Гавриил Троепольский - Собрание сочинений в трех томах. Том 1.

• Название: Собрание сочинений в трех томах. Том 1.
• Автор: Гавриил Троепольский
• Издательство: Центрально-Черноземное книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1977

В первый том Собрания сочинений лауреата Государственной премии СССР Г. Н. Троепольского вошли рассказы и сатирическая повесть «Кандидат наук».

Издание сопровождено предисловием и примечаниями И. Дедкова.

---

— Как это «пока»? — спросил Кондрат.

Алеша помнит, что эти слова Кондрат произнес и настороженно и в то же время угрюмо, с ноткой обиды. Тогда Алеша не нашел ничего сказать, кроме книжных фраз:

— Учиться надо. Будущий тракторист должен быть образованным человеком.

— Рад стараться! — рявкнул Кондрат. И нельзя было понять, шутит он или от души воскликнул. Но неожиданно он хитренько улыбнулся и сказал:

— Кондрат-то будет пахать по радио. Будет. А ты вот, как кончишь институт, удерешь. «Прощай, мать моя — кабина! Поклон тебе, будка-ветродуйка! Алеша, инженер-механизатор, приказал кланяться». Так скажешь. А может, забежишь на собственном автомобильчике и продекламируешь перед той самой будкой: «Ты жива еще, моя старушка? Жив и я. Привет тебе, привет!» А Кондрат будет так же в бригаде Туманова.

И Алеша тогда спросил:

— Кондрат! Ты правду сказал — не уйдешь из бригады?

— Железно!

— Тогда давай руку.

— На!

— Вот тебе мое слово, Кондрат: не уйду я от тракторов, пока не буду управлять по радио. Мы будем управлять.

— Давай, Алеша. Делай! Кондрат за тобой — в огонь и в воду, в пыль и в грязь.

Этот разговор произошел не очень-то давно, месяца два назад. Тогда, на следующий день, Кондрат возил комбайн на уборке, Алеша был в будке и занимался, готовясь к сессии. Подъехала «Победа». Из нее вышли агроном и председатель колхоза. Они подошли к дверце будки, спросили, на каком участке Туманов, и уехали. За всю неделю это первые люди с «большой земли». Они ни о чем не поговорили с Алешей, ни о чем не спросили русоволосого плотного паренька. И так всегда: почти никакого контроля, но и никакого внимания. Вечером на пересмене Кондрат узнал, что были здесь люди, которые отвечают перед народом за хлеб и землю, но не подошли к трактору, не удостоили вниманием Алешу, его друга и будущего инженера-механика. Кондрат ударил картузом о землю, несмотря на ясную и теплую погоду, и выпалил:

— Где же у них совесть, едрена мышь?!

Вот что вспомнил Алеша в кабине трактора.

…Сентябрьские ночи длинные. Борозда тоже длинная. Пролегла она через всю ночь. Алеша не отнимает ладони от рукоятки и вспоминает. И много думает. И мечтает. Он даже видит будущее, этот милый чумазый парень. А Кондрат теперь спит. Он лежит всегда навзничь, раскинув руки, по-богатырски.

Но вот занялась заря. На востоке сначала появилась легкая пленка над горизонтом, и там же звезды стали проваливаться в небо, удаляясь и растаивая, как снежинки первозимья. Свет фар смешался с рассветом, и все стало неясно — и вблизи и вдали. В такие часы надо быть очень осторожным и внимательным: при плохой видимости недолго и огрех сделать и в яр завалиться (было такое с Алешей на первых порах). Чем темнее ночь, тем лучше работать «под фары». С рассветом же нужен глаз да глаз. А спать хочется.

Как хочется спать!.. Трактор урчит и урчит где-то уже под Алешей и чуть позади. Повизгивает все тот же ленивец-«работяга» под погромыхивание гусениц, ритмично рокочет выхлопная — «мадам». Хочется спать: борозда уже почти не ползет под трактор — она то вздрагивает, то, кажется, уходит в сторону. Алеша останавливает трактор, выскакивает из кабины, раздевается до пояса и в сентябрьском предутреннем холоде делает гимнастику. Так лучше всего отогнать сон. И снова пашет, уже с выключенными фарами.

Сбоку трактора, откуда ни возьмись, сел на задние лапки заяц и спокойно умывается, косой, не обращая внимания на машину. Он привык к ней, она его не беспокоит. Даже волк иной раз проходит около трактора, не проявляя никаких признаков беспокойства. Звери считают трактор самым мирным, хотя и могучим существом.

Солнце взошло по-осеннему холодное и желтое. Не поют жаворонки — их уже нет. Не слышно и не видно людей в степи. И вдруг запел бархатный баритон: «Ой, ты, степь, ты, степь! Степь широкая…» То Кондрат отметил начало нового дня.

Агрономы

Новый человек — редкий гость в тракторном отряде. Любого приезжего трактористы видят слету и с одного взгляда решают, получится ли польза от этого человека или он зря приехал. Потом, конечно, несколько дней будут обсуждать посетителя: какой у него плащ, как он говорит, как ходит. Всего по косточкам разберут.

