Антон Деникин - Старая армия

• Название: Старая армия
• Автор: Антон Деникин
• Издательство: Айрис-Пресс
• Жанр: О войне
• Год: 2005
• ISBN: 5-8112-1411-1

Два выпуска книги «Старая армия» (1929 и 1931 гг.) посвящены различным аспектам жизни Русской Армии с 90-х годов XIX века до Первой мировой войны. В воспоминаниях кадрового офицера предстают яркие картины жизни и быта военной среды — от юнкерского училища до Академии Генерального штаба, от службы в артбригаде в захудалом местечке на западной границе Империи до военных смотров в столичном Петербурге. Очень ценными представляются наблюдения автора о взаимоотношениях Армии и общественности накануне революции 1905 г. и Великой войны. Отчуждение образованного слоя русского общества от Армии обернулось впоследствии непоправимой трагедией для всей страны.

---

Еще сильнее оно должно было быть у тех, кто составил бы представление о литературном стиле и способностях Антона Ивановича по цитированной уже нами книге Василевского-Не-Буквы, опубликованной за четыре года до этого и содержащей критический разбор первых двух томов «Очерков Русской Смуты», причем критику нельзя назвать иначе, как уничтожающей. «Генерал А. И. Деникин — хороший оратор. Речи его, приведенные на страницах книги, несколько театральны, но ярки, образны и убедительны», — признает He-Буква, чтобы немедленно обрушиться на автора «Очерков»: «Но писатель А. И. Деникин — плохой. Книга его написана тускло, без таланта и без умения. Материал расположен бессистемно, книга загромождена длиннотами и повторениями. Чтобы разобраться в материале, приходится расчленять беспорядочно связанное и соединять разбросанное»; «Книга А. И. Деникина — раньше всего, изумительно бестемпераментная книга. У автора нет лица. Никак не определить, что любит, что ненавидит, какому Богу молится этот человек»; «У автора нет вкуса к деталям, он не чувствует, что именно здесь, в этих маленьких штришках гораздо больше, чем во всех его рассуждениях, отражается подлинная жизнь высоко интересной эпохи, подлинный аромат, настоящая музыка революции (заметим в скобках, что вряд ли что-либо было в действительности так чуждо Деникину, как эта претенциозная «музыка революции», явно заимствованная из бесстыдно-демагогической статьи А. А. Блока. — А.К.). Автор предпочитает отдавать свое внимание длинным и тусклым рассуждениям, и отдельные детали, «изюминки», приходится лишь разыскивать, вылавливать в разных местах многотомной книги»{135}. Основываясь на таких отзывах, их «героя» еще можно представить в роли мемуариста или историка (хотя результат и в этом случае должен был быть удручающим), но уж пробовать силы в художественной литературе и тем более публиковать плоды своего вдохновения ему не следовало бы ни в коем случае.

К счастью, все цитированное неправда, — и суждения He-Буквы оставляют выбор лишь между двумя возможными их первопричинами: абсолютной глухотой как литературного критика или предельной степенью ангажированности, рабским усердием в зарабатывании себе «возвращения» из кратковременной эмиграции (в том же году, когда в Берлине вышел его антиденикинский памфлет, Василевский переехал в СССР). На самом деле, уже в «Очерках Русской Смуты» непредвзятый взгляд сразу же различит и индивидуальность стиля, и его эмоциональность, и склонность подмечать незначительные подробности, характерные реплики, и — не притянутую искусственно, но вполне органичную для автора — потребность подытоживать подробное изложение событий или свои рассуждения лаконичным и запоминающимся выводом, ярким образом, энергичной завершающей фразой… Что же касается рассказов Деникина, — предоставим судить об их литературных достоинствах литературоведам, а прежде всего — читателям, но при любых оценках нельзя отрицать, что «Офицеры» — не беллетризованная публицистика, а именно художественное произведение, что написана книга уверенной рукой, что ее автор умеет создавать достоверные и жизненные, лишенные ходульности образы, вызывать сочувствие к своим героям, что и такие важные показатели стиля, как способность построить живой диалог, охарактеризовать действующих лиц одной-двумя репликами, также присущи Деникину-беллетристу. Более того, его обращение, а вернее — возвращение к уже испробованной беллетристической форме для внимательного наблюдателя отнюдь не было странным, коль скоро даже в первый том «Очерков» Антон Иванович включил (глава XXV) фрагмент, снабженный авторским примечанием: «Я облек картину армейского быта в форму рассказа. Но всякий малейший эпизод, в нем приведенный, есть реальный факт, взятый из жизни»{136}, — и полностью вошедший под заглавием «Пролог» в сборник «Офицеры»{137}.

