Хартман Рейчел - Серафина

• Название: Серафина
• Автор: Хартман Рейчел
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-17-079646-5

Книга, которой восхищается сам Кристофер Паолини, автор бестселлера «Эрагон». Бестселлер The New York Times и Amazon, лучшая книга года по версии авторитетных журналов. Тонкая, захватывающая, прекрасно написанная история о Серафине — одна из лучших книг в жанре фэнтези и научной фантастики за последнее время. В славном королевстве Горедд все спокойно. Перемирие между расами людей и драконов длится уже несколько десятилетий. Шестнадцатилетняя Серафина ввязалась в расследование загадочного убийства наследного принца. Люди сбрасывают человечье обличье, события мчатся галопом — а ей нужно балансировать между двумя мирами и оберегать тайну своего рождения и тела — тайну, которая может стоить ей жизни.

---

Квиги не говорили по-гореддски — у них не было губ, а язык напоминал полый ствол тростника — но большинство понимало, когда к ним обращались. Я, со своей стороны, их наречие понимала — оно звучало как мутия, только с сильным пришепетыванием. Существо сказало: «Уф не денефку ли я фюю, дамофька?»

— Опасно попрошайничать после наступления темноты, — ответила я резко. — Что вы делаете так далеко от Квигхола? На улицах можно попасть в беду. Только вчера средь бела дня напали на одного из ваших братьев-сааров.

— Да, я ффе видел ф крыфи фклада, — кивнуло оно, рассыпая изо рта искры по пестрому брюху. — От ваф хорофо пахнет, но вы не фаар. Фтранно, фто вы меня понимаете.

— У меня талант к языкам.

Орма говорил, что от моей чешуи пахнет сааром, но не сильно. Саарантрасу пришлось бы впритык подойти, чтобы учуять. Может, у квигутлей обоняние острее?

Ящер бочком подкрался ближе и понюхал высохшее пятно крови у меня на плече.

Дыхание квига смердело до того тошнотворно, что непонятно было, как он вообще умудряется за ним слышать более слабые запахи. А у меня и так не получалось учуять саара, даже Орму. Когда квиг отступил, я принюхалась к пятну сама. Какой-то запах в ноздрях остался — хотя я ощутила его скорее осязанием, чем обонянием — но ничего более точного сказать было нельзя.

Тут голову пронзила боль, будто я вогнала в обе ноздри острые штыри.

— На ваф есть вапахи двух фааров, — сказало существо. — А еффе — маленький кофелек ф пяфью феребряными и вофемью бронвовыми монетами, и ноф — ив дефевой фтали, довольно тупой. — Даже эти мелкие драконы были до предела педантичны.

— Вы чуете, насколько острый у меня нож? — спросила я, прижав основания ладоней к вискам, словно пытаясь раздавить боль. Не помогло.

— Я бы мог уфюять, фколько у ваф волоф на голове, ефли бы вахотел. Но я не хофю.

— Прелестно. Но не могу же я просто так отдать вам деньги. Металл — только в обмен на металл, — повторила я слова Ормы, однажды услышанные в такой же ситуации. Гореддцы так обычно не торговались, и уж точно я бы не стала делать этого при свидетелях, но Орме таким способом удалось заполучить для меня не одну занятную безделушку. Я хранила свою необычную коллекцию в маленькой корзинке, подальше от чужих глаз. Там не было ничего незаконного — это ведь просто игрушки — но горничные могли испугаться колдовских диковин.

Квигутль моргнул и облизнулся. Деньги как таковые этим тварям были не нужны; они хотели раздобыть сырье для работы, а мы носили его собой в ровно отмеренных количествах.

В половине квартала от нас, за спиной квигутля, со стуком распахнулись двери конюшни. На улицу вышел мальчик с двумя лампами и повесил их по обе стороны от входа, ожидая возвращения всадников. Квиг оглянулся через плечо, но мальчик смотрел в другую сторону.

Освещенный сзади лампами, темный силуэт квигутля замер, обдумывая, на что выменять деньги. Глаза его то выпучивались, то втягивались от размышлений. Тварь порылась у себя в глотке — там у них был кожаный мешок — и вынула два предмета.

— Ф фобой у меня только мелофи — рыбка ив медной и феребряной филиграни… — Он показал ее, держа между двумя большими пальцами одной правой руки. — …И вот еффе, тут в офновном олово. Это яферица ф феловефьей головой.

Сощурясь, я присмотрелась к предметам в слабом свете, исходящем со стороны конюшни. Ящерица с человеческим лицом выглядела довольно отвратно. И внезапно мне очень захотелось ее получить, словно она была одним из моих гротескных персонажей, которому негде было поселиться.

— Я профу две феребряные монеты, — сказал квиг, заметив, к чему приковано мое внимание. — Конефно, это дорове, фем олово, иф которого она фделана, но уф офень хитрый там механивм.

За спиной моего ползучего собеседника раздался стук копыт. Я вскинула голову, тревожась, как бы нас не заметили. Квигов здесь не раз колотили за совращение человеческих женщин; не было никакого желания думать, что случалось с женщинами, которые относились к ящерам по-доброму. Но всадники остановились у конюшни и даже не глянули в нашу сторону. Звеня шпорами, соскочили на булыжную мостовую. У каждого на поясе висело по кинжалу; сталь блестела в свете ламп.

