Михаил Садовяну - Братья Ждер

• Название: Братья Ждер
• Автор: Михаил Садовяну
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1971

Историко-приключенческий роман-трилогия о Молдове во времена князя Штефана Великого (XV в.).

В первой части, «Ученичество Ионуца» интригой является переплетение двух сюжетных линий: попытка недругов Штефана выкрасть знаменитого белого жеребца, который, по легенде, приносит господарю военное счастье, и соперничество княжича Александру и Ионуца в любви к боярышне Насте. Во второй части, «Белый источник», интригой служит любовь старшего брата Ионуца к дочери боярина Марушке, перипетии ее похищения и освобождения. Сюжетную основу заключительной части трилогии «Княжьи люди» составляет путешествие Ионуца на Афон с целью разведать, как турки готовятся к нападению на Молдову, и победоносная война Штефана против захватчиков.

---

Обоз двинулся в путь. Боярин Яцко Худич, приподнявшись на локте, видел в окно, как вскочили на коней Ждер и его люди. Затем, когда отодвинули засовы на воротах загонов, часть служителей, размахивая бичами, с гиком погнала в ту сторону коней. Быки с ревом и мычанием двинулись по дороге. Ждер помчался вперед, подскакивая в седле. Затем облако пыли скрыло все от глаз боярина. — Никакие волки не в силах нанести сразу такой урон, — подумал боярин, зарываясь затылком в пуховую подушку. А за этими расходами последуют еще другие, и так без конца. Вот к чему приводят увлечения молодости! Ведь только в молодые годы женится люди. Позднее они таких глупостей уже не делают. Сколько денег, скота, сколько мешков с мукой пропадает ни за что ни про что.

— Горе, горе! А где награда за все это? Я даже не знаю, вернут ли мне мое дитя…

— Честной боярин, — утешил его с ухмылкой отец Стратоник. — Нас, горемычных, награда ждет не на этом свете. Награда твоя будет в ином мире, в Судный день. Тогда ты все получишь обратно — и деньги, и быков, и сало. Так что жди и радуйся!

Между тем гурты медленно двигались на север в облаках пыли, поднимаясь из Серетской долины по отлогому косогору. Впереди ехали телеги с провиантом и одеждой. Под поклажей в соломе было спрятано оружие. Рядом с передней телегой ехал Ждер, обдумывая все, что предстояло делать, согласно полученным приказам. Не по душе ему оказалась служба гуртовщика, его раздражало и то, что обоз ползет как черепаха. Он был подобен горячему коню, который грыз от нетерпения удила. Но что поделаешь. Приходилось ждать, хотя он сомневался, что при подобной медлительности выйдет толк из этого путешествия.

Под вечер он велел сделать привал в пустынном месте. Вокруг, сколько видел глаз, не было ни единого жилья. Гурты он разделил на три части, — при каждой было по десять служителей. Быки принялись щипать траву, тронутую осенними заморозками. У телег зажгли костер из сухого кустарника и чертополоха. Стемнело, поля застыли в тишине под звездным небом. Лишь изредка звенели колокольцы. Потом «дозорный» из телеги Ждера прокричал время, Стожары поднялись на небосклоне. Гурты отдыхали.

На третий день пути Ждер увидел вдали Прутский брод. Гурты двигались среди озер и камышовых зарослей. В месте, названном Симионешть, они нашли паром. Ионуц подозвал паромщика и, положив ему в руку мыто, приказал начать переправу сразу после полуночи, чтоб до рассвета скот был на той стороне.

— Можно так сделать?

— Можно-то можно, добрый христианин, — ответил старик паромщик. — Лишь бы взошла луна, чтоб мы тут не стукались лбами и быки не валились в воду. Да еще коли не одолеет меня сон.

— Ничего, как пропоет потух, я разбужу тебя.

— Оно-то верно, соколик, добрый христианин, только, знаешь ли, неладное это дело в полночь работать. В этот час ненадолго даже голос у петуха немеет. Да и нам не миновать беды: иногда тут задувают злые ветры. А то бывает, в полночь потекут по реке туманы, а из тех туманов показывается злая ведьма. Одета во все белое, глаза горят как угли.

Ждер глядел на север: там, вдали, ему мерещились чужеземные пределы.

— Слушай, паромщик, — спокойно проговорил он. — И приказал, а ты изволь слушать. После того как мой петух пропоет вторую зорю, покажется рог месяца и на воде все будет ясно видно.

— Тогда-то и слаще всего сон, — усмехнулся паромщик.

Ждер тоже развеселился.

— Сколько же тебе лет?

— Видишь ли, дело какое, соколик, брат мой во Христе. Деньги мытные я считаю, а то кто-нибудь может украсть их. А вот годы нечего считать, все равно никто их не унесет. Не худо бы, чтобы их поубавили, да невозможно. А зачем тебе знать?

— Семьдесят наберется?

— Да, пожалуй.

— За эти семьдесят лет случались с тобой какие-нибудь напасти? Чтоб кольнули тебя пикой, бросили головой вниз в реку или вздернули на суку?

— Не случалось. Зачем брать на душу грех и говорить то, чего не было.

— Так знай же, что этой ночью такая беда может с тобой случиться.

