Сергей Соловьев - Рассказы из русской истории 18 века

• Название: Рассказы из русской истории 18 века
• Автор: Сергей Соловьев
• Жанр: История

В предлагаемое вниманию читателей трехтомное собрание сочинений великого русского историка С.М.Соловьева (1820–1879) вошли либо не переиздававшиеся после их первого выхода в свет произведения автора, либо те его труды, число переизданий которых за последние сто лет таково, что они все равно остаются неизвестны массовой аудитории.

Подбирая материалы к трехтомнику, составители, прежде всего, стремились как можно более полно (разумеется, с учетом компактности данного издания) представить взгляды С.М.Соловьева на различные проблемы истории России, начиная с эпохи Киевской Руси и заканчивая царствованием императора Александра I. При этом, по возможности, соблюдался хронологический принцип распределения подобранного материала первого, второго и третьего томов. Исследовательским работам С.М.Соловьева предпосланы его автобиографические записки, позволяющие читателю взглянуть на личность великого историка его собственными глазами. Издание снабжено комментариями и открывается вступительной статьей, содержащей краткую характеристику научного наследия С.М.Соловьева.

---

Несмотря на то, однако, что светлейший князь достиг правительства, положение его было гораздо опаснее, чем прежде: в предшествовавшие царствования он был крепок сильною привязанностию к нему и Петра и Екатерины; но эта привязанность вовсе не перешла по наследству к сыну царевича Алексея. Пока император, по молодости, по привычке, подчинялся еще влиянию Меншикова; но Петр не всегда будет молод; он еще не женился на дочери Меншикова, да если б и женился? История царицы Евдокии Федоровны и Лопухиных была у всех в свежей памяти. Случай ускорил столкновение и развязку: Меншиков летом же 1727 года опасно заболел и должен был выпустить из глаз молодого императора, который вышел на волю, подчинился другим влияниям, которые давали приятнее себя чувствовать. Выздоровев, светлейший захотел опять натянуть ослабевшие бразды, но тут начались столкновения; не велит Меншиков исполнять приказания молодого человека, и услышит слова: «Я тебя научу помнить, что я император». Мы видели, как Меншиков избавился от Толстого; но оставался еще беспокойный человек, не попавший в девьеровское дело: то был Ягужинский. Меншиков решился выжить и его из Петербурга; но тут, когда дело пошло о родном человеке, обнаружил движение и уклончивый Головкин, тесть Ягужинского. Император, отправляясь в Петергоф, заезжает по дороге к Головкину: тот рассыпается в жалобах на Меншикова по поводу удаления Ягужинского. Петр принял к сердцу дело и, приехав в Петергоф, настойчиво говорил Меншикову, чтоб Ягужинский был оставлен в Петербурге; но Меншиков не согласился: после молодого императора Меншиков имел крупный разговор с Головкиным и также не уступал; Ягужинский отправился в украинскую армию. Тут князь Алексей Долгорукий, угрожаемый тем же, потому что зашел в расположении императора дальше, чем хотел того Меншиков, князь Алексей Долгорукий истощает все средства, чтобы заставить Головкина, Голицына и Апраксина действовать решительнее против Меншикова. Вельможи тайно совещаются, а между тем Меншиков облегчает им труд, опять раздражает императора. Он поехал к себе в Ораниенбаум, где должно было происходить освящение церкви, и прислал звать на это торжество государя, но не прислал приглашения цесаревне Елизавете, к которой Петр был сильно привязан. Император рассердился, послал сказать Меншикову, что не будет по причине болезни, и в ту же минуту уехал на охоту с цесаревною. По возвращении Петра II в Петербург над светлейшим разразилась опала.

