Ярослав Карпович - Именем закона. Сборник № 1

• Название: Именем закона. Сборник № 1
• Автор: Ярослав Карпович
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Детектив
• Год: 1989
• ISBN: 5-265-00993-0

В первом сборнике представлены повести современных советских авторов, рассказывающие о самых разных аспектах работы и жизни правоохранительных органов: о далеко не однозначной работе милиции в условиях перестройки; о частном расследовании разного рода преступлений — это достаточно новая тенденция в советском детективе; о трагической судьбе сотрудника госбезопасности в тридцатые годы; о судьбе военного разведчика, и, наконец, раздел «Из прошлого» познакомит читателя с записками начальника Московской сыскной полиции начала века.

Повести остросюжетны, в основе каждой из них непростые человеческие судьбы, авторы сборника — известные и совсем незнакомые писатели.

---

И вдруг он с ужасом подумал, что из истинно порядочного человека ничего и никогда вытеснить невозможно. Просто что-то изменилось в нем, надломилось, а может быть, и исчезло совсем… Но так было жаль несостоявшейся мечты и времени, не отданного безраздельно чувству, смыслу, тому единственному в жизни, что было в конце концов ее сущностью… «Как глупо, — думал он. — И Блаженный Августин тут совсем ни при чем. Я просто-напросто трус…»

Что ж, он по-прежнему любил Таню, этот главный вывод из случившейся вдруг слабости он сделал непреложно, все же остальное… Бог с ним. Об этом никто, кроме него, не знает и не узнает никогда.

…А Москва встретила трелями трамвайных звонков, шумом и гамом, рвущимися в небо гирляндами разноцветных шаров. Перед вокзалом маршировала колонна в футболках и кепках, самые мускулистые несли на вытянутых руках соломенное чучело Муссолини в черной рубашке. Старший, с красной повязкой и латунной трубой, хрипел простуженным голосом: «По моей команде роняем дуче вниз головой и дружно выкрикиваем пламенный привет итальянским рабочим! Внимание, раз-два-три!» И колонна напористо скандировала: «До-лой! Да-ешь! При-бьем! Как вошь!» О, как просто опрокидывался и упразднялся фашизм, каким смешным и беспомощным выглядел главный враг… Всего лишь набитая соломой кукла, которую можно без труда повалить и даже сжечь…

В трамвае задремал на мгновение (две бессонные ночи в поезде взяли свое, а не спалось из-за горьких и даже горестных мыслей — вот предстоит встреча с Москвой, молодостью, начальством, а что толку? Слабо он верил в возможный толк…), а когда очнулся, в грязноватое трамвайное окно уже вплывала знакомая площадь с затейливым фонтаном посередине: среди вздымавшихся к небу струй суетились путти (сейчас струй не было, но у Сергея взыграло могучее профессиональное воображение). К этому фонтану он часто приходил в былые годы — подумать, помечтать, просто отдохнуть…

И показалось на мгновение, что окончился заурядный служебный день — без побед и без особых поражений (не вечно же плакать из-за измены резидента на Ближнем Востоке Агабекова?), и трамвай везет домой, на Арбат, в бывший дворянский особняк хороших кровей, а ныне коммунальную квартиру упорядоченного соцбыта. И охватило неясное томление… Попервости Сергей даже не понял, что именно его томит, но, наткнувшись взглядом на огромную зеркальную витрину, в которой плыли кучевые облака, различил за ними нескончаемые круги сыро- и просто копченой колбасы и вдруг ощутил ее резкий пряный запах, неведомо как проникший сквозь толстое стекло, поймал взором благородно-желтоватый сыр, истекавший зрелыми, добротными слезами, а уж от бадеек с разного рода икрой (салфеточной, паюсной, зернистой, красной и всяко еще иной) оторваться не смог совсем. И здесь Сергей понял, что голоден и следует немедленно запастись всей этой роскошной провизией. Он вошел в гастроном…

Тут никого не было, упитанная продавщица колбасного отдела оживленно переговаривалась с воблообразной кассиршей неопределенного возраста. Эта неопределенность заметно усиливалась изрядно повытертой горжеткой из чернобурой лисы, кокетливо переброшенной через плечо и небрежно закрученной вокруг тонкой и длинной шеи. «И жакет забрал? — услышал Сергей. — Тот самый? Заграничный?» — «На спине три разреза, подбит тибетским горностаем, я даже не успела спороть пуговиц», — задыхалась кассирша. «Господи…» — «Марлена Виленовна носила одну в ювелирный, — они позолочены!» — «С ума сойти…»

