Генри Торо - Американская повесть. Книга 1

• Название: Американская повесть. Книга 1
• Автор: Генри Торо
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Морские приключения
• Год: 1991
• ISBN: 5-280-01727-2

В состав тома «Американская повесть» (книга первая) входят произведения, отражающие как различные направления в литературе США, так и реальную жизнь этой многообразной по социальным традициям, природным условиям и бытовому укладу страны. Это шесть произведений, представляющих развитие жанра повести в США в XIX веке. Среди писателей, входящих в сборник, — Г. Торо, Г. Мелвилл, Дж. Кейбл и др.

---

Я стояла и смотрела, как ловко он выводит лодку обратно, в более глубокую воду.

— Вы не торопитесь, — крикнул он мне. — Я буду близко. Джоанна лежит вон там, на дальнем конце поля. Раньше туда вела тропинка. Я ее хорошо знал. Я и на похоронах был.

Я нашла эту тропинку. Умилило меня открытие, что у этого одинокого места есть свои паломники. Следующие поколения будут знать все меньше и меньше о самой Джоанне, но к алтарям одиночества во всем мире проложены тропинки, их-то мир не может забыть, как бы ни старался; ноги молодых находят их из любопытства и туманных предчувствий, а старики несут сюда сердца, полные воспоминаний. Эта анахоретка была из тех, кто от горя не в силах выносить присутствие людей, слишком робкой, чтобы не пасть духом перед миром, который знала, но достаточно мужественной, чтобы жить в одиночестве, со своей грустной, неотвязной человеческой ношей, с затишьями и страстями моря и неба.

Птицы во множестве летали над могилой, они вспархивали из травы прямо у меня из-под ног, такие ручные, что мне нравилось представлять себе, как они от лета до лета поддерживают какую-то благодетельную традицию доверия и доброты между людьми. Дом бедной Джоанны сровнялся с землей, остались только камни фундамента, а о садике напоминал только один увядший куст долготерпеливой японской гвоздики, на который опустились большая пчела и желтая бабочка. Я напилась из родника и подумала, что время от времени другие последуют за мной сюда от суетливой и легкомысленной жизни на материке, что смутно, как во сне, виднелся в августовской дымке, на которую Джоанна в свое время, вероятно, глядела здесь изо дня в день. Там был наш мир, а здесь — гостеприимные ворота вечности. У всех нас в жизни, сказала я себе, есть место, удаленное, как остров, и посвященное несчетным сожалениям или тайному счастью; каждый из нас — одинокий отшельник или затворник на час или на день. Мы понимаем себе подобных, к какой бы исторической эпохе они ни принадлежали.

Но пока я стояла на острове одна, овеваемая морским ветром, до меня долетел звук далеких и полных веселья голосов и раскаты смеха с прогулочной лодки, увозившей в море юношей и девушек. Я поняла ясно, словно она мне сама это поведала, что и бедная Джоанна нередко слышит это в могиле, в летние дни, и наверняка радуется, несмотря на безнадежность зим, и все в мире печали и разочарования.

ГЛАВА 16 Великая экспедиция

Миссис Тодд никогда не предупреждала о своих планах и задуманных авантюрах на суше и на море. Она сперва договаривалась с первозданными силами природы и никогда не доверяла обещанной хорошей погоде, но изучала день в его младенчестве. И тогда, если звезды сулили хорошее и если ветер дул с хорошей стороны, откуда можно было не бояться ни туманной дымки, ни юго-западной духоты, тогда я, еще далеко не проснувшись, слышала шорох и стуки, как будто большая мышь возилась за обшивкой стены, и нетерпеливые шаги на крутой лестнице, что вела вниз, на ее главный продовольственный склад. Она бегала вверх и вниз, туда и сюда, словно уже пустилась в свою авантюру, и в великой спешке возвращалась за чем-то забытым. Когда я появлялась и начинала высматривать завтрак, она бывала рассеянна и скованна на язык, словно я чем-то ей не угодила и словно она из принципа с трудом удерживается от перебранки и словесных объяснений.

К таким переменам настроений я успела со временем привыкнуть и однажды утром в августе почти не удивилась ясному доказательству ворожбы, когда увидела, как мимо проехала лучшая линейка Беггсов, и узнала, что нам предстоит захватить припасы. Миссис Тодд мигом встрепенулась.

— Вот, надо бы мне знать! — воскликнула она. — Сегодня пятнадцатое августа, когда он ездит и забирает деньги. Он унаследовал от какого-то дядюшки с материнской стороны пожизненную ренту, и никто из родни жены Сэма Беггса не может ею распоряжаться, так что после смерти Сэма все пропадет. Но сейчас Сэм процветает, если можно говорить о процветании. Надо бы мне было помнить. Пятнадцатое августа — это его день, и обычно на обратном пути он заезжает пообедать к вдове своего двоюродного брата. Февраль и август — это его сроки. Пока съездит да вернется — вот целый день и пройдет.

Это сообщение показалось мне интересным. К концу голос миссис Тодд звучал недовольно.

