Михаил Садовяну - Братья Ждер

• Название: Братья Ждер
• Автор: Михаил Садовяну
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1971

Историко-приключенческий роман-трилогия о Молдове во времена князя Штефана Великого (XV в.).

В первой части, «Ученичество Ионуца» интригой является переплетение двух сюжетных линий: попытка недругов Штефана выкрасть знаменитого белого жеребца, который, по легенде, приносит господарю военное счастье, и соперничество княжича Александру и Ионуца в любви к боярышне Насте. Во второй части, «Белый источник», интригой служит любовь старшего брата Ионуца к дочери боярина Марушке, перипетии ее похищения и освобождения. Сюжетную основу заключительной части трилогии «Княжьи люди» составляет путешествие Ионуца на Афон с целью разведать, как турки готовятся к нападению на Молдову, и победоносная война Штефана против захватчиков.

---

— Нет. Так я понял. Так понял и Самойлэ.

— Что ж, может, ничего и нет. У турецкого султана есть такой обычай. Как захочет погубить кого-нибудь, он посылает его с грамотой к своему визирю. Тот берет грамоту, вскрывает ее, читает, затем вынимает меч и сносит посланцу голову.

— Что так? — ужаснулись братья.

— Не знаю. Уж не натворили ли вы чего-нибудь в замке?

— Да нет. Только сказали отцу архимандриту, что рыба ударила хвостом.

— Какая рыба? Которую вы поднесли государю?

— Нет. Та, на которой земля стоит. От нее-то и земля всколыхнулась.

— Покажите грамоту.

Онофрей давно ждал этих слов. Достав господареву грамоту, он протянул ее Ионуцу, Тот поднес ее к глазам, потом к носу.

— Это и есть повеление государя?

— Ага.

— Что же вы тут сидите и сказки сказываете про турецкое царство и трясение земли? Пойдемте без промедления к его милости пыркэлабу Луке. Если там написано плохое, пусть снесет мне голову. Надоело жить в этом заточении.

— Мы рассказали отцу архимандриту, как ты тут живешь.

— Оттого-то и чует сердце, что ничего плохого быть не может.

Охотники сразу поверили ему и рассмеялись. Правда, как там ни говори, a в запечатанной грамоте может таиться беда. Об этом все знают: не зря же говорят про обычай турецкого царя. Удивительно, что и невиновные робеют. Доказательством тому Самойлэ и Онофрей. А еще это землетрясение. И дождь вперемежку с космами тумана.

Когда Ионуц рассмеялся, братья приободрились, будто выпили глоток старого вина.

Его милость пыркэлаб Лука Арборе между тем вызвал на поверку ночную смену дозорных. В Нямецкой крепости долгие годы царил покой, но новый пыркэлаб отменил прежние мягкие порядки покойного Албу. Ведь ратники в крепости должны всегда быть наготове. До угрской границы немного часов пути: за одну ночь неприятель может оказаться под стенами. И молодой выученик Штефана неусыпно бодрствовал.

Вошел с поклоном Ионуц. Охотники остановились позади него.

Получив нужные пояснении, пыркэлаб распечатал грамоту. Стражи подняли светильники к его глазам. Содержание грамоты было таково:

«Его милости, честному пыркэлабу Луке, желаем здравия.

Повеление государя Штефана-воеводы. Честный пыркэлаб Нямецкой крепости, по получении сей грамоты, призови к себе Ионуца, сына конюшего Маноле, и вели ему, захватив с собой старшего брата, конюшего Симиона Тимишского, явиться без промедления в Сучавскую крепость со своими слугами и двумя охотниками, Онофреем и Самойлэ. И не поступить вам иначе, а сделать в точности, ибо служители сии нужны государю. Писал архимандрит Амфилохие».

Пыркэлаб снова обратился к началу грамоты и прочел ее вслух. Затем, шагнув к охотникам, спросил:

— Слыхали? Поняли?

Братья, окаменев, стояли по своей ратной привычке, широко расставив ноги. Они ушам своим не верили. Статочное ли это дело, чтоб один царапал бумагу пером в Сучаве, а другой читал в Нямцу? Знаки начертаны гусиной стрелой на бумаге — для глаз, а пыркэлаб выговаривает их вслух. Вот чудо! Удивительнее землетрясения. Понять, что было сказано, они, конечно, поняли. Только надо, чтобы приятель Ионуц подробнее пояснил все дело.

— Слышали и поняли, боярин, — ответил довольно храбро Онофрей. — Оно, конечно, жалко, что придется служить в другом месте…

Парень говорил неправду. Совсем ему было не жалко. Ждер глядел на него и смеялся.

— Жалко, что будете служить государю в Сучаве? Удивляюсь, — сказал боярин пыркэлаб.

— Да что поделаешь? Раз уж так вышло, — вздохнул Самойлэ, глядя в угол.

— Идите, — распорядился пыркэлаб Лука. — Мне нужно поговорить с Ионуцем Черным.

«О чем это он собирается говорить с Ионуцем? — тревожились братья, выходя от пыркэлаба. — Неужто там написано еще что-нибудь?»

Боярин Лука окинул долгим взглядом Ждера и дружелюбно улыбнулся ему, как младшему брату.

— Ионуц, — проговорил он, — радуюсь и вместе с тем печалюсь. Радуюсь оттого, что государь простил тебе твои шалости и призывает к себе. Печалюсь оттого, что расстаюсь с тобой.