Надо сказать, что помимо незначительной стилистической правки Деникин внес в этот рассказ и изменения, которые стоит отметить. Так, он заменил фамилию солдата-комитетчика, одного из тех, кто разваливал Армию в 1917 году, и едва ли не агента немцев, с «Соловейчик» на «Нейман» (и соответственно убрал реплику старого фельдфебеля: «А будет то, что Соловейчики над нами царствовать будут, а мы у них на положении, значит, скота бессловесного, — вот что будет, ваше благородие!..»); претерпели корректировку и центральные фигуры повествования — поручик Альбов и капитан Буравин, причем первый в результате потерял некоторые индивидуальные черты, второй же приобрел новые, резко изменившие его облик.

Автор снял упоминание, что Альбов «задолго до войны», студентом, «увлекался народничеством» — «бывал и в деревне, и на заводе, и находил «настоящие» слова, всем доступные и понятные»; но здесь нет какого-либо предубеждения против офицеров военного времени с былыми «передовыми» взглядами (таков поручик Ковтун из рассказа «Враги»): Альбов, «лишившись прошлого», стал образом более собирательным, а его слова, обращенные к революционизированной солдатне — «…Мы, которые вместе с вами вот уже четвертый год войны несем тяжелый крест — мы стали вашими врагами?! Почему? Потому ли, что мы не посылали вас в бой, а вели за собою, усеяв офицерскими трупами весь путь, пройденный полком? Потому ли, что из старых офицеров не осталось в полку ни одного не искалеченного?» — приобрели, быть может, большую силу. Деникин подчеркнул в Альбове «непредрешенческие» черты, — «…Право, я и сам теперь не знаю толком, — что будет лучше, целесообразнее после этакой встряски…» (монархия или республика), — и, напротив, конкретизировал образ Буравина, который вместо немного расплывчатого: «Ну да, я чту полковое знамя и ненавижу их красные тряпки. Я приемлю революцию. Но для меня Россия бесконечно дороже революции. Все эти комитеты, митинги, всю ту наносную дрянь, которую развели в армии, я органически не могу воспринять и переварить», — теперь исповедует свой символ веры гораздо решительнее: «А для меня вот нет сомнений… Да, я предан своему Государю, и никогда из меня не выйдет республиканца. Я чту полковое знамя и ненавижу их красные тряпки. Я не приемлю революции — как бы это сказать — ни разумом, ни нутром» (естественно, с тем же заключением о «комитетах, митингах» и прочей «наносной дряни»). Очевидно, Деникин почувствовал необходимость («нужно писать правду») подчеркнуть в одном из героев непреклонные монархические идеалы, выбрав для этого из всех персонажей офицера, беззаветно преданного даже не службе, а служению («Восемь лет служу, нет ни семьи, ни кола, ни двора. Все — в полку, в родном полку. Два раза искалечили; не долечился, прилетел в полк…»), вытаскивавшего своих раненых солдат из-под огня, а в годину революционного развала в одиночку «каждую ночь» идущего на разведку и гибнущего от чужой ли, «своей» ли пули.

Впрочем, наблюдения над авторской правкой «Пролога» увели нас в сторону от вопроса, что же заставило Деникина, после создания капитального исторического труда и в преддверии исторических же по сути очерков «Старой Армии», облечь свои мысли в беллетристическую форму? Полное проникновение в тайны авторского вдохновения, разумеется, невозможно, — но, думается, причины следует искать в живом, непосредственном мировосприятии Антона Ивановича, как мы уже не раз отмечали, в гораздо большей степени уделявшего внимание конкретным людям с их взаимоотношениями, чем отвлеченным «идеологическим» понятиям и рассуждениям. Знаменательное обстоятельство: во фразе из приведенного нами выше письма Лукомскому— «Нужно или не знать, или невнимательно относиться к моим писаниям, чтобы не видеть, с каким признанием и любовью я всегда относился и отношусь к русскому офицеру» — первоначально стояло «к офицерству», но Деникин исправил, и в этом исправлении, как в капле воды, отразился весь. Объектом любви и признания для него является не абстрактное, обобщенное и в сущности безликое понятие, а — по отдельности и в совокупности — те живые подвижники русского воинства, к которым весною 1917 года обращался он со страстною речью:

«Вы — бессчетное число раз стоявшие перед лицом смерти! Вы — бестрепетно шедшие впереди своих солдат на густые ряды неприятельской проволоки, под редкий гул родной артиллерии, изменнически лишенной снарядов! Вы — скрепя сердце, но не падая духом бросавшие последнюю горсть земли в могилу павшего сына, брата, друга! Вы ли теперь дрогнете? Нет!

Слабые — поднимите головы. Сильные — передайте вашу решимость, ваш порыв, ваше желание работать для счастья Родины, перелейте их в поредевшие ряды наших товарищей на фронте. Вы не одни: с вами все, что есть честного, мыслящего, все, что остановилось на грани упраздняемого ныне здравого смысла. […]

Пусть же сквозь эти стены услышат мой призыв и строители новой государственной жизни (обращение в первую очередь ко Временному Правительству. — А. К):