Максим Оськин - Крах конного блицкрига. Кавалерия в Первой мировой войне

• Название: Крах конного блицкрига. Кавалерия в Первой мировой войне
• Автор: Максим Оськин
• Издательство: Яуза, Эксмо
• Жанр: Военная история
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-38556-0

В начале XX века большинство военных теоретиков предрекали, что в грядущей войне главной ударной силой станет кавалерия — неудержимые конные лавы будут сметать врага, преследовать и рубить бегущих, перехватывать тыловые коммуникации, сеять хаос и панику и, в конечном счете, решать исход боевых действий… Первая мировая война разрушила все эти надежды — именно кавалерия стала первой жертвой «позиционного тупика»: пулеметы в считаные секунды выкашивали целые эскадроны, под ураганным артиллерийским огнем любая атака в конном строю превращалась в самоубийство. На Западном фронте конницу фактически списали со счетов уже осенью 1914 года; на Восточном, где боевые действия носили более маневренный характер, кавалерия сохранила некоторую боевую ценность, но и здесь ее использовали больше для разведки или как ездящую пехоту. Эта книга — лучшее на сегодняшний день, самое авторитетное и содержательное, исчерпывающе полное исследование боевого применения русской кавалерии на фронтах Первой мировой. Это — история заката самого «аристократичного» рода войск, началом конца которого стала Великая война.

---

Но в ходе войны выяснилось, что стратегическая кавалерия должна иметь самостоятельные, в смысле выполнения оперативной задачи, операции, тесно связанные с общим планом действий армии или даже фронта. В этом случае конница совершает глубокий прорыв в тыл и фланг расположения противника: «Содействие армии самостоятельной конницей выразится либо в развитии прорыва неприятельского фронта на данном участке поля сражения, либо в виде заполнения прорыва или противодействия ему на собственном фронте. В виде преследования частей противника или в прикрытии своей армии в пределах поля сражения, в производстве охватов или в противодействии им, то есть в действиях на ближних флангах своей армии. В работе в ближнем тылу, направленной для внесения беспорядка в полосе резервов и ближайших к боевой линии органов боевого и продовольственного снабжения армии. К работе самостоятельной конницы по непосредственному содействию армии относится также использование конницы как маневренного подвижного резерва, а равно и для окопной службы».

В любом случае в 1915 году русская конница была вынуждена вести оперативные оборонительные действия. В периоды тех операций, что влекли за собой большие потери в личном составе пехоты, кавалеристы спешивались и занимали окопы, ведя позиционную борьбу. Кризис пополнений, испытываемый русской Действующей армией в 1915 году, наряду с кризисом вооружения часто побуждал военачальников отправлять конницу в окопы. Участник войны пишет, что в позиционной войне «конница обычно в мировую войну занимала участки боевого фронта, которые, по местным условиям, затрудняли ведение наступательных действий в крупном масштабе и где достигалась возможность ограничиться наличием незначительных огневых средств… К применению конницы для окопной службы следует прибегать в крайних случаях, так как гораздо целесообразнее, пользуясь подвижностью конницы, применять ее в качестве резерва»[196].

Как бы то ни было, за редчайшими исключениями, русская конница в 1915 году практически ни разу не смогла повлиять на исход операции. Причин этому много, и приоритетная среди них, наверное, — мощь огневого поражения. Однако же, по признанию немцев, русские кавалеристы не умели развивать достигнутый успех, ограничиваясь выполнением локальной тактической задачи. Так, М. Позек пишет, что во время боев под Свенцянами в сентябре 1915 года русская конница «проявила особенность, вообще свойственную русским, — останавливаться, прорвав наши иногда до смешного слабые линии и довольствоваться достигнутым успехом, вместо того чтобы использовать его дальше. Эта привычка русских позволила нам выйти и в этот период из ряда затруднительных положений [прорывы германских рубежей у Поставы, у Козяны, у озера Оболе, южнее и западнее озера Дрисвяты; порой на двадцать километров в глубину обороны], оставляя нам время для подвода резервов и ликвидации успеха противника»[197].

В преддверии кампании 1916 года Ставка решила усилить огневую мощь кавалерии. Уже весной было очевидно, что для русской Действующей армии предстоящее лето будет носить наступательный характер. Во-первых, к этому обязывали союзные соглашения в Шантильи, в главной квартире французского командования. Во-вторых, после начала Битвы за Верден стало ясно, что в 1916 году немцы переносят свои главные усилия на Западный фронт. В свою очередь, австро-венгерское командование намеревалось предпринять решительное наступление на Итальянском фронте. В своем оперативно-стратегическом планировании австро-германцы исходили из того, что русские, казалось бы, надломленные тяжелыми поражениями 1915 года, уже не смогут предпринять широкомасштабного наступления. Продолжение вторжения в Россию не сулило перспектив, так как каждый удар на Востоке ослаблял немцев на Западе. Поэтому австро-германцы решили ограничиться на Восточном фронте стратегической обороной. Провал Нарочской наступательной операции марта месяца, по оценкам, только подтверждал уверенность германского Большого Генерального штаба в пассивности русских в кампании 1916 года вследствие невозможности взлома австро-германской обороны.