Пыркэлаб Лука был еще молод, — всего на восемь лет старше Ионуца Ждера. Круглая борода его была иссиня-черная, глаза полны огня. Среди новых приближенных князя Штефана он выделялся своей удалью и хорошо владел европейским оружием, научившись этому искусству в Кракове. Для грядущих войн государя он держал наготове прямой и тяжелый меч, как у крестоносцев, и умел орудовать им двумя руками.

Ждер не испытывал печали. Он чувствовал, как с него спадает ржавчина и мох, которым оброс, прозябая в крепости.

— Завтра исполнишь повеление, — сказал пыркэлаб и обнял его.

— Честной пыркэлаб, насколько я понял, медлить нельзя. Надобно ехать нынче же ночью, как только договорюсь с Кэлиманами. Заеду за братом моим Симионом и помогу ему собраться в дорогу. С родителями тоже надо повидаться. Да и матушка обрадуется. Если ты не знаешь, кто она, моя матушка, так я могу сказать, это конюшиха Илисафта Ждериха.

— Пусть здравствует, — ответил пыркэлаб Лука, которого немного обидела торопливость Ионуца.

— Однако сразу сесть на коня не удастся, — тут же добавил Маленький Ждер. — Мне с моим татарином еще придется добывать сегодняшний ужин. Двум государевым охотникам потребуется полмеры пшена, не меньше, да еще кое-что вдобавок. Было бы много таких едоков, пожалуй, не хватило бы тогда запасов во всех житницах и каморах государя.

ГЛАВА VI В которой снова появляется и говорит наша давняя знакомая конюшиха Илисафта

Тридцатого августа на заре Ионуц Ждер выехал из крепости вместе с татарином, велев своим приятелям-охотникам догнать его в пути. Медленно спускаясь к берегу Озаны, он думал, что единственной памятью о прежней поре безумств может служить пегий конек, на котором он едет сейчас. Все прочее ушло безвозвратно. Теперь осталось одно: принять монашеский постриг в какой-нибудь обители. Конечно, если конюшиха Илисафта разгневается, услышав об этом внезапном решении, и всплеснет руками, возводя глаза к образам, или государь повелит ему другое, тогда что ж, придется жить среди мирян. Впрочем, только конюшиха Илисафта и князь Штефан могли бы поверить подобному намерению, ибо на самом деле Ионуц был полон тайного восторга. Вопреки кроткому и смирному облику Маленького Ждера радость его так и рвалась наружу, и он скрывал ее даже от самого себя, чтобы другие не узнали о ней и не отняли ее. Немало времени пришлось ему томиться в бездействии, нагуливая жир. Самое горькое было бы вернуться в эту крепость. Но теперь сомнений быть не могло: грамота государева принесла ему свободу. Вряд ли его вызывали в Сучаву, чтобы тут же отправить обратно в Нямецкую крепость. И даже если его оставят в Сучавском замке, то жить там вольнее, товарищей больше. Вскоре прибудет и новая княгиня. Затем, как он понял из грамоты и как полагал сам пыркэлаб Арборе, князь Штефан призывает к себе на службу и Симиона Ждера. Право же, господарь будто заранее посоветовался с Ионуцем, кого именно выбрать ему в товарищи.

— С батяней Симионом я готов хоть к татарскому хану в зубы. Ничего не побоюсь! — проговорил он и смеясь оглянулся на татарина.

— Как ты сказал, господин? — спросил татарин, пришпорив скакуна и торопя двух других коней, нагруженных вьюками с поклажей Ионуца — его одеждой, оружием, охотничьей снастью. Среди одежд, оружия и охотничьего скарба находился и Пехливан, новая собака Ждера, засунутая в сумку по самую шею.

— Как ты сказал, господин?

— Я сказал, что с батяней Симионом мне не страшно ехать хоть к самому богдыхану.

Ботезату не выразил особого удивления.

— Отчего же не поехать? Можно.

— А ты видел его когда-нибудь?

— Слыхать о нем слыхал, а видеть не довелось. Это же нехристь. Какие у меня с ним дела? Только хочу я сказать тебе, господин, что до китайского богдыхана путь долгий. Ехать надо не то шесть месяцев, не то год. Сказывают, что оттуда привозят гвоздику и корицу — приправы чересчур дорогие, как жалуется ее милость конюшиха. И коли мы доберемся до тех мест, то непременно привезем ей целый мешок пряностей.

— Хорошо, Ботезату, постараемся, — улыбнулся Ионуц и подумал, что князь Штефан может и впрямь отправить их с братом Симионом в Китай. — Непременно поедешь с нами. И Кэлиманов не забудем. И Пехливана прихватим с собой.

Пес заскулил в сумке, глядя умными глазами на Ионуца и моля выпустить его на волю. Это была собака с жесткой и курчавой шерстью дымчатого цвета; вокруг мордочки до самых глаз топорщились серые завитки. Ионуц получил ее в дар от покойного пыркэлаба Албу, знаменитого в свое время охотника. Татарин заботился о собаке, кормил и от нечего делать научил ее разным удивительным штучкам — от того-то ратники и переименовали ее, дав ей прозвище Пехливан [50]. По приказу «умри» Пехливан ложился и закрывал глаза, точно мертвый. Он умел стоять на задних лапках, кувыркаться. На охоте собака еще не успела показать себя, но уже дважды дозорные слышали, как она, вырвавшись в лес, гнала по склону зверя, подавая голос и далеко преследуя его по глубоким оврагам. Итак, Пехливану тоже надлежало ехать в Китай.