Сергей Рокотов - Конец авантюристки

• Название: Конец авантюристки
• Автор: Сергей Рокотов
• Жанр: Детектив

---

- Вы к кому? - спросил сторож на вахте.

- К Рахимбаеву, - не глядя на него ответил Иляс. - Я советник губернатора области. Вот мое удостоверение. - Сунул в нос сторожу коленкоровую корочку, не открывая её и прошествовал дальше.

В приемной у Рахимбаева толпились какие-то убогие старушки, жаловавшиеся на горькое житье-бытье крутогрудому, белому, как лунь, ветерану с полным иконостасом орденов и медалей на черном, обильно украшенном перхотью, пиджаке. Не взирая на них, троица шагала к двери, на которой красовалась надпись: "Секретарь областной организации КПРФ тов. Рахимбаев Ю. А."

Двухметровый телохранитель схватился ручищей за дверную ручку и распахнул обитую дешевым дерматином дверь.

- Вы куда? - вскочила было с места сорокалетняя секретарша, пытаясь помешать им войти к секретарю.

- К секретарю обкома, по срочному делу! - рявкнул Жерех. - От губернатора Лузгина!

Этих слов было достаточно, чтобы секретарша ретировалась и снова уселась за мосдревовский стол со стеклом на нем. С противоположной стены на неё с лукавым прищуром глядел самый человечный человек. Троица же была уже в кабинете.

Из-за огромного письменного стола приподнялся статный черноволосый мужчина лет пятидесяти пяти. На мясистом носу были каплевидные очки в скромной оправе. Напротив него сидела крохотная старушонка, похожая на Стасову или Землячку в сталинском костюме, украшенном орденом Ленина. Со стены на это взирал уже довольно строгий Ильич, взирал величественно и гордо.

- Слушаю вас, - насторожился Рахимбаев.

- Ассалом алейкум, Юнус-аке, - произнес Иляс и начал было говорить на каком-то непонятном остальным языке. Впрочем, самому Рахимбаеву этот язык, видимо, тоже был незнаком, так как он с тупым выражением лица глядел на оживленно болтающего Иляса.

- Эх, Юнус Абибуллаевич, - покачал головой Иляс. - Оторвались вы от родных корней, родного языка не понимаете. Я же по-татарски говорю. Вы ведь татарин? - нагло спросил он секретаря обкома.

- Я интернационалист, - насупился Рахимбаев, взглянув на вождя мирового пролетариата, словно ища у него поддержки в своем интернационализме. - А в чем, собственно говоря, дело? Вы кто такие, почему без очереди? У меня сидит женщина, ветеран партии, кавалер ордена Ленина, а вы врываетесь, понимаете ли...

Иляс пробормотал про себя какое-то слово на непонятном никому языке, но судя по реакции Рахимбаева, это слово он прекрасно понял, потому что его передернуло, и он гневно поглядел на непрошеного визитера.

- Вижу, Юнус Абибуллаевич, что вы кое-что из родного языка все же понимаете, - улыбнулся Иляс. - Извините меня, я грубый человек, у меня была суровая жизненная школа. И, может быть, я бы стал активным членом вашей партии, таким, как, например, был товарищ Сталин. Юность Сталина во многом напоминает мне мою юность, например, ограбления инкассаторов в пользу родной партии и её кассы. Но... не судьба, иные нынче времена. Я советник губернатора Семена Петровича Лузгина. Моя фамилия Джумабеков. Вот мое удостоверение. Я по очень важному делу. К о н - ф и д е н ц и а л ь н о м у, Юнус Абибуллаевич!

- Ну хорошо, - сменил гнев на милость Рахимбаев. Он встал, по сыновнему приобнял крохотную старушку и помог ей встать. Старушке было, видимо, не менее ста лет, странно было, что она вообще ещё жива. - Ольга Феоктистовна, ваш вопрос мы практически решили. Быть в нашем краю дому ветеранов партии! Я вам это обещаю, Ольга Феоктистовна, и именно вы, член партии с двадцать второго года, будете открывать это учреждение. А пока идите, вас отвезут домой. - Он нажал кнопку звонка. - Товарищ Агеев, отвезите Ольгу Феоктистовну домой и проследите, чтобы у неё было все необходимое - продукты, бытовые мелочи. Мы должны ценить таких людей...