Однако русские были полны уверенности в своих силах и готовились к широкомасштабному наступлению. Итог его планированию был подведен на Совещании всего высшего генералитета в Ставке Верховного Главнокомандования (Могилев), где было решено наступать всеми тремя фронтами одновременно. То есть в первый раз после августа 1914 года русские армии (одиннадцать единиц) в составе трех фронтов (Северный, Западный, Юго-Западный) должны были наступать все вместе. На Кавказе русская Кавказская армия ген. Н.Н. Юденича уже зимой одержала блестящую победу в Эрзерумской наступательной операции и не собиралась останавливаться на достигнутом. Соответственно предстоящим обширным задачам должны были готовиться и войска.

Приказ начальника штаба Верховного Главнокомандующего ген. М.В. Алексеева от 5 марта 1916 года гласил: «Сформировать при каждом кавалерийском полку особый стрелковый (пеший) эскадрон… В каждой кавалерийской дивизии означенные эскадроны свести в дивизионы, с придачей последним по одной пулеметной команде, вооруженной пулеметами системы Кольта». В состав стрелковых дивизионов офицеров должны были дать кавалерийские полки, а солдаты набирались: 1 из строевого состава кавалерийского полка, временно не имеющего лошадей; 2 из запасных кавалерийских полков; 3 из запасных батальонов фронта. Штат такого пешего эскадрона (дивизиона) — 4 офицера, 236 солдат, 15 нестроевых.

Спешивание части кавалеристов предпринималось еще в ходе боев 1915 года, но тогда стрелковые дивизионы носили временный характер и образовывались вследствие нехватки строевых лошадей либо для усиления оборонительных порядков тех кавалерийских соединений, что закрывали «провалы» в общем фронте. Предполагалось, что стрелки при кавалерийских дивизиях существуют как непродолжительное явление. Однако русское командование трезво оценивало положение вещей и учитывало, что конский состав тает, что кавалерийские дивизии не оправдывают своего назначения в позиционной войне, что в новых условиях (вместо маневра 1914—1915 гг. — прорыв неприятельской обороны с последующим его развитием) большого количества конницы не нужно. Как указывал Б.М. Шапошников, «мировая война с ее громадными потерями в конском составе привела конницу армий Западной Европы к принудительному спешиванию. Русская конница мировой войны стояла лишь в преддверии этого, начав сокращаться в численном своем составе и отдавая часть лошадей для более могущественного рода войск — артиллерии»[198].

Следует сказать, что противник гораздо раньше русских перешел к реформированию кавалерии, причем это реформированию было в первую голову связано именно с сокращением числа именно кавалеристов в конных подразделениях. В Австро-Венгрии уже к началу 1916 года из безлошадных всадников при каждой кавалерийской дивизии были сформированы стрелковые дивизионы[199]. В то же время конница спешивалась, занимая наиболее выгодные для ведения обороны участки в общем оборонительном фронте. Кавалерийский полк к маю 1916 года имел четыре эскадрона по сто двадцать сабель, а четырехполковая кавалерийская дивизия — два-три стрелковых дивизиона.

Так, именно спешенная кавалерия вкупе с Польским Легионом не позволила двум русским кавалерийским корпусам пробиться к Ковелю в завязке Брусиловского прорыва (подробнее — ниже, в последней главе). Летом 1916 года сформированные при австрийских кавалерийских дивизиях стрелковые дивизионы были развернуты в полки — каждый стрелковый полк по три дивизиона в четыре пеших эскадрона (сохранение прежней структуры). Кроме стрелковых полков, часть кавалерийских полков имела пешие эскадроны, в которых состояли безлошадные люди кавалерийского полка, использовавшиеся в качестве ближайшего пополнения. Теперь количество пеших стрелков в кавалерийских дивизиях стало превышать число собственно конников. Когда в 1916 году австрийские пехотные дивизии перебрасывались в Италию (до Брусиловского прорыва), то войсковая конница этих дивизий осталась на Востоке, причем эти эскадроны в основном придавались кавалерийским дивизиям и кавалерийским бригадам, служа, следовательно, пополнением для армейской кавалерии[200].

К 1917 году австрийский кавалерийский полк официально стал состоять из двух дивизионов — конного и стрелкового. Это — следствие спешивания кавалерийских дивизий из-за нехватки конского состава. Войсковая конница теперь имела не более восьмидесяти конников на пехотную дивизию, причем все, что возможно в отношении человеческого и конского материала, было передано в состав кавалерийских дивизий. А 2-я и 10-я кавалерийские дивизии были окончательно спешены, причем лошади передавались в артиллерию[201]. В итоге к 1917 году большая часть австрийских кавалерийских дивизий была спешена и переформирована в стрелковые полки.