Василий Сидихменов - Китай: страницы прошлого

• Название: Китай: страницы прошлого
• Автор: Василий Сидихменов
• Издательство: Русич
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-8138-0986-6

Книга рассказывает об обычаях, нравах, семейном укладе, поверьях и обрядах китайцев — народа, создавшего одну из самых интересных и во многом загадочных цивилизаций Востока. Автор в увлекательной форме на основе литературных и документальных источников повествует о жизни Китая в период правления династии Цин (XVII-начало XX в.), но не ограничивается этой эпохой, обращаясь к древнейшим традициям и верованиям.

---

Задний носильщик сравнительно легко опустил жерди с плеч на землю, тогда как передний снял их с натертых до крови плеч с таким усилием, будто они впились в его тело. Ни слова не говоря, он бросился к одному из столиков в харчевне и бессильный опустился на скамью. После минутного отдыха он протянул свои руки с пустой чашкой к стоящему здесь же буфетчику, последний быстро наполнил его чашку жидким рисом и передал ему».

Большое значение придавалось церемониалу и вообще всей показной стороне при проведении официальных приемов, банкетов, званых обедов. Разнообразие и изысканность блюд служили признаком богатства и щедрости хозяина. О том, как выглядел обед у высокопоставленного чиновника, можно составить себе представление из описания очевидца.

Едва гости уселись за стол, слуги в белых халатах обнесли их чашками с чаем. Чай издавна считался незаменимым напитком в Китае. В разных районах страны употребляли различные сорта чая. На юге предпочитали зеленый чай, а на севере — черный. Особой популярностью пользовался ароматный цветочный чай: он изготовлялся с примесью лепестков жасмина, розы и других цветов…

Но вот принесли угощение (перед каждым прибором заранее были положены изысканные палочки из слоновой кости). Сначала сладости: очищенный корень болотного растения, жареные грецкие орехи, абрикосовые зерна, пастила из мороженых яблок и многое другое. Считалось, что сладости возбуждают аппетит.

В комнату вошли, семеня крохотными ножками, пестро разодетые певицы. Лица их были сильно напудрены и нарумянены, высокие прически украшены цветами. Они поклонились, сели и стали играть на китайских струнных инструментах и петь тонкими голосами. Гости продолжали трапезу, пили рисовую водку, слушали пение и музыку.

После сладкого слуги внесли закуски: маринованные огурцы в кислом соусе из бобов; ломтики ветчины; вареные утиные лапки; кусочки мяса с уксусом и перцем; чеснок и редьку в уксусе. Но самым лакомым блюдом считались соленые утиные яйца черного цвета.

Подали блюдо из трепангов — один из деликатесов китайской кухни. Трепанг, беспозвоночное морское животное типа иглокожих, водится на дне моря у берегов Китая. Китайские кулинары размачивают мясо трепангов в воде, затем, в зависимости от рецепта, варят или тушат со специями (куриный жир, лук, куриный бульон, соевый соус, рисовое вино, сахар, пряности и т. п.). Блюдо из трепангов не только приятно на вкус, но и питательно: оно содержит большое количество белков, кальция, фосфора, жиров.

Гостей угощали и другими традиционными яствами: плавниками акулы, различными сортами рыб, утиными языками, голубиными яйцами, жареными рыбьими пузырями, раками в чесноке с сахаром, рыбьими мозгами, жареными луковицами лилий и т. д.

Им предложили разные супы, в том числе суп из «ласточкиного гнезда» — дорогое и изысканное угощение. «Ласточкино гнездо» — гнездо морских ласточек особой породы. Оно имеет форму полушария и состоит из полупрозрачного хрупкого вещества грязно-желтоватого цвета. Если такое гнездо разварить в кипятке, то получится желтый суп. Само гнездо разваривается в нити вроде вязиги. «Ласточкино гнездо» высоко ценится не только потому, что его трудно найти, но и за особый вкус. Морские ласточки лепят из своей слюны гнездышко в щелях утесов, у берегов и на островах Южного Китая. В поисках «ласточкиных гнезд» крестьяне с опасностью для жизни карабкались по крутым скалам и берегам. Последняя перемена состояла из шести сортов булочек и пирожков из разного теста с различными начинками. Тут были пресные хлебцы, сваренные на пару, рисовые лепешки с рублеными грецкими орехами, пирожки с чесноком, пирожки с шафраном и жасмином, горячий кисель. Заканчивался обед, как и начинался, чаем.

Особый деликатес в китайской кухне — пекинская утка. Вначале ее потрошили, обваривали, ощипывали и обсушивали, затем поджаривали подвешенной в специальных печах.

