Екатерина Глаголева - Вашингтон

• Название: Вашингтон
• Автор: Екатерина Глаголева
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-235-03628-4

Джордж Вашингтон (1732–1799) вошел в американскую историю как «отец нации и спаситель Отечества». Герой Франко-индейской войны и американской революции, не очень удачливый плантатор, посредственный военачальник, не самый изощренный политик, он обладал качествами, редко встречающимися у государственных деятелей: был честен, бескорыстен и не властолюбив, чем снискал любовь народа, избравшего его своим первым президентом, и стал единственным главой США, избранным единогласно.

История жизни Вашингтона, изобилующая передрягами, победами и поражениями, разворачивается на фоне борьбы британских колоний за независимость и становления американской государственности, разоблачения шпионов и подготовки похищений, переплетения судеб выдающихся деятелей бурной эпохи, друзей и врагов главного героя. Томас Джефферсон, побывавший и тем и другим, признавал: «Можно сказать, не погрешив против истины, что никогда еще натура и фортуна не приходили в столь совершенное сочетание, чтобы сделать человека великим».

знак информационной продукции 16+

---

Еще раньше он поручил Арнольду укрепить оборонительные сооружения Вест-Пойнта. Тот развел бурную деятельность; везде что-то рыли и перекапывали. Похвалив его, Вашингтон с ним пообедал и пообещал осмотреть всё как следует на обратном пути. Он не знал, что Арнольд сообщил британцам весь его маршрут, и лишь задержка его письма в пути предотвратила похищение главнокомандующего неприятелем.

Хартфорд тогда был скромной деревушкой в одну улицу, идущую вдоль реки Коннектикут. При приближении Вашингтона французы дали 13 выстрелов из пушки, а местные жители кричали «виват!». Вашингтон и Рошамбо впервые увидели друг друга. Коренастый и коротконогий француз прослужил в армии 37 лет; его правую бровь рассекал шрам от штыка, шедший к виску, и он припадал на одну ногу — последствие ранения 1747 года. С американским «начальником» он держался довольно учтиво, даже любезно, но временами крутой нрав старого вояки, считавшего, что он окружен дураками и мерзавцами, давал о себе знать. Вероятно, по контрасту с ним высокий, статный, тактичный Вашингтон сразу очаровал французов.

«Нам не терпелось увидеть героя свободы, — вспоминал граф де Дюма. — Его достойное обращение, простота манер и спокойная серьезность превзошли все ожидания и завоевали все сердца». Граф Аксель фон Ферзен нашел Вашингтона «красивым и величественным», но заметил, что «тень печали ложилась на его лицо, довольно приятное, что делало его интересным».

Начались переговоры; Лафайет выступал в роли переводчика. Очень скоро стало понятно, что совместная военная операция — дело далекого будущего. Хотя на словах Рошамбо не возражал против планов Вашингтона отбить у англичан Нью-Йорк, но настаивал на том, чтобы дождаться подкрепления из Франции: кораблей маловато.

На второй день Вашингтон понял, что ни к какому положительному результату они не придут, и собрался уезжать. Граф де Дюма проводил его до ближайшего городка. «Мы прибыли туда к ночи; обыватели сбежались со всех окрестностей, нас окружила толпа детей с факелами, подхватывающих приветственные возгласы горожан; все желали приблизиться к человеку, которого они называли своим отцом; они подступили так тесно, что нам нельзя было проехать. Генерал Вашингтон был очень тронут, он остановился на несколько минут и, пожимая мне руку, сказал: „Мы можем быть разбиты англичанами, это превратности войны; но вот армия, которую им никогда не победить“».

Двадцать третьего сентября трое патрульных из числа ополченцев задержали в графстве Уэстчестер, близ Нью-Йорка, подозрительного штатского в пурпурной куртке с золотым галуном и бобровой шапке. Обыскав его, нашли в сапоге какие-то бумаги, свернутые в тугую трубку, и письмо: «Пропуск г-ну Джону Андерсону для прохождения через посты в Уайт-Плейнс или далее, по его выбору. Он следует по государственному делу согласно моему распоряжению. Бенедикт Арнольд». Солдаты всё-таки решили отвести его к командиру, а когда этот франт предложил им денег, чтобы его отпустили, окончательно утратили к нему доверие. Повертев в руках бумаги, подполковник Джон Джеймсон решил, несмотря на протесты задержанного, переправить их вместе с пропуском к Вашингтону: пусть начальство разбирается.

Два дня спустя, еще не получив пакета, главнокомандующий проснулся с рассветом в Фишкилле и отправился в Вест-Пойнт, намереваясь позавтракать в обществе Арнольда и его жены. Они жили в просторном особняке на восточном берегу Гудзона, ранее принадлежавшем другу Вашингтона Беверли Робинсону, который теперь командовал полком лоялистов. Дом стоял в двух милях от Вест-Пойнта, и по дороге Вашингтон со своей свитой сделал крюк, чтобы осмотреть укрепления вдоль реки. Лафайет осыпал его шутливыми упреками, говоря, что молодым людям не терпится позавтракать вместе с очаровательной Пегги. «Ах, я знаю, вы, молодежь, все влюблены в миссис Арнольд, — отвечал Вашингтон в том же тоне. — Езжайте вперед, позавтракайте с ней и скажите, чтобы меня не ждала». Два адъютанта поскакали предупредить хозяйку, что гости задерживаются, но скоро будут.

