Бернард Луис - Ислам и Запад

• Название: Ислам и Запад
• Автор: Бернард Луис
• Издательство: Библейско-богословский институт св. апостола Андрея
• Жанр: Публицистика
• Год: 2003
• ISBN: 5-89647-063-0

Книга Ислам и Запад известного британского ученого-востоковеда Б. Луиса, который удостоился в кругу коллег почетного титула «дуайена ближневосточных исследований», представляет собой собрание 11 научных очерков, посвященных отношениям между двумя цивилизациями: мусульманской и определяемой в зависимости от эпохи как христианская, европейская или западная. Очерки сгруппированы по трем основным темам. Первая посвящена историческому и современному взаимодействию между Европой и ее южными и восточными соседями, в частности такой актуальной сегодня проблеме, как появление в странах Запада обширных мусульманских меньшинств. Вторая тема — сложный и противоречивый процесс постижения друг друга, никогда не прекращавшийся между двумя культурами. Здесь ставится важный вопрос о задачах, границах и правилах постижения «чужой» истории. Третья тема заключает в себе четыре проблемы: исламское религиозное возрождение; место шиизма в истории ислама, который особенно привлек к себе внимание после революции в Иране; восприятие и развитие мусульманскими народами западной идеи патриотизма; возможности сосуществования и диалога религий.

Книга заинтересует не только исследователей-востоковедов, но также преподавателей и студентов гуманитарных дисциплин и всех, кто интересуется проблематикой взаимодействия ближневосточной и западной цивилизаций.

---

Движение, вдохновленное харизматическим лидерством Хомейни и ведомое иранскими муллами, было самым эффективным из этих исламских движений (если не в достижении окончательных целей, то уж во всяком случае по части мобилизации поддержки), но далеко не единственным. Практически в каждой исламской стране и среди мусульманских меньшинств по всему миру существовали мощные и пламенные движения за исламское возрождение. Некоторые из них финансировались и направлялись правительством как инструмент государственной политики; другие — в том числе и из числа наиболее влиятельных — возникли снизу и черпали силу в массах простого люда. Но всеми ими двигали одни и те же чувства отвращения к Западу, неприятия новых механизмов общественной и личной жизни, вдохновленных Западом, пришедших с Запада или скопированных с западных образцов, и всех их влекло одно и то же видение восстановленного и возродившегося ислама, посредством которого Божественный закон и те, кто его поддерживает, одолеют всех врагов.

Победы Кемаля и затем кемализма были в каком-то смысле парадоксом, в котором первая решительная победа над европейской державой и брошенный Европе вызов соединились с решительными шагами к окончательному принятию европейской цивилизации. Мусульманский радикализм сегодня представляет собой в чем-то сходный парадокс: отрицание и отторжение европейской и — шире — западной цивилизации в сочетании с новой масштабной миграцией мусульман в Европу, а также в Америку.

Формирующееся в результате исламское настоящее отражает принципиальное изменение социальных установок и поведения, не имеющее аналогов в исламском прошлом. Мусульманские законы и традиции уделяют большое внимание такой правовой ситуации, как нахождение немусульман под властью мусульман, что неудивительно. В первые века исламской истории, когда были собраны и записаны мусульманские традиции и заложены основные принципы мусульманского права, границы мусульманского государства почти постоянно расширялись и включали все большее количество немусульман. Напротив, мусульманские территории практически не захватывались немусульманскими завоевателями и, за исключением редких тактических отступлений от византийской границы, обычно не слишком масштабных и недолгих, уступка мусульманской земли противнику была на протяжении столетий неведомой и оттого невообразимой. Только в XI веке реконкиста в Европе, вторжения христианских народов Кавказа на Ближний Восток, нашествия крестоносцев и, позже, язычников-монголов создали совершенно новую ситуацию, но к тому времени основные нормы шариата были уже давным-давно установлены.

Первоначально рассматривавшие проблему правоведы явно исходили из посылки, что жить под властью немусульман мусульманину нежелательно (а по мнению некоторых авторитетов — даже воспрещено), и только суровая необходимость может вынудить его на такое решиться. До новейшего времени все обсуждение положения мусульман под властью немусульман сводилось к двум ситуациям: практическим нуждам мусульманина, находящегося с краткосрочным или продолжительным визитом в стране неверных и горькой доле мусульманской общины, завоеванной неверными. Никому из классических правоведов, по-видимому, не приходило в голову, что мусульмане по собственной воле во множестве отправятся жить под властью немусульманских правительств, предав себя и свои семьи действию немусульманских законов, и будут отдавать своих детей в немусульманские школы. Именно это, однако же, и произошло. В такой ситуации оказались ныне буквально в каждой стране Западной Европы многие миллионы мусульман из Северной Африки, с Ближнего Воcтока, из Южной и Юго-Восточной Азии и других мест. Особые проблемы ислама без власти, без законов, определяющих статус индивида, без раздельного обучения, особенно для девочек, ощущаются тем острее, что огромное большинство иммигрантов — выходцы из наиболее приверженных традициям общественных классов и географических областей своих родных стран, и потому многие из них искренне считают своим богоданным правом и в новом доме, как когда-то в старом, определять, что хорошо и что плохо.