Паромщик, напуганный пристальным взглядом Ждера, сразу перестал смеяться. Качая головой, он отправился проверять приколы своего парома. Затем вернулся на свое место, следя взглядом то за молодым сердитым купцом, то за его товарищами, среди которых особенно выделялись двое молодцов саженного роста. Ждер поманил их пальцем, и они тут же подошли к костру.

— Что прикажешь, боярин? — спросил Онофрей.

— Прутский паромщик ни во что не ставит мои приказы, хотя я положил ему заранее в руки полное мыто.

— Что же тогда делать? — кротко спросил Онофрей. — Ты как думаешь, Самойлэ?

— Я думаю, надо огреть его во имя отца и сына и святого духа и самим взяться за паром.

Паромщик отошел подальше и запричитал:

— Смилуйтесь, православные!

— Ладно, — сказал Ждер. — проходи к костру и жди часа, который я тебе указал.

— А все же хорошо бы встряхнуть его как следует, — стоял на своем Онофрей.

Над гладью реки и пойменных озер спускались сумерки. Ветер усилился. По небу торопливо скользили к югу вереницы мглистых облаков; вслед за ними прилетели стаи диких гусей — проворных и голосистых птиц, называемых белолобыми. Они тучами спускались на тихие речные заводи, покрывая их целиком, ломая камыши. От их великого множества стало темно. Многоголосый гомон встревожил скотину. Гурты зашевелились. Служители окриками и бичами утихомирили животных, меж тем как гуси, хлопая крыльями, перекликались в сумраке, далеко вдоль русла Прута.

Вскоре к гомону, поднявшемуся на реке, прибавился шум в поднебесье. Быстрые стаи самых разных перелетных птиц неслись к югу, подгоняемые стужей, о которой люди еще не подозревали.

Паромщик подошел к Ждеру.

— Не знаю, чуешь ли ты, добрый человек, нюхом, что ветер-то пахнет снегом. А я чую, как и в прошлые годы, когда зима наступала раньше времени. Правильно делаешь, что спешишь. Пойду-ка проверю приколы на том берегу, и тут же переправим гурты. Пусть твои люди зажигают факелы и освещают воду.

Старик заторопился, запахнув зипун, подпоясался веревкой, надвинул шапку на лоб. Словно подгоняемый чудовищами, прилетевшими из полночных далей на крыльях ветра, он спустился на паром, и ворот заскрипел, уводя плот к противоположному берегу.

Ждеру показалось, что старик задерживается. Он велел Онофрею дважды окликнуть его. Никто не отозвался. Возможно, ничего не слышно было — так шумел ветер и кричали гуси.

Наконец, в десятом часу вечера, паромщик вернулся, и служители зажгли смоляные факелы. Сперва переправили телеги и сменных коней. Затем погнали на паром старых волов с колокольцами. Гурты переправили в четыре приема. Как только паром двигался с места и колокольцы начинали звенеть, волы, подгоняемые сзади, входили в воду и легко плыли вслед. После полуночи работа была закончена. Петух пропел уже на том берегу. Сквозь рваные тучи показался рог месяца. Но мглистые облака тут же закрыли его. При свете костра видно было, как заиграли первые хлопья мокрого снега.

— Доброго пути вам, православные, — поклонился паромщик. — Выходит, зима уж вывела белых кобылиц из конюшни полночного царя. Доброго пути вам до мельницы Онисифора. А там, коль начнет мести, остановитесь и отдохните.

Люди и гурты стояли под мокрым снегом до рассвета. Наконец двинулись в путь, скользя по мокрой глине и меся грязь. Тучи низко нависли над землей и беспрерывно поливали ее холодным дождем. Нигде не видно было ни жилья, ни леса. Караван продвигался с трудом, идя против ветра. Быки, более чуткие к непогоде, чем люди, шли друг за другом тесными рядами, спеша в неведомую даль, все отступавшую перед ними.

К полудню они перешли через мутный ручей, извивавшийся между желтыми увалами земли, и у плотины увидели мельницу. Хозяином был старик, похожий на паромщика. Такое же было у него непроницаемое лицо, так же он все поворачивался бочком, так же пытливы были его глаза.

Рядом с мельницей тянулись навесы. В овраге под крутым берегом были овечьи загоны. По случаю фомина дня на мельнице не было помольщиков.

Подручный мельника садился на коня, когда на плотину вступил первый гурт. Мельник вышел без шапки и, тряхнув кудрями, сделал ему знак рукой, чтобы он ехал по своим делам и не пялил глаза на пришельцев. Затем, стоя под мокрым снегом, окинул долгим взглядом ряды сивых быков. Увидев скакавшего к нему Маленького Ждера, он отступил в сторону, выжидая, что будет дальше.

— Здорово, дед. Это тебя величают дедом Онисифором?

— Здравствуй, сынок. Я — Онисифор. Чего изволишь? Видно, не миновать вам задержки на этой мельнице. К вечеру непогода разгуляется вовсю. Вы только поглядите, как кружатся на ветру вороньи стаи.

— Ничего, сделаем привал, а там двинемся дальше.

— Не прогневайся, милый человек, только не очень-то верится, чтоб было так. Вон там загоны для скота. Наших овец нет дома, они в подгорье.