В половине одиннадцатого Вашингтон сошел с коня у дома Робинсона и адъютант Арнольда майор Дэвид Фрэнкс сообщил, что хозяина вызвали в Вест-Пойнт по срочному делу, а хозяйка лежит в постели наверху. Позавтракав без нее, Вашингтон взошел на баржу и переплыл на ту сторону Гудзона, рассчитывая увидеться там с Арнольдом. Но того не было, и никто не знал, где он. Вашингтон начал осматривать укрепления и был поражен их заброшенным видом: такое впечатление, что ими вообще никто не занимался!

Озадаченный главнокомандующий вернулся назад. В доме Арнольдов всё было по-прежнему: хозяина нет, хозяйка наверху. Вашингтон прошел в отведенную ему комнату, чтобы отдохнуть перед обедом. Раздался стук в дверь: вошел Гамильтон и положил перед ним стопку бумаг, включая пакет с сопроводительным письмом от подполковника Джеймсона.

Вскрыв пакет, Вашингтон обнаружил в нем протокол военного совета от 6 сентября, который сам послал Арнольду, и подробные сведения о численности войск и артиллерии в Вест-Пойнте. Его как громом поразило: «Арнольд нас предал! Кому же теперь верить?»

Он выскочил из комнаты и расспросил прислугу, когда именно Арнольд ушел из дома. Оказалось, что за завтраком ему принесли какое-то письмо, он разволновался, попрощался с женой и умчался в неизвестном направлении. Ну конечно — на британский корабль, стоящий на якоре на Гудзоне! Вашингтон послал в погоню Гамильтона и Джеймса Мак Генри, но время было упущено.

В этот момент к нему подошел подполковник Ричард Вэрик, адъютант Арнольда, и сообщил, что с Пегги творится неладное. Она бродила полуодетой по залам, видимо, плохо соображая, что делает; он отвел ее обратно в спальню, а она всё твердила, что ей в голову вложили раскаленное железо и только генерал Вашингтон сможет его вынуть. Вашингтон поспешил наверх. Пегги забилась в угол, прижимая к груди своего младенца; ее светлые кудри рассыпались по плечам, халат, наброшенный поверх ночной сорочки, распахнулся, ничего не скрывая. «Вот генерал Вашингтон», — мягко указал ей Вэрик. «Нет, это не генерал Вашингтон! — вскрикнула Пегги. — Он хочет помочь полковнику Вэрику убить мое дитя!» Она переводила бессмысленный взгляд с одного смущенного мужчины на другого, а потом забормотала, точно в беспамятстве: «Генерал Арнольд никогда не вернется. Он ушел навсегда — туда, туда, туда. (Она указывала в потолок.) Духи забрали его туда. Они вложили ему в голову раскаленное железо».

К свидетелям этой драматической сцены добавились Лафайет и вернувшийся ни с чем Гамильтон. Всё было ясно: Арнольд признался жене в измене родине, та не смогла этого перенести и сошла с ума. «Это была самая трогательная сцена, какую мне только доводилось видеть, — сообщил потом Гамильтон своей невесте Элизабет Скайлер. — Пегги Арнольд полностью обезумела… Она то принималась бредить, то разражалась слезами. Иногда она прижимала к себе младенца и сетовала на судьбу, доставленную ему неосторожностью его отца, так что самый бесчувственный умилился бы».

Спустившись вниз, Вашингтон объявил собравшимся офицерам: «Миссис Арнольд больна, а генерал Арнольд уехал. Поэтому нам придется обедать без них».

Обедать сели в четыре часа. Вашингтон не утратил самообладания и никому не рассказал о том, что произошло в спальне. Из соображений безопасности он опечатал дом, велев никого не впускать и не выпускать. Ничего другого ему пока в голову не приходило; удар оказался настолько силен, что ему никак не удавалось собраться с мыслями. Гамильтон сам отправил приказ полку из Коннектикута явиться в Вест-Пойнт для подкрепления. К вечеру Вашингтон очнулся и продиктовал несколько распоряжений, чтобы привести Континентальную армию в боевую готовность. Подполковнику Джеймсону приказали посадить задержанного под арест и не спускать с него глаз. Фрэнксу и Вэрику генерал объявил, что не имеет причин подозревать их в сообщничестве с Арнольдом, однако считает своим долгом арестовать их; те поняли его и не протестовали. Только на следующий день, 26 сентября, Вашингтон сообщил в приказе по армии о том, что вскрылась «самая черная измена», нанесшая борьбе за свободу «убийственную рану, если не роковой удар».

Вскоре от коварного Арнольда пришло два письма. В первом, адресованном главнокомандующему, он порицал американцев за проявленную к нему неблагодарность, выставляя себя бо́льшим патриотом, чем сам Вашингтон. Ему хватило наглости просить генерала прислать его вещи. (Верный своим представлениям о благородстве, Вашингтон выполнил эту просьбу.) Кроме того, изменник старался отвести подозрения от своей жены: «Она добра и невинна, как ангел, и неспособна на дурной поступок». Второе письмо предназначалось Пегги, и Вашингтон не посмел его распечатать, а велел отнести наверх и уверить миссис Арнольд, что ее муж в безопасности. На следующее утро к Пегги чудесным образом вернулся рассудок; она спустилась вниз, узнала Вашингтона и поделилась с ним опасениями, что на нее, несчастную и ни в чем не повинную, теперь ляжет позорное пятно. Генерал спросил, что она предпочитает: поехать к мужу в Нью-Йорк или к отцу в Филадельфию. Как патриотка она выбрала отчий дом, и Вашингтон выдал ей пропуск.