Надо было поскорее отпустить квига и добраться до Ормы. Поначалу я подумала, что головная боль началась так внезапно от запаха драконьей крови, но она все не хотела проходить. Два раза за два дня — ничего хорошего это не предвещало.

Я вытащила кошелек из рукава.

— Согласна, но пообещайте мне, что в этом вашем хитром механизме нет ничего противозаконного.

Некоторые из их устройств — те, что позволяли видеть, слышать или говорить на большом расстоянии, — позволялось носить только саарантраи. Многие другие, например, дверных червей или взрывчатку, не разрешалось иметь никому.

Существо изобразило возмущение.

— Нифего противоваконного! Я ваконопофлуфный…

— Вот только почему-то не сидите после заката в Квигхоле, — проворчала я, отдавая существу серебро. Оно закинуло монеты в рот, а я положила фигурку в кошелек и туго затянула кожаные завязки.

Когда я снова подняла голову, квигутля уже след простыл, исчез без единого звука. Те самые два всадника бежали в мою сторону, подняв кинжалы.

— Даанова сковородка! — воскликнул один. — Пожиратель отбросов по отвесной стене сбежал!

— Вы как, девушка? — спросил другой, пониже, и торопливо схватил меня за плечо. От их дыхания пахло таверной.

— Спасибо, что прогнали его, — сказала я, выворачиваясь из его хватки. В голове били молоты. — Оно просило денег. Эти твари бывают такими прилипчивыми.

Невысокий заметил у меня в руке кошелек.

— Вот зараза! Вы ему, надеюсь, ничего не дали? Нечего паразитов прикармливать.

— Черви-попрошайки! — рыкнул длинный, по-прежнему оглядывая стену и держа кинжал наготове. Они походили на братьев, у обоих были одинаковые широкие носы. Я решила, что это купцы: хорошо сшитая, но неприхотливая шерстяная одежда выдавала богатство, смешанное с практичностью.

Длинный сплюнул на землю.

— Пять кварталов нельзя пройти, чтобы на них не наткнуться.

— Да в собственный подвал не спустишься, чтобы там на ящике с луком не свернулась эта тварь, — добавил коротышка, наигранно всплеснув руками. — Наша сестра Луиза однажды нашла такого у себя под обеденным столом — прицепился к крышке снизу и висел. Весь праздничный ужин испортил своим чумным дыханием. От него у ее малыша падучая началась. И как тут защититься от вторжения в собственный дом? Да никак, если не хочешь оказаться в тюрьме!

Об этом случае я знала. Мой отец представлял квигутлей в суде, но в итоге ворота в Квигхол все равно стали поднимать на ночь, запирая нелюдей внутри — конечно же, только для их безопасности. Законопослушные ученые-саарантраи из коллегии святого Берта оспорили решение; отец защищал и их тоже, но безуспешно. Квигхол превратился в карцер.

Если бы только можно было рассказать этим братьям, что ящеры не опасны, что им, кажется, просто не удается понять разницу между «мое» и «твое», когда дело касается жилого пространства. Что свиньи пахнут так же плохо, и все же никто не подозревает свиней в нечистых помыслах или в том, что они разносят болезни. Но было ясно, что эти люди не поблагодарят меня за то, что я их просветила.

И тут вдруг братья загорелись; из-под кожи прорвалось яркое свечение, словно внутренности у них были из расплавленного свинца и вот-вот займутся пламенем.

О нет. Сияние — единственное предупреждение перед началом видений. Теперь уже ничего поделать было нельзя. Я села прямо посреди улицы и опустила голову между колен, чтобы не удариться ею, когда упаду.

— Вам нехорошо? — спросил коротышка. Голос его доносился до меня волнами, будто он говорил сквозь толщу воды.

— Не дайте мне прикусить язык, — сумела выдавить я, а потом сознание покинуло меня, и разум утянуло в бездонный водоворот видения.

Моя сущность, незримая, как всегда в видениях, смотрела вниз на комнату с тремя огромными кроватями и горой нераспакованного багажа. В углу были свалены шелковые шарфы зеленого, золотого и розового цветов, перепутанные с радужными ожерельями, веерами из перьев и потускневшими монистами. Это определенно был постоялый двор; на каждой из кроватей поместилось бы с полдюжины человек.

Сейчас в комнате был только один. И я его знала, хотя он и подрос со времени последнего видения и на этот раз не висел на дереве.

Дверь приоткрылась, в щель просунула голову женщина-порфирийка; волосы, обрамляющие ее лицо, были скатаны в локоны толщиной в палец и оканчивались серебряными бусинами. Летучий мыш сидел на средней кровати, скрестив ноги и уставясь в потолок; она заговорила с ним на своем языке, и он вздрогнул, словно его вырвали из глубоких раздумий. Порфирийка вскинула брови, извиняясь, а потом жестами изобразила, как что-то ест. Он покачал головой, и она молча закрыла дверь.