Юлия Друнина - Проза (1966–1979)

• Название: Проза (1966–1979)
• Автор: Юлия Друнина
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1981

В книгу вошли прозаические произведения: автобиографическая повесть «С тех вершин», лирическая повесть «Алиска» и лирический путевой дневник «Европа глазами солдата» - рассказы о встречах с Францией, Западным Берлином, Сицилией.

---

В здании аэропорта тесно, шумно и беспорядочно — люди атакуют билетные кассы.

Что же мне делать дальше? Буду поступать, как другие пассажиры. Они ждут, когда привезут чемоданы, — я жду тоже. Потом все садятся в голубой пульман с надписью «Алиталия» — я тоже.

Автобус трогается. Уже почти совсем рассвело. Прямое широкое шоссе идет вдоль моря. Оно сейчас совсем спокойное, даже ласковое.

Со странным щемящим чувством я замечаю, что Палермская бухта невероятно напоминает Коктебельскую — ту самую, что в Восточном Крыму, рядом с Феодосией. Коктебель, моя любовь, — пустынный апрельский или ноябрьский Коктебель — ты, наверное, и не знаешь, что в далекой Сицилии у тебя есть близнец. Та же необычная форма и цвет гор, та же мрачноватая «Карадагская» гряда справа и — невероятно, но факт! — как и в Коктебеле, она заканчивается каменным профилем Волошина. Правда, «борода» у сицилийского «Волошина» гораздо длиннее и на ней удобно разместились уютные домики…

Въезжаем в город. Он пуст. Сейчас семь часов — время, когда жители, ночевавшие на улице, забежали в свои дома обогреться и перехватить чего-нибудь горячего.

Надо же, чтобы землетрясению сопутствовали еще такие, небывалые для Сицилии холода! А сицилийцы вообще не знают, что такое настоящая теплая одежда. Даже люди, имеющие деньги, не могут купить себе, например, обуви на меху, потому что в магазинах Палермо таковой просто не имеется.

Автобус останавливается около здания «Алиталии». Молниеносно рассасываются корреспонденты со своей аппаратурой. Остаюсь на мертвой улице одна, с чемоданом в руке. Хочу взять такси и поехать прямо в общество дружбы «Сицилия — СССР» (в Риме меня снабдили нужными адресами и телефонами), но никаких машин нет. Захожу в «Алиталию», прошу у дежурного разрешения позвонить. Общество молчит. Звоню домой секретарю общества Лауре Колоянни, и, о, счастье! — мне отвечает приятный женский голос.

— Лаура?

— Си.

— Здравствуйте, Лаура! Я знаю, вы говорите по-русски. Вас приветствует специальный корреспондент «Литературной России». Мне необходимо добраться до мест землетрясения.

— Ну что же, — буднично отвечает она. — Сейчас туда пойдет грузовик с продуктами и одеждой. Я еду тоже и могу прихватить вас. Где вы находитесь? Через час я заеду за вами.

Как здорово все складывается! Но теперь, когда организационная сторона дела вроде бы уладилась, приходит мысль о доме. У меня есть час, чтобы попытаться дозвониться до Москвы.

Телеграф, к счастью, оказывается рядом. Нахожу корпункт, умоляю дежурную срочно связать меня с Москвой, с редакцией и даю ей… домашний телефон.

Сижу, жду, волнуюсь — ведь, кроме всего прочего, ровно в девять я должна быть снова в «Алиталии», куда приедет Лаура. А вокруг корреспонденты всех стран передают срочный материал. «Алло, „Юманите“!», «Алло, „Морнинг-Стар“!», «Алло, „Таймс“!»

Нет, сегодня мне положительно везет — без четверти девять дают Москву. У телефона — мать. «Алло, „Литературная Россия“! — кричу я ей, косясь на прислушивающихся к разговору корреспондентов и дежурную. — Говорит ваш специальный корреспондент».

— Это ты, Юля? Как твое горло? — отвечает мне «Литературная Россия».

— Подробный материал буду передавать завтра. Пока только хочу сказать, что в Палермо все спокойно. Вы меня поняли, «Литературная Россия?»

— Но как все-таки твое горло? — снова спрашивает мать.

— До завтра, «Литературная Россия», до завтра! — я вешаю трубку.

Ну, теперь дома знают, что я жива и здорова! Компанья Лаура Колоянни оказалась маленькой, хрупкой и очень деловой молодой женщиной.

— Скажите мне прежде всего, — набрасываюсь я на нее, — во сколько баллов оценивается землетрясение?

— Этого никто не знает, — пожимает плечами Лаура. — В Палермо сейчас нет сейсмографов. Они разлетелись вдребезги при одном из толчков.

— А как прошла сегодняшняя ночь?

— Слава богу, спокойно.

