Николай Валентинов - Малознакомый Ленин

• Название: Малознакомый Ленин
• Автор: Николай Валентинов
• Издательство: Мансарда, СМAPT
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1991
• ISBN: 5-7078-0146-4

Автор книги — собеседник и первоначально единомышленник Ленина — тесно общался с будущим вождем революции еще в Женеве. Бесценные подробности истинной жизни Ленина, которыми наполнена книга, не могли быть опубликованы у нас еще год назад…

---

Что было бы, если бы 15 декабря 1907 года Ленин утонул в Ботническом заливе? Произошла бы Октябрьская революция 1917 года? А если бы произошла, — приняла ли бы она, без Ленина, тот особый социально-политический характер, который он своими декретами ей «насильственно навязал», вопреки марксизму Плеханова, доказывавшего, что «никакой великий человек не может навязать обществу такие отношения, которые уже не соответствуют состоянию производительных сил или еще не соответствуют ему». В ходе великих исторических событий, определенных Октябрьской революцией, не сыграл ли роль такой пустяк, как пласт более крепкого льда, на который, ища спасения, вскочил тонувший Ленин? Мелкая случайность в крупнейших событиях истории играет роль более важную, чем это принято думать.

Наследство Н. П. Шмита

В январе 1908 года Ленин снова в той же Женеве, откуда в ноябре 1905 года он спешил в Петербург, веруя увидеть победоносную революцию под флагом диктатуры пролетариата и крестьянства. Он у разбитого корыта. «Грустно, черт побери, снова вернуться в проклятую Женеву. У меня такое чувство, точно в гроб ложиться сюда приехал».

Начался долгий период его второй эмиграции. В декабре 1908 года он переедет в Париж, через четыре года осенью 1912 года переберется в Краков, откуда с началом войны 1914 года уедет снова в Швейцарию, уже не в «проклятую» Женеву, а в Берн, а потом в Цюрих. Только в Кракове он снова войдет в контакт с начинающими оживать после разгрома революционными элементами рабочего класса, будет руководить снова появившимися большевистскими журналами и газетами, будет наставлять, дрессировать, вызывать к себе в Краков депутатов из большевистской фракции IV Государственной Думы.

Несмотря на присущий ему революционный хилиазм и оптимизм, у Ленина в Париже бывали моменты такой крайней депрессии, что осенью 1911 года в разговоре с приехавшей в Париж сестрой Анной он ставил необычайный для него вопрос: «Удастся ли еще дожить до следующей революции?». «Я запомнила при этом, — писала Анна Ильинична, — грустное выражение его лица, похожее на ту фотографию, которая была снята с него в 1895 г. в охранке».

За исключением первой половины 1908 года, когда Ленин в рекордное по скорости время сфабриковал философскую книгу, в течение последующих семи лет он не написал ни одного большого (хотя бы по объему) произведения. Его энергия целиком уходит на склоку, на распрю со сбежавшими за границу другими руководителями разбитой революции. Во множестве мелких статей он будет поносить меньшевиков за все их грехи, в том числе за такой важный, как «отрицание гегемонии пролетариата в нашей буржуазной демократической революции» («Пролетарий», 6 августа 1909 года). Ко всем обычным обвинениям у Ленина появятся новые: меньшевики борются против подпольного, заговорщицкого, дорогого Ленину, характера партии. Они хотят уйти из подполья, используя для этого, как бы они ни были малы, легальные возможности, появившиеся в России после 1905 года.

Критика меньшевиками подполья приводит Ленина в ярость. Он убежден, что только на сем камне он может воздвигнуть церковь свою. «Только подполье ставит и решает вопросы нарастающей революции», только оно «направляет революционную социал-демократическую работу, привлекает рабочие массы именно этой работой»[32]. Ленин называет меньшевиков преступными «ликвидаторами» партии. В письме к Гюисмансу, секретарю Международного Социалистического Бюро, он заявлял, что меньшевики уничтожают существующую партийную организацию, пытаясь «заменить ее бесформенным объединением в рамках легальности во что бы то ни стало, хотя бы последняя покупалась ценою явного отказа от программы тактики и традиции партии»[33].