В один из летних дней агроном Федор Иванович и тракторист Степа сидели на краю глубокой борозды. Федор Иванович слушал, а Степа рассказывал. Степа был человек веселого нрава и на язык острый.

«Года два прошло с тех пор, — рассказывал Степа. — Работал я тогда на „ХТЗ“. Известно, трактор дряхлый. Вот он и стал, по старости, метров за тридцать от дороги так, что ко мне надо идти через пашню. Стою — мозгую: какую внутреннюю или наружную боль лечить у старца? Смотрю, остановилась на дороге легковичка. Вылезает из нее женщина с портфельчиком. Средних лет женщина, канцелярской закваски. Ну, шляпка на ней, конечно. — Тут Степа ухмыльнулся, прищурил глаз и надвинул на него уголок козырька, чтобы не терять серьезности. — Да. Подошла к пашне и кричит:

— Тракторист! Товарищ тракторист!

— Рад стараться! — кричу ей в ответ.

— Подойди-ка сюда!

— А вы кто будете?

— Я, — говорит, — из областного управления сельского хозяйства: агроном.

— Тогда, — отвечаю, — можно. А вы по какому делу?

— По зяби-и!

— По зяби — можно. Вот сейчас налажу трактор и тогда — сию минуту!

Поняла она, что я к ней вряд ли пойду. Вижу: наступила на пашню, попробовала ногой, трошки постояла и тронулась ко мне решительным шагом. Тут-то и обратил я внимание, что на ногах-то у нее туфельки с худыми носами и совсем без пяток».

— Босоножки, — пояснил Федор Иванович.

«Идет агрономша ко мне, а у нее из носочков земля прыщет: свирк! свирк! Полны-ы туфельки земли! Подходит она ко мне. Смотрю я на ее обуву и говорю:

— С такой-то сбруей по зяби негоже ездить.

— А тебе, — говорит, — трудно было подойти?

— Извиняюсь! Не учел обмундирования.

Она, конечно, все всерьез принимает. Я — тоже, вполне серьезно. Дело выясняется, что она едет по проверке данных: в райзо — одни данные по зяби, а в МТС — другие. Вроде бы ей задание — выяснить, кто лучше сводки делает: райзо или МТС.

— Я, — говорит, — проверяю эти сводки. Нет у вас в районе правильного учета. Вот, беру на выборку. За вашим отрядом значится семьсот гектаров. Правильно это?

— Нет, — отвечаю. — Мы запахали шестьсот.

Тут она ухватилась за голову и, скажи, ну прямо пропела, как Сильва:

— Ой, ой, ой! Третья цифра получается!

— А что ж, — подтверждаю, — и получается. Один пашет, а трое учитывают. А вам, как я понимаю, требуется не то, сколько я спахал, а то, кто обо мне правильную сводку дал.

Посмотрела она на меня критически и возражает:

— Мне сейчас не до рассуждений.

Я это присматриваюсь на ее руки и вижу: пятнышко на среднем пальце вдавлено и чернильное окружье вокруг этого пятна. Пишет много, думаю про себя. И ручка не совсем удовлетворительная — пачкает. Разговариваем мы таким манером, а я тем временем трактор лажу. Неполадки, к счастью, оказались пустяковыми — отказали две свечи. Я одну — „на разрыв“ поставил, другую заменил. И делаю вид, что мне надо ехать. В заключение говорю ей:

— Никому дела нет, как я спахал. А вот спрошу-ка вас: почему у меня, на плуг каменюка в три пуда навалена?

— А ведь и правда! Зачем?

Отвечаю ей:

— Хоть вы и не заметили той каменюки, а она является фактом. Плуга нет настоящего на „ХТЗ“. Половина тракторов этой марки не пашет зяби по этой причине. Вот это — плуг старый, ему в субботу сто лет: не навали груз — не спашешь. А я ухитряюсь давать качество.

Тут я завел трактор и поехал. Оглянулся назад: стоит она и вслед мне смотрит. Право слово, мне даже жалко ее стало: может быть, думаю, человек учился в институте, а пропадает ни за грош. И на каменюку внимания не обратила и глубину не смерила. Ни укорила, ни похвалила. Одним словом, отставший от жизни человек».

Степа безнадёжно махнул рукой.

— А как ее фамилия? — спросил Федор Иванович.

— Неизвестно. Прозвали ее в отряде «Сильва».

— И не видел ее больше ни разу?

— Нет. А хорошо бы увидеть. Где-то она теперь.

— Кто ж ее знает, — ответил Федор Иванович. Он помолчал немного и сказал — да-а… Плохо, Степа, если такие «Сильвы» иногда попадают «по разверстке» в МТС. Женского они рода или мужского — все равно плохо.

— Я так понимаю, — сказал Степа, — партия говорит, чтобы агрономов из канцелярии — в поле! А какой-нибудь начальник сидит и соображает: «Себе-то надо оставить хороших, а „Сильву“ — в поле».

— Возможно, — неопределенно сказал Федор Иванович.

Оба помолчали, прислушиваясь к звуку трактора «У-2». На нем работал подсменный Степы. Но оба, видимо, думали об одном и том же.