупаемость. Так что помощь могущественного РОСТА была не лишней. Тем более, продолжались проблемы с бумагой. Вообще-то её можно было купить у спекулянтов, но дорого. А у меня были фонды. Да и типографские мощности тоже имелись. Так что пошли просители.

Мне это всё не нравилось. Я хорошо знал историю литературы двадцатых. Все эти группировки действовали по принципу «хвали своих, мочи чужих». Уровень таланта значения не имел. Такой подход хорош для банды, но для литературы это как-то не очень. Первым ко мне заявился Осип Брик. Тип тот ещё. Именно он, его жена Лиля и Маяковский жили дружной шведской семьёй. При том, что знаменитый поэт на самом-то деле был крайне инфантильным человеком. И супружники на нём откровенно паразитировали. А потом Осип, как известно, в моей истории сколотил группу ЛЕФ. Благо у него имелись кое-какие связи в ЧК.

Но тут ситуация была иная. Маяковский, Ассев, Дзига Вертов и Родченко работали с нами. А Брик оставался как-то сбоку. Как я узнал, он пробовал закидывать свои статьи к нам в «КЖ», но Светлана их доводила до мусорной корзины. Он-то налегал на теорию литературы, а тут я был согласен с мессиром Воландом: «все теории стоят одна другой».

Так вот, Осип не придумал ничего умнее, чем развернуть передо мной теорию «литературы факта».

— Товарищ Брик, а вот чем занимается «Красный журналист»? Он как раз пропагандирует такую литературу. И для чего нам нужна особая группа и журнал?

Осип как-то увял. Но в принципе — можно и его припахать.

— У меня к вам есть деловое предложение. Разработать теорию социального оптимизма.

— То есть?

— Есть такой жанр как трагедия. В котором герой, а порой и все герои погибают. Зрители или читатели, если произведение талантливое, вытирают слезы. Все мы знаем, что во время революционной борьбы и Гражданской войны погибло много наших товарищей. И мы должны рассказать об их славной жизни и славной смерти. Но читатель должен понимать, что погибли они не напрасно. И примитивные приемы, вроде штурма Мариинского дворца в эпилоге не всегда годятся. Вот и разработайте эту тему.

Осип несколько оживился. Ничего, пусть потрудится. Меньше времени останется на сочинение всякого филологического бреда.

А вот второй тип был куда гнуснее. Его звали Илья Авербах. Он являлся племянником Свердлова. Успел он стать шурином Ягоды или нет, я не интересовался, потому как последний уже лежал на кладбище. Сам Авербах трудился в Коммунистическом интернационале молодежи. В том мире он стал суетиться вокруг литературы куда позже.[172] Именно его описал Булгаков под именем критика Латунского.

Но тут связей-то особых, видимо, у Авербаха, да и КИМ тоже являлся не самой могучей организацией. Так что он (или его дружки) созрел раньше. Идея Авербаха была связана с «пролетарской литературой». С тем, что новую литературу должны создавать исключительно пролетарии по происхождению. Дескать, у них классовое чутьё, они фигни не напишут.

Ну, и разговор шел о создании подобной группировки. Вот таких как Авербах я сильно не любил. Так что я очень нехорошо на него поглядел и изрек:

— Такую идею я слышал. Её исповедуют в «Пролеткульте». Но, насколько я знаю, эта организация резко отрицательно относятся к писательству как к профессии. Ладно, такую позицию можно понять. Вы же говорите о чисто профессиональной организации. И вот что интересно. Лично вы, товарищ Авербах, сколько времени проработали на заводе?