Сергей кашлянул, потом, пробиваясь сквозь нескончаемый поток, произнес длиннейшую тираду, суть ее сводилась к тому, что все надобно тщательно порезать и упаковать и конечно же не забыть пару свежих французских булок и приправу: горчицу, соль, перец и соус провансаль. «А буженина сочная?» — «Не пробовала». — «Но глаза-то у вас есть? Я вижу, что сочная. Не нужно. Я люблю сухую. Сколько с меня?» — «Двадцать сорок». — «А попить что-нибудь?» Давясь возмущением, продавщица начала перечислять сорта водки и коньяка, но Сергей неумолимо покачал головой: «Ситро». Здесь в магазин ворвалась с воплями и гиканьем стайка пионеров в сакраментальной униформе: белый верх, черный низ, на красных галстуках зажимы с пламенем костра; самый длинный и тощий тоненько выкрикивал: «Тянучки, тянучки, тянучки!», маленький и толстый с никелированным горном в руке уставился на черный костюм Сергея, словно на саван, потом сжал губы: «Что в Германии, знаете?» — «Нет». — Сергей еще не читал утренних газет. «Только что передали по радио: Гитлер и другие руководители НСДАП обещали классовый мир, а сами строят новые концлагеря и загоняют в них всех несогласных с режимом! Угроза фашизма становится реальной!» Он втиснул в мундштук толстые губы и издал совершенно неприличный звук. «Какой ужас… — прошептала продавщица. — Мальчик, а разве Гитлер за социализм?» — «Он поработитель-тиран. А тянучки тянутся? А то в тот раз одна ка-ак прилипла. У меня кариес, мне надо твердые».

Сергей вышел на улицу, у него разболелась голова. Что ж… дети тоже жили активной политической жизнью, они готовились к будущим классовым битвам, это было главным и в их школьном бытии, да и во всей последующей жизни, пожалуй… Откуда только взять потом платонов и невтонов… Кто станет Пушкиным? Да и в прочих безднах познания совершенно явно не намечалось уже ничего, кроме «Будь готов!» — «Всегда готов!». Печально это. Очень печально…

И словно в подтверждение грустных размышлений рядом с магазином остановился грузовик, на котором чернел постамент с черепами, а на нем — огромный гроб красного цвета с белым кругом посередине и жирно нарисованной свастикой. Пионеры выскочили из магазина, окружили грузовик, крики восторга сделались неистовыми, старший пионервожатый с тщательно уложенным зачесом выбрался из кабины и захлопал в ладоши: «Тихо-о! Равняйс-сь! Построилис-сь! Начали-и!» «Марш ле-евой, два-три-и, марш ле-евой, два-три-и, — дружно взвились голоса. — Встань в ряды-ы, това-арищ, к на-ам…» — «Нажимайте-е, нажимайте-е!» — кричал между тем старший шоферу, который взобрался в кузов и манипулировал у гроба. «Не открывается!» — «Вы не умеете-е! — Вожатый прыгнул через борт и навалился на гроб, крышка щелкнула, в гробу сел манекен, разделанный под Гитлера. Косая челка доставала до подбородка. — Ги-итлер рабо-отает, прекраасно-о, дети-и, ко мне-е!» Еще четверо перебрались через борт и попытались поставить крышку на место, но Гитлер продолжал сидеть как ни в чем не бывало. Старший утер пот и безнадежно посмотрел на Сергея: «Что посоветуете?» — он ужасно растягивал окончания. «Это приобретает нежелательную политическую окраску», — значительно проговорил шофер и тоже посмотрел на Сергея. Если бы они знали, кто стоит перед ними…

Между тем Сергей уже входил в будку телефона-автомата и набирал номер своего бывшего начальника…

…В кабинете Ивана Ивановича (так звали начальника) Сергей аккуратно распаковал покупки: «Тарелки у тебя есть? Ах, не принято? Ну и прекрасно, разложим в блюде от графина. А чай?» Чаю Иван Иванович приказал незамедлительно — с некоторым, впрочем, недоумением: «Могли бы потом и в ресторан, ей-богу… Ну что за нетерпение, право…» — «Оголодал, — кратко объяснил Сергей и с хрустом впился в булку. — А ты чего ждешь? Икра наисвежайшая, такую Шаляпин обожал во время оно…» — «Ты приехал говорить со мной о Шаляпине? — Иван Иванович нехотя окунул ломоть пышного белого хлеба в икру и еще более неохотно сунул его в рот. — Не трать времени. Оно принадлежит не нам». — «Кому же?» — «Сергей, я совсем не расположен шутить. Ты оторвался от жизни центрального аппарата и многого теперь не поймешь. Оставим это. Излагай».

И Сергей рассказывал часа полтора, он умел быть кратким, если того требовали обстоятельства. «Н-да… — протянул Иван Иванович, тщательно подбирая с пергаментной бумаги крошки сыра. — Удружил, нечего сказать…» — «Чем же?» — «Вчера нарком подписал решение коллегии: Сцепура награжден знаком «Почетный чекист». А это тебе не «Ворошиловский стрелок», если ты разбираешься… Ну что ж… Формально Сцепура прав. У тебя нет фактов, основы нет. Мы привыкли работать по старинке, и ты тоже не избежал всеобщей участи, не спорь… — Иван Иванович мечтательно вздохнул. — Верю: придет время, и мы будем работать иначе. Математическая формула, на кончике которой — вражеский агент».

— Ну, до этого еще надо дожить, — снисходительно улыбнулся Сергей. — А много ли нас доживет? Задай себе честный вопрос и так же честно ответь на него. То-то… Сегодня определяет все та же печенка, Ваня… У кого-то она лучше, у кого-то хуже, но интуиция — в основе нашей работы, да и всегда будет в основе, даже при твоей формуле. Только знаешь, что я тебе скажу? Интуиция эта — не только сумма эмпирического и дискурсивного познания, это еще и категорический императив. Знаешь, что это такое?