Садимся в легковую машину. За рулем — Франко Грассо, профессор, преподающий в лицее теорию искусства, человек лет за 50, высокий, худой, юношески подвижный. Внешне он нечто среднее между Дон-Кихотом и Мефистофелем, внутренне — убежденный последовательный коммунист. К защите университетского диплома Грассо готовился… в заключении, куда попал за свои политические убеждения. Для защиты ему разрешили отлучиться из тюрьмы в сопровождении конвоира. А темой диплома было советское изобразительное искусство, и, в частности, творчество Веры Мухиной…

Наша машина должна сопровождать грузовик с продуктами и одеждой, собранными независимой левой газетой «Л'Ора». Такие грузовики, автобусы и легковые машины стихийно потянулись к лагерям беженцев.

Правда, правительство уже выделило большую сумму денег для людей, умирающих от голода и холода в горах Сицилии. Но пока эти деньги станут молоком, хлебом и теплыми вещами, пройдет немало времени. А беженцы уже несколько дней едят только апельсины да мандарины — благо, их рощами покрыты склоны гор. И добровольцы стали ходить по домам Палермо. Каждый давал им, что может — кто бутылку молока, кто буханку хлеба. Нередко хозяйки снимали с постели и отдавали единственную имеющуюся у них теплую вещь — одеяло.

Наш грузовик остановила бедно одетая женщина в черном и сняла с себя все, что могла, — платок, заштопанную кофту и чулки…

Наконец мы вырвались из города. Нам пришлось проделать много лишних километров для того, чтобы попасть туда, куда хотели, потому что дороги были разрушены землетрясением. А в Джибеллино и Кампореале мы и вовсе не смогли пробиться.

Но как только машина стала ввинчиваться все вверх и вверх, в горы, я поняла, что пропала, что, несмотря на неуместность момента, я влюбилась навсегда, влюбилась с первого взгляда. Влюбилась в эти сумрачные неприрученные вершины, в живое теплое золото лимонных и мандариновых рощ, в фантастические кактусовые леса, в невероятные дали, открывающиеся за каждым новым поворотом, в невероятное море, вдруг неожиданно сверкнувшее где-то далеко-далеко внизу.

Сицилия, Сицилия, благословенная страна! Таким должен быть рай. А между тем это ад. Люди, живущие здесь, — самые бедные в Италии, стране, где бедностью никого не удивишь. И за какие грехи обрушилась на них эта страшная кара — «терромото»? Только землетрясения им и не хватало!..

Проскочили Корлеоне — центр мафии. Не сбавляя скорости, проезжаем разрушенные, мертвые, покинутые города. Только в Самбуке какой-то смельчак-оптимист разложил на земле для продажи фрукты, надеясь, по-видимому, на проходящие машины.

Вдоль дороги то и дело парусят на резком ветру привязанные к палке белые платки, майки, трусы. Это sos — сигнал бедствия, молчаливая просьба о помощи. Здесь, на холодной земле, расположились те, у кого под развалинами остались близкие и все их жалкое имущество. Люди в платках, заменяющих пальто, молча провожают нас глазами… А наш грузовик безнадежно отстал, и мы, к сожалению, ничем не можем никому помочь…

Останавливаемся в городке Санта Маргерита Беличе. Профессору Франко Грассо, страстно влюбленному в искусство, хочется сфотографировать руины некоего знаменитого в Италии, воспетого в песнях, замка. На фоне этих развалин он, оказывается, снял и меня с Лаурой. Пожалуй, выражение наших лиц, больше чем все слова, говорят о том, что мы чувствовали, глядя на камни, под которыми, возможно, еще были люди — никто здесь толком не знает, сколько жертв оказались заживо или замертво замурованными… А спасательные работы ведутся пока до отчаяния медленно. Правда, со всех сторон острова стекаются сюда, в район бедствия, добровольцы — в основном студенты и молодые коммунисты. Но много ли они могут сделать голыми руками? А пока не хватает не только бульдозеров, но и простых лопат…

Рядом с разрушенным городом — наскоро раскинутый лагерь «Коммуна Санта Маргерита Беличе». Несколько палаток, битком набитых людьми. До ужаса много детей… Люди просто на земле, у костров, под открытым небом. Холодно. Пронизывающий ветер. И какая-то странная мгла — трудно дышать. Говорят, образовалась она оттого, что неподалеку, в Кампореале, во время землетрясения из земли вырвались два столба горящего газа. С грузовика, на котором написано «Арагона, братьям, пострадавшим от землетрясения», сбрасывают буханки хлеба. Люди ловят их и тут же, на ходу, разламывают дрожащими руками.

Едем дальше, в Монтеваго, город, который газеты называют «столицей отчаянья». Разрушено 98 процентов домов, пока из-под развалин извлечено 50 трупов, предполагают, что в руинах осталось еще не меньше трехсот…

Сколько трагических, обжигающих душу сцен! Вот отец, идущий за носилками, на которых лежат две его девочки — Маргерита, восьми лет, и Розина, прожившая на свете всего несколько дней…

А вот человек над руинами своего дома, который стал могилой его старика отца…