— Мне припасы нравятся так же, как и повозка, — поспешила я сказать, имея в виду длинный высокий фургон, похожий на обрезанную кровать о четырех столбиках на колесах, в котором мы иногда передвигались. — В задок можно уложить все, что требуется, — корни, цветы, малину, за чем бы вы ни ехали. Гораздо удобнее, чем было бы с линейкой.

Вид у миссис Тодд был каменно-несогласный.

— Я рассчитывала на линейку, — сказала она, решительно сдвигая с полки буфета все безропотные стаканы, словно они позволили себе дерзость. — Да, сегодня мне нужна была линейка, я не по ягоды еду, и сушеной зелени на этот год мне тоже хватит. Сезон уже прошел, только осталось кое-что из позднего, — добавила она уже мягче. — Я еду в горы. Нет, не по ягоды. Я целых две недели это обдумывала и надеялась, что день будет хороший.

— Хотите, я с вами поеду? — спросила я честно, не без робкой опаски, что неправильно истолковала цель этого последнего плана.

— О-о, конечно, голубушка, — отвечала она приветливо, — ни о какой другой компании я и не думала, если вам удобно, раз бедная мама не смогла приехать. Я-то справляюсь с повозкой так же, как с хорошей лодкой. Так с раннего детства воспитана. Придется укротить и этот рыдван. Колеса на нем нужно укрепить, он так разболтался, что и издали слышно, как дребезжит. Корзину мы поставим впереди. Не хочу, чтобы она всю дорогу подскакивала и крутилась. Я еще напекла нам с собой печенья «Звездочка».

Это уже говорило о праздничном размахе, и любопытство мое возрастало.

— Вот только позавтракаем, — сказала я, — схожу к Беггсам за лошадью. И сможем тогда тронуться, как только вы будете готовы.

Миссис Тодд опять нахмурилась.

— Не знаю, — сказала она с сомнением, — хорошо ли нам ехать прямо так, как есть. Было у вас такое красивое синее платье… Хотя нет, в горы его надевать не стоит. Сейчас-то не пыльно, а для обратного пути, кто его знает. Нет, вам, наверно, не хочется надеть то платье и другую шляпу.

— Да, да, мне бы и в голову не пришло все это надеть, — сказала я, потому что меня вдруг осенило. — Если вы вздумаете ехать в большой шляпе, я вообще с вами не поеду.

— Вот это я называю хорошим поведением, — откликнулась миссис Тодд; весело тряхнув головой и широко улыбаясь, она направилась ко мне с блюдцем малины, уцелевшей от ужина. — Я и не думала, что вы все это наденете в место, где встретите решительно всех.

— О каком это месте вы говорите? — спросила я в крайнем изумлении. — Не о Бауденах? Я думала, они встречаются в сентябре.

— Не в сентябре, а сегодня, они дали знать среди недели, я думала, вы уже слышали об этом. Да, они изменили день. Я думала, мы все это обговорили, но вперед никогда не знаешь, как оно обернется, а тратить на разговоры целый день раньше времени как-то негоже. — Мисс Тодд не умела радоваться предвкушениям, но говорила как оракул, каковым и являлась. — Была бы с нами мать, поехали бы вместе, — продолжала она удрученно. — Я ее и вчера с вечера все высматривала и даже всплакнула немножко, но ее все не было, а она так любит ездить в гости. Будь у Уильяма хоть капля честолюбия, он бы уж привез ее. Мама любит разнообразие, и в нашей-то жизни разнообразия мало, а ей и в том приходится себе отказывать, если не явится на берег ко мне. Ехать на это сборище без мамы мне прямо как нож острый, и погода такая замечательная. Все будут спрашивать, где она. Раньше она хотя бы сюда являлась. Бедная мама, начала чувствовать свой возраст.

— Да вот она, ваша мама! — воскликнула я громко, так я обрадовалась, что скоро увижу милую старушку. — Я слышу ее голос у калитки. — Но миссис Тодд уже опередила меня.

И там, будьте уверены, стояла миссис Блекетт, она наверняка выехала с Зеленого острова еще до рассвета. По крутой дороге она взобралась так резво, что даже запыхалась, и теперь стояла у калитки и отдыхала. В руке она держала старинный коричневый плетеный ридикюль, словно ходила по гостям каждый день, и смотрела на нас как ребенок — с видом довольным и торжествующим!

— Ох, какой бедный, простенький садик! Ни одного-то в нем цветочка, кроме твоей любимой мелиссы. Но порядок в нем большой, Олмайра. Ну, как вы обе, готовы? — Она подошла к нам поближе на два шага со старинной и столь же прелестной, как и у себя дома, учтивостью. А перед миссис Тодд она сделала быстрый книксен.

— Ох, мама, какой же вы еще ребенок! Я так рада! А я тут как раз оплакивала вас! — сказала дочь с непривычной пылкостью. — Я так была огорчена, я добрых полночи не спала, все ругала бедного Уильяма, пока сама не расплакалась, а когда стало темнеть, только и делала, что бегала к калитке взглянуть, не попали ли вы в экваториальный штиль где-нибудь в бухте.