- Я вам тоже обещаю, Ольга Феоктистовна, что будет дом ветеранов партии, - подтвердил слова секретаря Иляс. - Кстати, этот вопрос уже решен губернатором. Мы отдаем под дом ветеранов бывший санаторий обкома партии. Там ведь очень уютно, правда, Юнус Абибуллаевич? Наверняка, немало славных воспоминаний связано у вас с этим местом?

Рахимбаев густо покраснел, глядя в наглые глаза Иляса. Воспоминания, действительно, были. Хороша была в санатории сауна, тогда единственная в регионе... Эх, сколько плотской радости принесла эта сауна им, молодым обкомовским работникам... Да и немолодым тоже...

- Идите, Ольга Феоктистовна, идите, - Рахимбаев стал легонько подталкивать старушонку к выходу, где её уже ждал строгий шофер-охранник товарищ Агеев.

- Спасибо, Юнус Абибуллаевич, - улыбалась беззубым ртом столетняя старуха. - Я всегда говорю молодым, что партия...

При этих словах шофер, выпустив старушку из кабинета, захлопнул дверь.

- Господин Муромцев и вы, Шурик, тоже свободны, - сказал Иляс, садясь на место старушки напротив Рахимбаева. На колени он положил черную папку.

Жерех и охранник вышли, а Рахимбаев подозрительно поглядел в желтые глаза Иляса.

- Слушаю вас, - уселся он в кресло и снова уставился на Иляса.

Иляс выдержал паузу и произнес:

- Мэром Южносибирска хотите быть?

- Что?! - раскрыл от удивления рот Рахимбаев.

- Вы вообще на каком языке говорите, кроме интернационального, Юнус Абибуллаевич? Вы и русского тоже не понимаете? - раздраженно спросил Иляс. - Мэром, говорю, хотите быть? Насколько я понимаю, у вас прежде было такое желание. Неужели теперь оно пропало?

- Оно не пропало, и если сограждане сочтут нужным отдать свои голоса мне..., - начал было Рахимбаев, но у Иляса не было времени слушать эту чушь.

- На выборах мэра Верещагин наберет шестьдесят процентов, ну плюс минус два-три. Белогорцев набирает двадцать процентов, а вы, Юнус Абибуллаевич, извините меня за горькую правду, процентов пять - семь. И вы это знаете не хуже меня. Так что не надо насчет сограждан. Я вам предлагаю отобрать у Верещагина все его голоса. Совершенно серьезно. И стать мэром Южносибирска.

- А как же... Эдуард Григорьевич? - промямлил Рахимбаев.

- Он не оправдал оказанного ему высокого доверия. Он фраер и позер, простите за жаргон. И им скоро займется Генеральная прокуратура. К тому же он развратный человек и на него имеется компромат. Короче, Верещагин снимает свою кандидатуру, и вы остаетесь один на один с Белогорцевым. Мы вам даем эфирное время, мы агитируем за вас и в то же время льем потоки грязи на Белогорцева. И через месяц вы из этой халупы перебираетесь в особняк Верещагина.

- А как же...? - Рахимбаев опасливо поглядел на строгого вождя на стене.

- Это пускай, он нам не мешает, - махнул рукой Иляс. - Нам мешает закрутившееся дело вокруг нефтеперерабатывающего комбината. Белогорцев имеет на руках серьезные компрометирующие документы, и вскоре тут может завязаться очень серьезная возня, которая, скрывать не стану, нам вовсе не на руку. А вы, когда станете мэром, закроете глаза на все, что там творилось и будет твориться. На депутатские выборы идем нога в ногу - наше "Единство" или "Медведь", как его теперь называют и ваша КПРФ. В Думе будем заседать на равных, а Белогорцева, которого поддерживает "Отечество - Вся Россия", задавим. Ладно, детали обсудим позже. А пока у меня к вам один вопрос. Вы согласны, или мне подыскать другую кандидатуру?

- Согласен, - ни секунды не думая, ответил Рахимбаев. Но стыдливо поглядел на вождя и добавил: - Но ведь на этом комбинате творятся жуткие дела, ведь обманывают народ...

