Чигиринский Олег - Госпожа победа

• Название: Госпожа победа
• Автор: Чигиринский Олег
• Издательство: Ленинградское издательство
• Жанр: Героическая фантастика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9942-0613-3

Горячая весна 1980 года. Каковы шансы у Острова Крым выстоять против советской военной машины?

Чьим праздником будет День Победы?

И какую цену победитель заплатит?

Читайте вторую книгу дилогии Олега Чигиринского «Госпожа победа»!

---

Герой-одиночка — заметная фигура в любой культуре. Советская же культура на героев-одиночек вообще бедновата; подвиги положено совершать большой, хорошо организованной компанией, по заданию партии и правительства. А свято место пусто не бывает — вот и висели по студенческим общежитиям портреты Че Гевары. Но Че — это был кумир прошлого поколения, «беби-бумеров», детей победителей. Они тогда еще не изверились. А этим, вскормленным пеплом великих побед, команданте уже не годился. Пацанское фрондерство и поиск идеала в произведении дали такой образ врага, что закачаешься: советская молодежь увлеклась белогвардейским офицером. В моду вошли черные футболки, береты и шейные платки: болтали, что у корниловцев именно такая форма. Черная трикотажная ткань и черные красители для материи тут же стали дефицитом. Модников били, таскали в «органы», прорабатывали на собраниях, гнали из комсомола и пионерии — не помогало. «Усилить работу с молодежью!» — рявкнула партия; комсомол ответил: «Есть!» Молодежь собирали в кучки и мариновали в актовых залах: завоевания отцов и дедов! Дорогой ценой! Не отдадим! Отскакивало, как горох: зерна отольются в пули, пули отольются в гири, таким ударным инструментом мы пробьем все стены в мире…

Агитпроп перебздел. «Белое солнце пустыни» запретили к чертовой матери. Анатолию Кузнецову и Спартаку Мишулину отказали везде, Мотылю зарезали бюджет нового фильма, Ибрагимбеков с Ежовым получили назад свои уже принятые сценарии с виноватыми объяснениями и тыканьями пальцем в потолок. Снимать по этим сценариям должны были Митта и Михалков, так что их проекты тоже накрылись. Булата Шалвовича Окуджаву пропесочили за «белогвардейскую романтику» в трех всесоюзных газетах, потом последовал запрет на ряд безобидных фильмов вроде «Соломенной шляпки», к которым Окуджава писал песни. На всякий пожарный заварили иллюминаторы всем бардам: ну их к монахам, ненадежные они какие-то, как где гитара — там обязательно антисоветчина. Маразм крепчал. Когда министру культуры доложили, что из Третьяковки, Пушкинского и Русского музеев убрали в запасники полотна сами понимаете какого художника, министр культуры не выдержал: «Вы что, охуели?»

Этого Востоков наверняка не планировал, но фамилия свою роль сыграла. Nomen est omen.

На следующий день после своего избрания новый Генсек выступил по телевидению в прямом эфире. Это выступление собрало у экранов больше народу, чем «Следствие ведут знатоки» вместе с Глебом Жегловым и Будулаем. Генсек говорил без бумажки!!!

Смысл его речи поймать было трудно, но поняли так, что она ведется о Крыме. И — небывалое дело! — упоминая Восточное Средиземноморье, Генсек вполне обходился без «врангелевских последышей», «белогвардейского отребья» и «пособников мирового империализма». Напротив, речь шла о «трагической ошибке», о разверзшейся «пропасти между двумя ветвями одного народа». Что конкретно будут делать, никто не понял: то ли подписывать мир, то ли кидать на Крым ядрену бомбу.

Через две недели, как уже было сказано, Предсовмин потряс всех: полетел в Крым на переговоры.

Итак, крымское коллективное бессознательное было готово принять мирный договор с СССР; советское коллективное бессознательное было готово принять Крым.

Оставалась при этом неучтенной только одна сила, вернее, силы — forces in English.

* * *

— Провокация, — выпустил с дымом Шевардин. — Я по-другому это не могу называть: провокация!

— Успокойтесь, Дмитрий.

— Я спокоен. Они ведут переговоры за нашей спиной, но я спокоен. Они хотят всех нас сдать снова, теперь уже наверняка, но я спокоен. Я спокоен, едрена вошь!

— Мы еще не знаем, о чем они ведут переговоры, — заметил Шеин. — Мы не знаем, на каких условиях будет подписан мир.

— Вы отлично знаете, что ни на какие другие условия, кроме присоединения к СССР, они не согласятся. И вы отлично знаете, что на присоединение не согласимся мы. Если я не прав, почему в переговорах не участвует никто из командования? Ни Адамс, ни Кронин, ни Берингер… Да перестаньте же вы!

Последнее относилось к Верещагину, который, сидя в кресле с ногами, перебирал самшитовые четки. Костяшки мерно щелкали, соскальзывая по нитке, это и вывело Шевардина из себя.

