Юрий Бурносов - Право хотеть

• Название: Право хотеть
• Автор: Юрий Бурносов
• Жанр: Научная Фантастика

В сборнике представлены новые, малотиражные или публиковавшиеся исключительно в периодике произведения ведущих авторов нашей фантастики: Юлия Буркина, Юрия и Татьяны Бурносовых, Ярослава Верова, Святослава Логинова, Далии Трускиновской и других. Все деньги, вырученные с продажи электронной копии сборника, будут направлены на благотворительные цели — помощь замечательному поэту и актрисе Алине Стародубцевой.

---

— Маешь рацию, дружэ[2].

С тех пор и завелся в Дудзуне небольшой кружок инакомыслящих с крутым патриотическим уклоном.

Когда Фынь первый раз пришел на заседание кружка, там обсуждался вопрос о радикальных методах повышения у китайского народа национального самосознания. Собственно, этот вопрос поднимался перманентно, но дельных предложений обычно не поступало. От него сразу же переходили к проблемам эмансипации, надежных грунтовых дорог и нормах выпаса.

Но с приходом Фыня все резко переменилось. Раз и навсегда было решено, что есть лишь один радикальный метод повышения национального самосознания — это обязать всех интеллигентов выйти в простой народ и в доступных ему формах искусства внушить народу одну единственную и непреходящую мысль: «Ты — Китайский Народ!»

Правда, некий представитель творческой интеллигенции, как-то затесавшийся в кружок, попытался было возразить, что на всех простых китайцев не хватит интеллигентов всей Земли. Но Гер Шен Зон точно заметил: «Если китайскому народу надо — то хватит!»

Навсегда были оставлены споры об эмансипации, разбитых дорогах и нормах выпаса. Умы кружка закипели над единственно насущной проблемой: «Как помочь нашему Дорогому императору очистить Поднебесную от лжепатриотов и утвердить во всех ее уголках нормы чистой и простой истинно китайской жизни».

С самого начала стало ясно, что постепенные действия в этом деле бесполезны (слишком велика текучесть населения в силу традиционных катаклизмов, и потому слишком слаба преемственность). Масштаб задачи требовал нетривиальных подходов. И вся мощь умов патриотов из Дудзуна сосредоточилась на поиске спасительного решения.

Как-то в апреле Фыня послали в командировку в Шанси в целях обмена опытом с тамошними канализационниками. Он ехал по обычной разбитой дороге в одной повозке с благообразным старцем из отдела евгеники департамента общественных работ. Старик все начало пути пел старинные евгенические песни, помогающие нормализовать кровяное давление, количество лейкоцитов и холестерина. Фынь же предавался под звуки китайских песен приятным воспоминаниям о заседаниях в кружке патриотов.

Заседания обычно начинались с того, что кто-то из товарищей произносил сакраментальное:

— Смотрите, а я это принес.

— Так наливай! — вмиг оживали товарищи.

А когда традиционные китайские сто сорок грамм просачивались по организму живящей влагой, кто-то, кто закусил первым, начинал первую речь. В первой речи было принято описывать в ярких контрастных тонах очередное безобразие, виденное им на улице буквально по дороге «сюда» или же в департаменте, или во сне.

Остальные патриоты набрасывались на вопиющий факт с аналитическим темпераментом. Быстро устанавливались причины и выводились неутешительные следствия. Приводились в подтверждение безобразные факты и мерзкие непатриотические истории. И вот уже звучал торжествующий вывод: «Все в Великом Китайском Государстве устроено дерьмово. И с этим надо что-то делать».

После, естественно, разгоряченные патриоты ощущали внезапное влечение к чему-то жизнеутверждающему. Естественно, отряжался гонец в винную лавку за 60-ти градусной рисовой водкой. Но господин Люй эти приготовления пресекал на корню резонным замечанием:

— Господа, когда человек выпьет, он становится безмерно мыслеобильным и словоохотливым. А тогда мне записать все эти мыслеизвержения весьма затруднительно.

Патриоты сникали, впадали в меланхолию и с мрачными лицами, бывшими еще недавно вдохновенно просветленными, принимались с настойчивостью обреченных выискивать положительные стороны китайской жизни, так сказать, патриотические принципы в действии.

Фынь как сейчас видел всю эту возвышенную атмосферу патриотического, истинно китайского товарищества. А в это время благообразный старец пел очередную древнюю евгеническую песню про боевую юность, про то, как прекрасно быть молодым, веселым, послушным родителям, дядьям, старшим братьям, сложившим свои буйные головы в долгих военных походах. Пел про то, как хорошо, встав рано на заре, снять свою боевую шашку со стены, надеть древние боевые доспехи, сесть на испытанного скакуна и умчаться туда, где ты нужнее всего. Пусть ты еще не знаешь в этой жизни ничего. Не важно это. Главное — ты на коне! Главное — в своем, китайском, седле!

Вдруг старик оборвал самую возвышенную ноту и замолчал. И две маленькие слезинки заблестели в уголках его слегка раскосых глаз. Он смахнул их краем рукава.