- Вы семьдесят лет обманывали народ, - спокойно ответил Иляс. - И то, как ни странно, многие вам до сих пор верят. А тут, подумаешь, не так приватизировали, вместо сотни хозяев всего-то трое. А скоро будет только двое, третий отколется, как ненужный нарост. Вы понимаете, кого я имею в виду, Юнус Абибуллаевич?

- Разумеется, - побагровел Рахимбаев, вспомнив ледяную улыбочку Верещагина и его роговые очки. А потом вспомнил вальяжную Веру Георгиевну и побагровел ещё сильнее. Как же он ненавидел эту сладкую парочку...

- Я делюсь с вами, как со своим человеком, обратите внимание и на этот аспект нашего разговора. После того, что вы уже знаете, вам отсюда только две дороги - либо в мэрский особняк, либо на городское кладбище. И то, что вы выбрали особняк, это, я полагаю, правильное решение. Разумеется, ваши действия будут контролировать наши люди. Вашим доверенным лицом на выборах отныне будет Олег Александрович Муромцев, активный, исполнительный человек и мой близкий друг. Он вежлив, аккуратен, очень смел, умеет делать абсолютно все - водить все виды машин, стрелять с обеих рук, драться всеми возможными способами, танцевать вальс, готовить бешбармак, лазать по стенам. И главное - врать, безобразно врать всем. Кроме меня, разумеется. добавил он. - Олег Александрович! - крикнул он, приоткрывая дверь. Пройдите сюда, нам нужны ваши консультации.

Жерех с постным лицом зашел в кабинет и скромно сел у двери, строго глядя на Рахимбаева и Иляса.

- Олег Александрович, вы немедленно должны ехать на телевидение и сообщить гражданам, что Верещагин снимает свою кандидатуру. Затем слово будет предоставлено Юнусу Абибуллаевичу. А вы должны за эти пару-тройку часов хорошенько обдумать, что вы будете говорить избирателям. Говорите все, что угодно. Кроме одного. - Он зверским взглядом поглядел на воспрявшего духом Рахимбаева. - Кроме дел на комбинате. Об этом ни слова, ни намека. Если будут вопросы на эту тему, ответите, что, на ваш взгляд, там все происходит согласно закону. Итак, действуйте. А завтра, я полагаю, по телевидению выступит сам Семен Петрович. И вы воочию убедитесь в его поддержке. Мы верим в вас, Юнус Абибуллаевич! Мы полагаем, что вы будете достойным мэром маленького, но очень важного для России города. И не позволите себе того, что позволял этот Верещагин. Кстати, чтобы не быть голословным, могу показать вам его заявление в Избирком, где он просит снять с выборов его кандидатуру. - Он вытащил из черной папочки бумагу и протянул её Рахимбаеву. Увидев документ воочию, Рахимбаев затрепетал от радости. Уж не сон ли это? Уж не небесные ли силы пришли к нему на помощь? Нет, скорее, силы другие. А, впрочем, все равно, хоть с дьяволом, но против этих выскочек, ворюг, позеров, наживающихся на народной нищете! Поглядит тогда на него Верещагин! Из-за решетки поглядит... Воистину, смеется тот, кто смеется последним. Рахимбаев вспомнил какой-то прием у губернатора области, куда пригласили и его, как руководителя местной организации КПРФ. Как смаковала эта сучка, жена Верещагина, его имя-отчество, как она иронизировала над его низкими процентами, над его постоянным упорным желанием стать мэром. Ему доложили, что за глаза Верещагина называет его "упорный Юн-су." Да, порадовались тогда на него эти золоченые господа... От блеска её бриллиантов слепило в глазах, платье на ней было не иначе как от Версаче или Валентино. И он, в своем мешковато сидящем сером костюме, не успевший даже погладить брюки, он, безнадежно проигравший выборы, вторично проигравший. Он уже не мог заикаться о фальсификации результатов выборов, какая там фальсификация, когда девять процентов против семидесяти пяти? С каждым разом все меньше и меньше... Неужели эти люди настолько всесильны, что могут из его семи сделать семьдесят? А ведь могут, он верит, что могут...