В отношениях между Европой и исламом произошли и другие изменения. Отчасти это возврат к старым моделям взаимодействия, отчасти же совершенно новые феномены. Сегодня вновь, как в дни, предшествовавшие имперской экспансии Европы, Ближний Восток стал привлекательным рынком, на который европейские купцы и их правительства стремятся продвинуть свои товары. В военных и промышленных ресурсах, в производительности труда и, в меньшей степени, в применении новейших технологий перекос в пользу Европы только усиливается. Но финансовая, а в некотором смысле даже военная ситуация изменилась. Между 1939 и 1945 годами европейские государства, возможно, в последний раз вели на земле Ближнего Востока войну без оглядки на ближневосточные народы, теперь же ближневосточные государства, используя совсем другую военную технику и вооружение, но с тем же пренебрежением к местному населению ведут иногда войны на европейской земле. Что же касается финансовых рынков, то здесь мусульманские правительства и частные лица инвестируют и ссужают огромные суммы и владеют гигантскими активами в Европе.

Современную ситуацию иногда даже представляют как третье мусульманское вторжение в Европу, и притом более успешное, чем два предыдущих. Согласно этим воззрениям, капиталы и рабочая сила добились успеха там, где потерпели неудачу армии мавров и турок. Сейчас почти 2 миллиона мусульман из Турции и других стран проживают в Германии. Столько же (или больше) выходцев из Северной Африки во Франции, а уроженцев Индии, Пакистана и Бангладеш — в Соединенном Королевстве, не считая мусульманских общин в Бельгии, Голландии, Швейцарии, Австрии, Испании, Италии и скандинавских странах. Тем самым впервые со времени отступления мусульман за Гибралтар в 1492 году в Европе создается мощное и постоянное мусульманское присутствие. Мусульманская община, будучи связана тысячами языковых, культурных, родственных и религиозных уз со своей исторической родиной, неизбежно интегрируется в страну проживания. Присутствие нынешних переселенцев, а также их детей и внуков, будет иметь непредсказуемые, но явно масштабные последствия для будущего как Европы, так и ислама.

Глава 2 Правовые и исторические размышления о жизни мусульман под властью иноверцев

Одним из первых мусульман, посетивших в новое время Западную Европу, был некий Мирза Абу Талиб Хан, индиец персидско-тюркского происхождения, который в 1798–1803 годах путешествовал по Англии и Франции и оставил длинный и подробный отчет о своих путешествиях, приключениях и впечатлениях. Во время пребывания в Лондоне его несколько раз водили на заседания палат парламента. Увиденное не впечатлило Мирзу Абу Талиб Хана: он отметил, что ораторские ухищрения депутатов напомнили ему клекот стаи попугаев. Зато гость был весьма и весьма удивлен, обнаружив, что парламент — это законодательное собрание, призванное путем определения правонарушений и назначения соответствующих наказаний устанавливать нормы как гражданского, так и уголовного права. У англичан, в отличие от мусульман, объяснял он читателям, нет священного закона, явленного божественным откровением, который бы направлял их и регламентировал их поведение в такого рода делах, и потому они вынуждены прибегать к столь сомнительному способу как сочинение собственных законов «в соответствии с требованиями времени, их собственными склонностями и опытом их судей»[16].

В своем отклике Мирза Абу Талиб Хан высветил важнейшее различие между классическими исламскими и современными западными взглядами на природу закона и власти и, соответственно, на функции и сферу полномочий государства. Для мусульманина закон — важная, если не основная составляющая религии, которая без него непостижима. Закон во всех своих тонкостях является божественным, а не человеческим, явленным в виде откровения, а не введенным в действие, а потому не может быть отменен или объявлен утратившим силу, исправлен или дополнен. Закон, полученный одинаковым образом и поддерживаемый одинаковыми санкциями, регулирует то, что мы называем сферой публичного и частного права, гражданские и уголовные дела, ритуал и даже питание. В теории его юрисдикция всеобъемлюща, поскольку божественное откровение предназначено всему человечеству, но на практике является личной и общинной, так как применима только к тем, кто принял его и подчинился его власти. Для этих последних власть закона абсолютна и распространяется на все стороны жизни и деятельности, поэтому теоретически в человеческом обществе нет места законодательной власти, ибо только Бог вправе устанавливать законы. Согласно часто цитируемому мусульманскому изречению, запрещать то, что разрешает Бог, — не меньшее прегрешение, чем разрешать то, что Бог запрещает[17]. Этот принцип имеет непосредственное отношение к некоторым современным ситуациям, когда нынешние социальные нормы входят в противоречие с исламской практикой.