— Вот так я и поскакал, — почему-то произнес он.

И опять две маленькие слезинки заблестели в старческих глазах.

— Вот так я и поскакал, — зачем-то повторил он.

Фыню с умилением представилось, как ныне престарелый юноша скакал некогда по мокрому от росы полю, размахивая шашкой, и посвистом молодецким сзывал своих товарищей то ли в ратный поход, то ли на честный поединок до первой крови, не страшась потерять последнюю; как радостные песни китайских жаворонков вторили ему…

— А этот чертов конь не прошел и четверти ли. Встал и принялся жрать траву. Его, оказывается, не кормили с вечера. Шашка запуталась на ремне вокруг моей шеи. А возле стали собираться крестьяне. Они хихикали и показывали на меня пальцами.

— Но это ведь были настоящие китайские крестьяне! — несколько необдуманно заметил Фынь, желая как-то успокоить старика.

— Китайские, черт бы их побрал. А с кем, по-вашему, я выехал на битву? — вдруг заносчиво спросил старик.

— С врагами китайского народа, — убежденно ответил Фынь.

— Идиот. Да с вами, китаезами я и собирался сражаться. Наша провинция северных жузов была присоединена к Китаю лишь через десять лет! Эх, ежели б конь тогда не подвел…

Услыхав эти старческие откровения, Фынь нехорошо задумался. «Вот он, враг китайского народа», — билась трепетная мысль.

— А теперь с кем биться? Всех уже поприсоединяли. Никто уже не выйдет в чисто поле и не скажет: «Ну, китаезы, ща я вам покажу!» — ностальгически продолжал старик.

— Всегда есть место доблести и отваге, — зло вставил Фынь.

— Вот-вот. Есть еще одна страна за морем на востоке. Гористые острова, с прозрачными озерами, шелестом бамбуковых рощ, с ивами, плачущими о друзьях юности, цветущими вишнями… А цветение кустов прекрасной хаги! О… — как-то подозрительно загораясь заговорил старик.

Фынь прислушался.

— И живут в той стране богатыри-самураи. Всю жизнь свою они тратят на битвы и подвиги, на походы и ночевки у костра в ратном стане. Каждую минуту готовые умереть, хладнокровные и изощренные в боевых искусствах, они грозно налетают друг на друга. Сверкают лезвия клинков, трепещут флаги с гербами родов. Жаль, кораблей они строят мало. Все воюют…

Старик замолчал. И лишь юношеский огонек играл в его грустных глазах.

А Фынь унесся незаметно для себя в атмосферу вечеров в доме Луань, к мерцанию огня в камельке, в таинственную сеть странных сказок. Он не сообразил сразу, зачем так понадобились старику корабли для самураев.

А сообразил это лишь на следующий день. Когда его коллега из Шанси сравнил фекалии, плывущие по трубам канализации, с боевыми кораблями, несомыми попутным ветерком в дальние страны. Фыня вдруг озарило: «Так этот старикан хотел!.. Так вот где собака зарыта!»

— И когда они уже прошли весь канализационный периметр, и уже готовы вырваться на простор — «земля, земля» — кричат моряки, вот тогда мы и ловим их в коллекторы, так сказать, фекалосборники, где и приготовляем из этого ценного сырья компост. Окрестные крестьяне охотно покупают у нас это прекрасное удобрение, — говорил шаньский чиновник-энтузиаст.

Слушал его Фынь, а сам представлял флотилию, перевозящую самураев на родную его Китайщину. А тут их уже ждут и делают из них компост, который тут же продают китайским крестьянам как ценное средство от идиотизма. И китайские крестьяне, столько раз воспетые в его мыслях, казались алчными ничтожными рожами, бестолково тычущими пальцами в самое прекрасное, что есть. То есть, у кого есть?

Но странное дело, когда Фынь уже трясся в тарантасе по дороге в Дудзун, в его задумчивые мысли все настойчивей стала вторгаться иная версия данного сценария, а именно:

Грозные самураи, закованные с ног до головы в самурайскую же броню, размеренным шагом сходят по сходням со своих самурайских кораблей, садятся на боевых самурайских коней. Взвиваются самурайские стяги. Извлекаются из ножен самурайские мечи. Но уже ждут. Ждут на берегу многочисленные полки предводительствуемые легендарными китайскими полководцами. Здесь и Ю Аньши, и Сун Сяо, и Ни Хао Шэнь — все богатыри. Вот трубят рога, валторны, флейты и волынки, гремят литавры. Вскипая, взмывается ввысь пыль из-под копыт. И вот уже хруст, храп, хрип, топот, ропот, звон, стук, грюк, бряк, шмяк, бульк, дзынь, ай, ой, гуп, гуп, ой, ай, шмяк, грюк, храп, крик… Тихий шелест степного ветра… Крик, прыг, бег, дук, грюк, шмяк, стук, хруст, храп… — все сливается в мощном батальном крещендо. Разворачиваются, сначала постепенно, как в замедленной съемке, ряды китайских полков.