Борьба между большевиками и меньшевиками (имеем в виду последовательный меньшевизм), будучи еще очень далекой от ее конечного современного выражения — противоположности между коммунизмом и демократическим социализмом, — коренилась в самой натуре этих социальных течений, и было бы неестественно, если бы ее не было. Наоборот, с первого взгляда непонятный характер носит борьба Ленина с частью большевиков, названных им «отзовистами». Спор с ними возник в связи с вопросом, как относиться к III Государственной Думе, явившейся в результате изменения избирательного закона и разгрома революции. В двух первых революционных Думах Ленин видел вредных сеятелей «конституционных иллюзий», отвлекающих массы от «вооруженного восстания», основной, по его мнению, задачи революции. Во время I Думы он писал прокламации: «Долой Думу, полицейское измышление». А когда пришла полная правыми и реакционными группами III Государственная Дума, Ленин, круто изменив свою политику и заимствуя многие аргументы у ненавистных ему меньшевиков, стал доказывать, что социал-демократии следует использовать Государственную Думу в интересах революции и принять активное участие в ее работах. Не соглашаясь с Лениным, значительная часть партии, во главе с Богдановым, стояла на старой точке зрения: III Государственная Дума не есть орган, в котором и около которого есть возможность развернуть революционную деятельность; в Государственной Думе социал-демократам нужно ставить ультимативные крайние требования и в подходящий момент просто «отозвать» (отсюда новое варварское слово: «отзовисты») своих депутатов из Государственной Думы. Летом 1907 года большинство большевиков, по словам самого Ленина, стояло за бойкот III Думы, следовательно, «отзовизм» нужно было признать лишь оттенком, вполне законным, в общих рамках большевистского мировоззрения. Между тем, Ленин объявил взгляды близких ему по духу большевиков-«отзовистов» недопустимой ересью. Насколько было велико его желание разбить, покорить, задавить «отзовистов» видно из письма к Воровскому: если «отзовисты» получат большинство в большевистской фракции — «я выйду из фракции».

Что может быть большей угрозой и в то же время свидетельством, сколь мало считался Ленин с признанием воли большинства в партийной организации? Непримиримое отношение Ленина к «отзовистам» можно пытаться объяснить тем, что в их рядах были «махисты», люди, в той или иной мере принимавшие философию венского ученого Э. Маха, не разделявшие философского материализма, защищавшегося Лениным в качестве неотъемлемого фундамента марксистского здания. Но если среди «отзовистов» были Богданов и Луначарский, действительно критиковавшие философский материализм, то такого рода «преступления» никак нельзя приписать всем «отзовистам», в подавляющем своем большинстве к философии и к махизму никакого отношения не имевшим.

Основную причину ленинской борьбы с «отзовистами» нужно искать в другом плане. Большевизм себя обнаружил, сложился и рос как течение психологически расположенное к авторитарной форме партийной организации. Те, кто вступили в большевистскую партию, с самого начала подсознательно испытывали склонность быть «ведомыми, повиноваться крепкому руководству», меньше рассуждать, а больше действовать по указанию властного центра, вождя, почерпывающего директивы из «цельного» и признаваемого абсолютной истиной мировоззрения. Для них таким бесспорным вождем и идейным законодателем с 1903 года (может быть, даже с 1902 года — времени появления его «Что делать?») был Ленин. Большевистская партия жила только его идеями. Все, что до 1900 года для нее было характерно в области политической, тактической, организационной, было дано Лениным. Он почитался непогрешимым папой партии. Но в конце 1907 и 1908 годов он оказался в роли вождя разбитой революции, в которой наиболее пострадавшими были именно идеи и пути, провозглашенные Лениным. Вера в его руководство, его непогрешимость, несколько пошатнулась. Вместе с этим в авторитарную по духу партию ворвался совершенно ей чуждый, несвойственный дух критики вождя, разбор его ошибок. В части партии произошел в своем роде бунт, сначала на коленях, а потом и в более смелой форме, чему способствовала психология злого уныния и безнадежности, с которой часть эмигрантов прибежала из России. Некоторые из большевиков оказались чувствительными к указаниям меньшевиков, критиковавших ошибки Ленина, и на этой почве среди них создалось «примиренческое» отношение (термин, пущенный Лениным) к меньшевикам, их взглядам, и, следовательно, признание возможности вместе с ними работать. У Ленина разбитая революция не поколебала веры в свою непогрешимость. Он был слишком умен, чтобы не видеть, каким опасным прецедентом для единства авторитарного типа большевистской партии является образование в ней «фракций» с «отзовизмом», «махизмом», «эмпириомонизмом», «примиренчеством», отклоняющихся от его линии. Отсюда стрельба по, «отзовистам» — и не из пистолета, а из пушки самого большого калибра.

Психологию большевистской публики Ленин превосходно знал, он обладал для этого особым чутьем. Он считал, что беспощадными, с ссылкой на Маркса, ударами по черепу можно у настоящего большевика — изгнать всякие ереси и уклоны и тем восстановить идейное единство его партии. Как нужно действовать по отношению к партийцам, делающим попытки не следовать за его идейными директивами, он поведал однажды Инессе Арманд, с которой был наиболее откровенен. Говоря о полемике с Ю. Пятаковым и Е. Бош, он писал к Арманд: «Тут дать «равенство» поросятам и глупцам — никогда! Не хотели учиться мирно и товарищески, так пеняйте на себя. (Я к ним приставал, вызывая беседы об этом в Берне: воротили нос прочь! Я писал им письма в десятки страниц в Стокгольм — воротили нос прочь! Ну, если так, проваливайте к дьяволу. Я сделал все возможное для мирного исхода. Не хотите — так я вам набью морду и ошельмую вас, как дурачков, перед всем светом. Так и только так надо действовать.)»[34]