Меншиков был свергнут, сослан; многим и многим стало легко от падения этого нового Голиафа[66], как они выражались; радовались в Петербурге, радовались и в Киле; цесаревна Анна писала сестре: «Что изволите писать об князе, что его сослали, и у нас такая же печаль сделалась об нем как у вас». Но скоро произошло явление, естественное в государстве, подобном Русскому первой половины XVIII века. Сильный человек как Меншиков, забравший власть в свои руки, по упомянутому выше отсутствию сдержек, слишком тяжело давал чувствовать эту власть; а когда эта сила отстранялась, то вследствие той же слабости, неразвитости общественной, непривычки к правильным, определенным движениям, происходит смута, разброд, конфузия, как выражались люди описываемого времени; эта конфузия, борьба отдельных сил с необращением внимания на интересы общественные и частные обыкновенно заставляют скоро жалеть о прежней силе, несмотря на то, что она очень тяжело относилась к обществу. Теперь по свержении Меншикова началась конфузия. Теперь не было более партий, связанных с вопросом о престолонаследии, как при кончине Петра Великого, партий, имевших важное значение для целого общества, действовавших во имя его интересов. При вопросе о том, кто будет на престоле: великий князь или одна из дочерей Петра, при вопросе о влиянии, которое будет иметь муж императрицы, или бабка императора (бывшая царица Лопухина), при этих вопросах люди, не имевшие никаких отношений к Толстому или Голицыну, не знавшие их вовсе, могли однако сильно сочувствовать тому или другому, с напряженным вниманием следить за их движением, радоваться успеху, печалиться при неудаче; борьба поэтому принимала величавый народный характер. Но теперь вопрос о престолонаследии был решен, и если малолетство императора допускало борьбу партий, то это были мелкие партии известных фамилий, не имевшие отношения к общему интересу: кто победит, Долгорукий или Голицын? Этот вопрос мог занимать только приверженцев той или другой фамилии. Борьба пошла теперь за фавор, и, что всего хуже, за фавор у государя несовершеннолетнего, нуждавшегося в строгих воспитателях и наставниках, а не в фаворитах, гибельных и взрослым, тем более несовершеннолетним монархам. Не знаем, насколько мы должны верить вышеприведенным жалобам австрийского посланника на то, что воспитанием маленького Петра пренебрегали при жизни его деда. Быть может, эти жалобы заставили Петра Великого обратить внимание на этот предмет и с настойчивостию требовать в наставники к внуку иностранца Зейкина[67], которого «искусство и добрая совесть» были известны императору. Зейкин, несмотря на понятное нежелание быть наставником у сына Алексеева, был определен, и в 1724 году Девьер уведомлял Екатерину: «Ее высочество, всемилостивейшая государыня цесаревна Наталия Петровна (младшая дочь Петра от Екатерины) и великий князь с сестрицею (то есть Петр с сестрою Натальею Алексеевною) обретаются в добром здравии и охотно всегда в учении пребывают». И вслед за тем Девьер писал: «Великий князь и великая княжна изволили писать по-немецки письма собственными своими руками, из которых изволите усмотреть, кто лучшее писал, и изволите о том отписать особливое письмо на то имя со благодарением; дабы могли впредь наилучшее писать и читать, и друг другу будут ревновать, и от ревности лучшее станут трудиться». Но мы видели, что после тот же самый Девьер свидетельствует, что Петр «как надел кавалерию, худо учится». Девьер говорил, что ученье пойдет еще хуже, когда ребенка обручат; но он ошибся. Меншиков честно исполнил свои обязанности относительно государя и нареченного зятя, и падение Меншикова было гибельно для Петра. Люди, которые употребили молодого государя орудием для низвержения тяжелого им правителя, этим самым преждевременно высвободили незрелые силы из-под необходимой для них опеки, остановив правильное их развитие. После Меншикова никто не имел силы заставить Петра докончить свое образование; напротив, для приобретения фавора прибегли к прислужничеству, к развращению. Попытки воспитателя Остермана напомнить о необходимости доучиться, а не спешить жить, остались тщетны, и легко было видеть, кто победит в борьбе: князь Дмитрий Голицын, по своей постоянной и открытой, смелой преданности Петру имевший более всех право на первенство, не получил фавора, потому что, по характеру своему, был менее всего способен прислуживаться; получили фавор князья Долгорукие, князь Алексей Григорьевич и сын его, пустой молодой человек, князь Иван, решившиеся забавлять молодого государя.

Стали жалеть о Меншикове; и первый должен был пожалеть о нем Остерман, которому начала грозить опасность, что его перестанут считать необходимым. Канцлер Головкин однажды обратился к нему с такими словами: «Не правда ли, странно, что воспитание нашего монарха поручено вам, человеку не нашей веры, да кажется, и никакой?» Головкину приписывали намерение заменить Остермана своим сыном. Барон Андрей Иванович начал употреблять все средства к спасению; завел переписку с бабкою Петра, Евдокией Федоровною, переведенною Меншиковым из Шлиссельбурга прямо в Москву, в Новодевичий монастырь, без свидания со внуком. Евдокии сильно хотелось поскорее увидаться с внучатами; она часто писала к императору, к Остерману, письма по старине, все в одних и тех же выражениях; приведем замечательнейшие к Остерману: «Андрей Иванович, здравствуй и с женою, а я помощию нашего бога и внучат своих приязнию еще жива. Благодарствую, что ты внуку моему и нам верно служишь, за что тебе заплатит бог, чего мы не можем вам заплатить; а что ж ты пишешь об своей службе, что известный мой внучата а ваши государи, и я велми радуюсь и молю бога кто им верно служит и нам. Еще же вас благодарствую, что ты по мне прислал новосочиненную службу в день рождения внука моего и абрис фейферка но короновании его манифест. Еще же ты упоминаешь что будто ясно мне пустыми словами, и я истинно о вас ничего пустова не слыхала и кроме всякой услуги ко внуку моему и ко мне, и кто мне говорил и у меня никогда етова не бывало чтоб мне верить и впредь не будет, что я вижу от вас услугу к нему и к себе, и как ты начал служить, так и служи и храни его здоровье, и я чаю что ты не на ково ево здоровье не променяешь и надеюсь на тебя крепко. Царица. 2 ноября 1727». В другом письме пишет: «Андрей Иванович! Долго ли вам меня мучить, что по сю пору в семи верстах внучат моих не дадите мне их видеть, а я с печали истинно сокрушилась; прошу вас дайте хотя бы я на них поглядела да умерла». В третьем: «А у меня истинно на вас надеяние крепкое, только о том вас прошу чтоб мне внучат своих видеть и вместе с ними быть, а я истинно с печали чуть жива, что их не вижу, а я истинно надеюсь, что и вы мне будете рады как я при них буду, а мне истинно уже печали наскучили и признаваю, что мне в таких несносных печалях и умереть, и ежели б я с ними вместе была и я б такие свои несносные печали все позабыла. Итак меня светлейший князь 30 лет крушил, а ныне опять сокрушают, и я не знаю сие чинитца от ково».