Луиза Бэгшоу - Карьеристки

• Название: Карьеристки
• Автор: Луиза Бэгшоу
• Издательство: АСТ
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1997
• ISBN: 5-7841-0532-9

Двух ослепительных красавиц, Топаз и Ровену, когда-то связывала самая искренняя дружба, на какую только способны женщины. Но когда между подругами встает мужчина, дружба обращается в ненависть. Отныне Топаз и Ровена — враги на всю жизнь, и чем больших высот достигают они в бизнесе, чем большего богатства и власти добиваются, тем злее, изобретательнее портят жизнь друг другу…

---

Топаз почувствовала, что сердится.

— А ты тоже, значит, «на подхвате», Джо. Так кто ты тогда такой? Жиголо?

— У мужчин все иначе. Сама знаешь.

— Черт побери, верно, для мужчин — все иначе. Мужчинам не клеят ярлык, что они проститутки, если они хотят удовлетворить сексуальное желание.

Джо дернулся:

— Мне не нравится, когда дамы употребляют такие грязные слова.

Топаз помолчала. Потом потянулась к кошельку и швырнула две стодолларовые купюры на стол.

— Пошел ты к черту, Джо Голдштейн! К черту двойные стандарты, — спокойно сказала Топаз. И вышла.

В компании объявили внутренний конкурс по выкупу журнала «Атлетик уорлд». Из сотрудников, чье положение позволяло участвовать, только двое подали заявку — Джо Голдштейн и Топаз Росси. Сотрудники царапали пометки: «Раунд второй».

Топаз отправила Джо копию статьи «Ответный удар. Необъявленная война против американских женщин» Сьюзан Фалюди.

В ответ он послал ей копию материала «Как должно быть» Раша Лимбо.

«Атлетик уорлд» оказался сложным делом. Журнал — единственное крупное спортивное издание, не входившее в издательский конгломерат. Пока, как выразился Мэтью Гуверс. Проблема заключалась в том, что «Атлетик уорлд» являлся частью маленькой спортивной компании. Мужчина средних лет, основавший его, владел гимнастическим залом и предприятием, выпускавшим шнурки для спортивной обуви для тренеров. И продавал все вместе.

Джо предложил правлению поискать для покупки объект полегче.

Оно не согласилось и единодушно отвергло предложение Голдштейна. «Америкэн мэгэзинз» устала рисковать и начинать журналы с нуля. Хотелось купить уже известный, с именем.

Топаз все силы бросила на то, чтобы изучить тираж, рекламу, она искала пути, как все это изменить. Джо со свойственным ему усердием искал инвестиционный банк и покупателей, которые могли бы соблазниться всем, что шло в нагрузку к журналу.

Оба целиком погрузились в работу, а правление с пристальным вниманием наблюдало.

— Дай-ка мне сообразить, — сказал Кирк, засовывая в рот здоровенный кусок жареного пирожка.

Кирк — ближайший друг Джо. Они вместе бегали по утрам перед работой.

— Она красивая, она интересная, у нее прекрасная фигура…

— Нокаут. Полный нокаут.

— И она любит бейсбол? — Да.

— И ты ее еще не… Ну ты даешь! — протянул Кирк.

— Да понимаешь, — протянул Джо, ткнув кулаком подвесную грушу, — у нее слишком мужской характер.

— Но эти девчонки, похожие на мальчишек, очень хороши в постели, — ухмыльнулся Кирк.

— Да не занимался я с ней любовью. Понимаешь, о чем я тебе толкую, — я тут могу потерять друга.

— Вы же последние шесть месяцев почти неразлучны! И за это время ты ни разу не затащил ее в постель? — продолжал хихикать Кирк.

— Боже мой, Кирк, я же сказал — у нас по-другому. Мы просто разговариваем — о политике, искусстве. Понимаешь?

— Ох-ох-ох.

— О, пожалуйста! — резко, в отчаянии, сказал Джо. — Эта чертова девка соперничает со мной из-за места в правлении. И не уступает ни на дюйм… Она слишком молода и неопытна, и я собираюсь ее победить. Ну ладно, к черту ее. Я ухожу.

Он снова с силой ткнул грушу.

Кирк хохотнул.

— Джо, дружище, — сказал он, — ты как-то не так все воспринимаешь.

Было семь вечера, и редакция «Герлфренд» пустела. Топаз закончила разговор со Сью Чиноу и пошла приготовить себе кружку кофе.

Предстоят длинный вечер.

— Я кое-что принес поесть, — сказал Джо, появившись в офисе через пять минут. — Китайская еда подойдет?

Прекрасно, — холодно ответила Топаз, приставив стул к столу и резко открыв папку. — Кофе?

— Да, спасибо. Черный, — так же коротко сказал Джо.

Оба изучали диаграммы продажи во враждебном молчании.

Через час началось то, что у политиков называется «свободная и откровенная дискуссия».

— Но работающая женщина — совершенно не то, что спортивные болельщицы! — орала Топаз. — Так же, как и мужчины! Ты, глупый осел! Работа вне дома — это не спорт. Это упражнения!