В печь, в которой жарилась утка, закладывались сучья фруктовых деревьев — только так блюдо приобретало должный вкус и аромат. Мастера-кулинары подкладывали дрова так, чтобы в печи держалась строго определенная температура. Одновременно они особым шестом непрерывно поворачивали утку в печи, чтобы она прожаривалась со всех сторон. Под действием жара, исходящего от печного свода, жир постепенно растапливался и просачивался наружу, утка покрывалась приятной поджаренной корочкой. Примерно через 50 минут (в зависимости от веса утки) она приобретала темно-коричневый цвет.

Горячую утку резали на куски вместе с поджаренной корочкой. Ели утку так: кусочки мяса клали на тонкие блинчики, поливали густым сладким бобовым соусом, заправляли нарезанным луком и сворачивали в трубочку.

Китайская кухня отличается большим разнообразием, что достигается с помощью огромного количества приправ и специй: они придают изделиям поваров внешнее изящество, увеличивают их питательность, устраняют специфический запах некоторых блюд (баранины, рыбы и др.)* Насчитывается до четырехсот видов различных приправ и специй, из них не менее ста употребляются постоянно.

Разумеется, такие блюда мог позволить себе отведать лишь богатый человек; простолюдину они были недоступны.

* * *

Лицемерие и коварство были неотъемлемыми чертами чиновника Срединного государства. «Если деньги, коварство, интриги, — писал французский наблюдатель Жан Род, — служат главными средствами, с помощью которых мандарин достигает своего высокого положения, то не последнее место занимают также его глубокое лицемерие и совершенное отсутствие личных убеждений. Пламенный реформатор в период торжества передовых идей с такой же легкостью превращается в горячего реакционера в угоду изменчивым настроениям и прихотям двора».

О своих встречах с чиновниками-мандаринами Жан Род рассказывал:

«Внешний вид мандарина вполне соответствует его духовному облику. Жеманный и женственный, облаченный в шитый богатыми узорами шелк своих азиатских одежд, с улыбкой сострадания или радости на устах, приличествующей утонченным требованиям китайского этикета, мандарин, является ли он в образе жирного и грузного властителя или изможденного мистика-монаха, остается самим собою. В неподвижных чертах его непроницаемого лица, скрытого под каменной маской лицемерия и лукавства, вы не уловите ни малейшего отражения мысли, ни одного проблеска чувств. Однажды после оказанного мне в Пекине высоким сановником, близким родственником императора, приема, на котором принц сохранял в течение всей аудиенции выражение окаменелой неподвижности на лице, привычное столько же для аскета, сколько и для курильщика опиума, сопровождающий меня молодой китаец нового направления сказал мне: „О, будьте уверены, милостивый государь, что у этого человека, с виду столь строгого и сурового во время беседы с вами, на уме только одно — женщины и удовольствия!“»

О нравах чиновников Срединного государства можно судить по беседе царского министра С. Ю. Витте с сановником маньчжурского правительства Ли Хунчжаном, прибывшим из Пекина в Россию для участия в торжествах по случаю коронации Николая И. Как известно, 18 мая 1896 г. в Москве на Ходынском поле, где происходило народное гулянье по случаю коронации, произошла страшная давка, в результате чего погибло около двух тысяч человек.

И вот какой разговор состоялся тогда между С. Ю. Витте и Ли Хунчжаном:

— Правда ли, что произошла большая катастрофа и что есть около двух тысяч убитых и искалеченных?

Так как, по-видимому, Ли Хунчжан знал уже все подробности, то я, — пишет Витте, — ему нехотя ответил, что да, действительно, такое несчастье произошло.

На это Ли Хунчжан задал мне такой вопрос:

— Скажите, пожалуйста, неужели об этом несчастье все будет подробно доложено государю?

Я сказал, что не подлежит никакому сомнению, что это будет доложено, и я даже убежден, что это было доложено немедленно после того, как эта катастрофа случилась.

Тогда Ли Хунчжан помахал головой и сказал мне:

— Ну, у вас государственные деятели неопытные. Вот когда я был генерал-губернатором в провинции Шаньдун, то там была чума и поумирали десятки тысяч людей, и я всегда писал богдыхану, что у нас все благополучно. И когда меня спрашивали, нет ли у вас каких-нибудь болезней, я отвечал: никаких болезней нет, все население находится в самом нормальном порядке.

Кончив эту фразу, Ли Хунчжан как бы поставил точку и затем обратился ко мне с вопросом:

— Ну, скажите, пожалуйста, для чего я буду огорчать богдыхана сообщением, что у меня умирают люди? Если бы я был сановником вашего государя, я, конечно, все это от него скрыл бы.

Напрасно Ли Хунчжан пытался «учить» русских чиновников — последние также не отличались честностью. В этом смысле русские цари и маньчжурские императоры находились в одинаковом положении. Дело было в ином: Ли Хунчжан возводил ложь в добродетель и бравировал этим.