Какую-то секунду Шеину казалось, что сейчас Верещагин накричит на Шевардина в свою очередь. Но тот спокойно сказал:

— Хорошо, — и отложил четки.

Ждали Кутасова, тот не ехал. А меж тем ночь перевалила за полночь и как-то незаметно начала становиться утром. Шеин в половине второго извинился и заснул в гостевой комнате, заведя наручный будильник на пять утра. Он знал хороший способ легко проснуться вовремя: лечь одетым.

Когда он спустился на веранду, картина не изменилась: Шевардин метался из угла в угол, Верещагин перебирал четки. Если он занимался этим все три с половиной часа, немудрено, что Шевардин взбесился. Впрочем, и манера дроздовца ходить по комнате взад-вперед, на взгляд Шеина, не располагала к душевному равновесию.

Команда психов. Один весь в себе после разрыва с женой, второй весь вне себя от того, что его не допускают к переговорам…

— Послушайте, Шеин! — Дмитрий забарабанил пальцами по стеклу. — Кутасова нет, может быть, придется принять решение без него.

— Какое решение? — Шеин сделал вид, что не понимает.

— Вы сами знаете, какое.

— Я хочу, чтобы это было сказано вслух…

— Нас предают. — Шевардин слегка ударил кулаком в раму. — Эта победа куплена нашей кровью, а теперь ее продают красным за ломаный грош. Я хочу потребовать сепаратного мира. Взять Кублицкого за его старую задницу, заставить изменить условия мирного договора…

— На здоровье. Потребуйте у премьера показать вам протоколы. Зачем впутывать нас?

— Боже, да перестаньте валять дурака! Мы создали платформу для этих переговоров, и мы должны диктовать условия! Мы, армия! А не кучка политиканов, которые отсиделись под метлой, а теперь корчат из себя правительство. Арт, да скажите же вы ему, почему вы молчите все время?!

— Это пройдет, — сообщил Верещагин.

— Что? — опешил Шевардин.

— Надпись такая была на кольце у царя Соломона. Снаружи было написано: «Это пройдет». А внутри — «И это пройдет».

Шевардин грохнулся в кресло, обхватил руками голову.

— Вы что, не понимаете? Или не хотите понимать? За что мы воевали? За что мы дрались, Арт? Помните ту ночь на первое мая, когда вас чуть ли не волоком притащили в Главштаб? Помните, что вы говорили: взять и победить? Ну неужели вас купили так дешево: полковничьими погонами? Так их очень быстро с вас снимут! Еще раз вспомните ту ночь: вы для них ничто! Мы с Валентином Петровичем, может, еще отсидимся, но вам рассчитывать не на что, с вами разделаются в первую очередь…

— И что же вы предлагаете? Конкретно. Я, как и Валентин Петрович, хочу услышать.

— Господи воззвах к тебе… Хорошо, будь по-вашему, все равно Кутасова нет. Я предлагаю объявить боевую тревогу нашим дивизиям. Сместить Кублицкого, выгнать с Острова этого коммунистического бонзу…

— Понятно. И вашему конвою опять нужен Резиновый Утенок? — Арт почесал левую руку, где на сгибе локтя был приклеен никотиновый пластырь. Шеин на секунду посочувствовал: сам он бросал курить несчетное количество раз, пользовался в том числе и этими нашлепками — все впустую.

— Я нахожу эти аллюзии неуместными.

— А я — вполне уместными. Потому что Корниловская дивизия сейчас еще не в том состоянии, чтобы представлять собой какую-то военную силу. Но вы с одиннадцати вечера обрабатываете меня, а не полковника Шеина.

— Да. Потому что вы один в некотором отношении стоите больше, чем вся ваша дивизия.

— Ну что ж, слово наконец-то сказано, — проговорил Шеин. — Нас позвали на эту чудесную загородную виллу, чтобы уговорить участвовать в военном мятеже.

— Я не понимаю, что вас так беспокоит, полковник, — скривился Шевардин. — Вроде бы вы один раз уже участвовали.

— Минутку! Это не был мятеж. Форсиз восстановили законное правительство.

— Вот! Мы восстановили — а где благодарность? Я уж не говорю о чести — буржуа это слово неведомо. Где элементарная человеческая порядочность?

— Давайте остановимся на житейском здравом смысле, — предложил Верещагин. — Вы возьмете власть, выгоните партийного бонзу… Что дальше?

— Дальше? Дальше мы перестаем быть азиатским аппендиксом и присоединяемся к цивилизованному миру.

— Что вы имеете в виду, говоря «цивилизованный мир»? — поинтересовался Шеин, заправляя кофеварку. — North Atlantic Treaty Organization?

— Да! И нас признают как независимое государство. И нам оказывают военную помощь, которая будет такова, что СССР носа в Черное море не покажет!

— Я не люблю таких маниловских прожектов на голом месте, — сказал Шеин. — Вы что, получили какие-то гарантии?