— Нет, ты ошибаешься, — процедил Джо сквозь стиснутые зубы. — Они увлекаются Фло Джо из-за того, что она рекламирует косметику, а вовсе не из-за того, что она потрясающая бегунья.

— Нет, это мужчины увлекаются Фло Джо, потому что она рекламирует косметику.

— Выбрось женщин, черт побери, из списка читателей! — вопил Джо.

— Не выброшу! Это изменит финансовый…

— Ничего не говори мне о финансах, Росси. Ты думаешь, чем я занимался весь последний месяц?

— Наверное, смотрел в зеркало и занимался онанизмом, — грубо бросила Топаз.

Джо побелел от злости.

— Что ты сказала?

— Что слышал.

— Будь ты мужчиной, я бы ударил тебя.

— О, большое дело, — презрительно процедила Топаз. Почему он такой красивый и такой глупый? — Вспомни, как я вышибла из-под тебя «Экономик мансли». Подумай, Джо. Считай, у нас сейчас репетиция.

Голдштейн встал и направился к ней.

— На этот раз ты ничего не получишь, красотка. Это — мое. Ты же не в состоянии купить даже батон хлеба, финансист. Все знают.

Топаз отделял от него всего дюйм, не больше.

— Кого это ты называешь красоткой? — прошипела она.

— А как ты думаешь, кого, дорогая? Ну и что теперь собираешься делать? Подашь на меня в суд за сексуальные притязания? Или оскорбление?

Она взглянула на него — черноволосый, красивый, Джо Голдштейн стоял и насмехался над ней, а она злилась.

— О нет, это не сексуальное оскорбление, дорогой мой, — проговорила Топаз. — Вот сексуальное оскорбление! — И она, вцепившись в воротник его дорогой оксфордской рубашки, рванула так, что маленькие металлические пуговички рассыпались по столу.

Какая сильная грудь, сплошь покрытая черными завитками волос! Топаз застыла — невероятное, всеподавляющее желание пронзило ее.

— В чем дело? — тихо спросил Джо.

О Боже, он больше не мог выносить этого сексуального напряжения. Одно прикосновение пальцев Топаз к шее, резкое, со злостью, выбило его из колеи. В голове пронеслось — может ли он ее поцеловать? Черт, он хочет ее. Он не осмеливался посмотреть вниз, боясь привлечь ее внимание…

— Извини… Меня занесло… — бормотала Топаз. — Может, я как-нибудь пришпилю, на вечер, на сегодня. Я возмещу тебе, конечно…

Она попыталась соединить полы рубашки. Руки касались его груди.

— Перестань трогать меня, черт побери! — прорычал Джо.

— Прекрасно, — резко бросила Топаз. — Я…

Она вскрикнула, когда Голдштейн схватил ее за плечи и прижал спиной к столу.

— Что ты делаешь? — прошептала Топаз.

— Беседую с воспитанной леди, — сказал Джо и, стиснув ее лицо в ладонях, нетерпеливо поцеловал, затем языком залез в рот.

«Мне не следует…» — только успела подумать Топаз.

Ей стало жарко. Там.

Она ответила ему поцелуем.

— Не может быть! Ну, дальше, — требовала Марисса в полном восторге.

— Ну, — сказала Лиза, — привратник услышал крики, ему показалось, наверху кричит женщина, в комнате правления, — усмехнулась она. — И он побежал что было сил, а там — нате вам, выходит Джо Голдштейн. «Все нормально». Но страж порядка настаивает, он хочет пойти и проверить. Пошел. В комнате Топаз Росси, лицо красное, половина пуговиц расстегнута и дышит, как паровоз…

— Не может быть! — воскликнула Марисса, пытаясь подавить зависть. Джо Голдштейн — самый красивый мужчина в компании!

— …а Джо засовывал рубашку в брюки, — с победным видом закончила Лиза.

— Что за проститутка! — вздохнула Марисса. — Она позволила ему делать… это в комнате правления. Сперва Натан, теперь он. Конечно, Голдштейн не захочет больше иметь с ней дело.

Лиза не была уверена, но помалкивала. Марисса Мэттьюз — довольно влиятельная журналистка.

— Топаз Росси просто охотится на старых богатых мужчин, должна тебе сказать.

— Но Голдштейн не такой уж старый, — заявила Лиза.

Джо позвонил Топаз.

— Хочешь пойти на игру в субботу?

— Конечно, — ответила она довольно.

22

Перелет из аэропорта Джона Кеннеди в Лос-Анджелес длится пять часов, и Ровена большую часть времени занималась делами. В общем-то она любила летать. Любила на несколько часов оторваться от телефона, почитать роман или просто помечтать. Ей нравилось, как в животе что-то поднималось при взлете и при посадке. На этот раз она немного волновалась, перелетая из одного города в другой, — на то были свои причины.

Ровена отметила карандашом один параграф, в миллионный раз пожалев, что не сильна в математике, — очень важно, чтобы в каждом пункте все было точно, до единого процента.